Дневник. 2009 год

14 апреля, среда.

Утром занимался не дневником, который, конечно, легче и в работе живей прозы, а все же продолжал «Кюстина». С перерывами на телефонные звонки работал почти до двух часов, а потом полетел в министерство культуры на совет по наградам. На этот раз проходило чуть больше двухсот человек. Рад, что поддержал Олега Гущина, который идет на звание народного артиста, он совершенно бесспорен. В этот раз на совете был Игорь Масленников, который ругал меня, что ничего не дали его фильму и за то, что сорок минут в Ленинграде прождал машину, которая так и не пришла, чтобы вести его в Гатчину. Это все недоделки организации, которые при Генриетте Карповне, были бы невозможны.На этот раз на совете всплыли и обнажились две тенденции. Те соискатели, которым мы на прошлом совете отказали потому, что не нашли в их деятельности достаточных оснований, кроме административного ресурса, с огромной энергией вернулись к нам, вооружившись звонками или повторными настойчивыми просьбами региональных министров культуры. Звонки, протекция, связи… Все, как на штурм, на повторное рассмотрение! Это, несмотря на то, что уже давно мы приняли на комиссии решение принимать к повторному рассмотрению работы только по прошествии года. Второе, на что я обратил внимание, это прицел большинства соискателей на звание заслуженного деятеля искусств. Оно в известной мере не очень определенное, расплывчатое, все забывают, что здесь существует слово «искусство» во множественном числе и, ощущая некоторую свободу толкования, налегают.
Как всегда, старались поддержать людей из провинции.
Вечером смотрел юбилейный концерт Аллы Пугачевой. Как ясно и свободно чувствует она себя в своей нише и в своем образе. Но ведь этот образ надо было создать, а на это ушли многие годы. Миллион русских баб подпевали ей, буквально подпевал весь зал, тоскуя о своей неосуществленной красивой любви.
16 апреля, четверг.Утро начал с замечательной колонки Швыдкого в «РГ». Это небольшой смысловой обзор литературы последнего периода, где ничего не было названо, но суть была справедлива. Надо заканчивать с прошлыми видениями, жизнь изменилась. Но Швыдкой не был бы Швыдким, если бы ему не нужно было бы выстроить свой, лоббируемый им ряд. Назвал, правда, и моего любимого Прилепина и Распутина, но скорее для отмазки, для того, чтобы в это мощное соседство вставить А. Варламова с ЖЗЛовским «Булгаковым» и Д. Быкова с ЖЗЛовским же «Пастернаком. Михаил Ефимович не может без своих присных. Он-то понимает, что создание атмосферы прозы и саму прозу не пишут так, как пишут тома ЖЗЛ. Возможно, это его групповой ответ на критику, которой подвергся и Быков, и Варламов, и сам Маканин с его «Асаном». Не воюет ли М. Е. с Поляковым?До двух сидел дома и что-то сшивал на компьютере, а к трем поехал на Ученый совет. Совершенно формально рассматривали типовой устав, который разработало министерство. Было предложение принять его весь, включая пункты о праве на сдачу цветных и ценных металлов и производство сварных металлических конструкций. Вот тут я и вмешался. Мне показалось, что для Литинститута это неприлично. Из устава выкинули и пункт о возможном президентстве. Людмила Михайловна, которая докладывала вопрос, сказала, что, дескать, есть какое-то указание, что там, где президент имеет место, то есть наличествует, его в типовом уставе можно оставить, а там, где, как у нас, такого действующего президента нет, то вводить его не следует. Но я думаю, по логике министерских бумаг и задач, что подобного указания не существует.
Вечером опять работал с Соней. Собственно, она из тома моих дневников собрала все цитаты, связанные с моим преподаванием. Все, что касается меня самого, мне это интересно и меня это волнует. Теперь я сижу и вместо Сониных легковатых комментариев вписываю свои, все то, что давно и крепко обдумано. Это если бы я сам писал статью о себе! Есин, не перехвали себя, слышу я голос В. С. Если все получится, я вставлю ее работу в уже подготовленный кафедральный сборник, который утонул в дебрях Агентства по печати. Во время совета мне раздался телефонный звонок - приехал Вилли Люкель, муж Барбары. Завтра обязательно с ним встречусь. Завтра же БНТ уезжает в большую поездку по Европе, включая и Марбург, меня опять не подвела интуиция, я решил не передавать своих новых книг Барбаре через него. Вот и Вилли подоспел.
18 апреля, пятница.Я, конечно, напишу и о встрече с Вилли, и о том, что вечером приезжал Юра Крылов, знакомый больного Юры Авдеева, рассказывал о нем. Тем не менее, с перерывами на гостей, я весь день сидел за компьютером и добивал шестую главу. Моя задача дописать ее до моего отъезда, чтобы в Хургаде - с 1-го по 10-е - заниматься уже Фадеевым.С огромного поля «РГ» отобрал несколько фрагментов, которые, мне кажется, надо бы обязательно внести в дневник. Во-первых, это, конечно, уже письменный комментарий, первую волну я слышал вчера по радио, по поводу голосования в Думе антикризисных мер и бюджета. «За» проголосовала только дружная «Единая Россия». Коммунисты, «Справедливая Россия» ответственности на себя не взяли. Консолидированный счет довольно значителен: бюджет: 313 - за, 87 - против. За одобрение антикризисной программы - 312, против - 90. Боже мой, кто-то кроме коммунистов уже посмел голосовать «против»! По этому поводу Грызлов сначала, как я сказал, по радио, а потом вот и письменно выказал свое негодование - «это настоящий вызов и попытка расшатать политическую стабильность в стране, которая на сегодняшний день существует». Я думаю, что депутаты все же спохватились и вспомнили, что они представляют народ, который не в восторге, что такие огромные деньги отданы банкирам и миллиардерам для выхода из кризиса. Правительство ведет себя так, как будто к возникновению кризиса оно не имеет никакого отношения.
Из новостей другого рода: снятие с Чечни контртеррористического режима. Посмотрим! Опять появился Сергей Сторчак, и опять ему предъявили ряд обвинений. Опять еще один взяточник-милиционер - «подполковника милиции Дмитрия Лузгина признали виновным в незаконном получении 300 тысяч долларов». Вымогал у двух фирм миллион долларов, а пока получил лишь «предоплату». Интересно, скольких всего обобрал за свою службу этот замечательный служитель закона? Пресса также много пишет об Алле Пугачевой, которая действительно лучше всех в этом жанре. Среди телевизионных поздравлений было и от Хазанова. Знаменитый сатирик в средневековом платье изображал Шекспира:
В который год в Британии твердят:
На королеву-мать похожа Алла
И с Элтон Джоном общего немало -
Ты тоже любишь молодых ребят.
С Вилли я первоначально решил пообедать где-нибудь в городе, а потом подумал, что задачу для меня можно облегчить, да и по себе знаю, что иностранцу всегда интереснее частный дом, нежели экономная харчевня. Сходили с Витей на базар и в магазине, на базаре - мясо и овощи, а в магазине разнообразные закуски и торт. Обедали на кухне все вместе, Виктор все замечательно приготовил: и салат, и нажарил мясо и картофель. Я выставил коньяк, от которого отпили по крошке. Разговаривали по поводу надвигающегося юбилея Ломоносова, я выдвинул идею, чтобы тот дом в Марбурге, где у хозяев на верхнем этаже живут студенты и где жил, когда был студентом, Ломоносов, просто назвали бы пансионатом Ломоносова. Организовать мемориальную комнату в частном доме невозможно, рано или поздно она опять превратится в жилую. А в замке надо бы сделать отдельную экспозицию, связанную со знаменитыми гостями города: Ломоносов, Пастернак, Гете, братья Гримм, Лютер - уже этого немало. Впрочем, после закрытия факультета славистики и имея в виду непробиваемую немецкую косность в области культуры, я во все эти начинания не верю. Говорили в том числе и о моем романе «Марбург», так и не изданном в Германии. О себе говорить некрасиво, но в кой-то раз о городе написан, кажется, неплохой роман, и пройти мимо него? Понимают ли это Вилли, Барбара и господин Легге, занимающийся культурой, я не знаю. В четыре я проводил Вилли к метро.
Положение с Юрой оказалось значительно тяжелее, чем я себе мог это предположить. У него, собственно, в голове четыре «дырки», всего у него было пять инсультов, начиная с первого в Риме, куда он покатил неизвестно зачем. После сравнительно легкого инсульта, когда у него на несколько дней отнялась рука и что-то произошло с половиной лица, он довольно быстро оправился. В Москве он снова начал попивать. Когда он приехал в Москву, мы перезванивались довольно часто. Потом он перестал отвечать на телефонные звонки. Юра-маленький зашел к нему домой и застал его в почти безнадежном состоянии. Сейчас Юра Авдеев живет вместе с дочерью и ее бойфрендом. По утрам все же самостоятельно выгуливает собаку. Говорит очень плохо, хотя может иногда сам позвонить по телефону. У него есть несколько слов, которые он повторяет, делая вид, что разговаривает.
Юра-маленький нынче работает в какой-то специальной налоговой инспекции по крупным предприятиям, приносящим особо крупные доходы в бюджет. Одновременно он поступил на второе высшее образование - учится на налоговика. Система оплаты - для очень молодых людей, собственно начинающих, такова: 10 тысяч в месяц, квартальные тоже 10 тысяч и раз в квартал выдаются еще некоторые платы. Раньше чуть ли не по 160 тысяч рублей, сейчас - по 85 тыс. В месяц выходит по 40 тысяч на круг, это несколько больше, чем у заведующего кафедрой. В связи с этим вспомнил тотальное путинское повышение зарплаты бюджетникам - чтобы не воровали. Кстати, вспомнил еще и милиционера-полковника. Не сказал ли здесь наш национальный лидер всем чиновникам-жуликам: welcome?
19 апреля, суббота.Утром по пустой Москве ездил в гараж. Мои попытки сдать мой гараж, который годами стоит пустой, ни разу не приносили мне удачи, пока я не поступил радикально: четверть от так называемой арендной платы я пообещал смотрителю, и все сразу сработало. Правда, невероятно дешево, но хотя бы хватает на оплату аренды. Все утро еще до поездки, а потом и после, когда я разогревал обед, меня буквально мучило «Эхо Москвы». Сначала они в переводе выпустили какую-то певицу, приехавшую в Москву. Та говорила на французском языке, что-то вроде Бораха или Бараша. Кроме того, что петь, она начала говорить нам, как она борется за права человека во Франции, а главным образом приехала и к нам, чтобы тоже бороться за наши права. Между многими словами и некими реверансами, которые перед дамой творили ведущие, я узнал, что и во Франции дама не родилась, а приехала, эмигрировала, кажется, из Англии. Правда, они три раза встречалась с Николя Саркози. Видимо, они в чем-то с этим президентом близки. Слушать эту лабудень было невыносимо. Что же дама, собственно, рекламирует: свои песни, интерес ли к себе или это болезнь - профессиональная любовь к борьбе за права человека? Особенно дама упирала на права какой-то общественной деятельницы в Азии, которая в опасности. Там, наверное, жрать нечего, а мы им про права.После возвращения из гаража, включив радио, я услышал конец некой передачи, где Андрей Ерофеев, брат Вити Ерофеева, разговаривал со своими, видимо, бывшими сотоварищами по работе в Третьяковской галерее. Дискуссия! Понял, что Андрея из галереи уже благополучно уволили. Младший Ерофеев требует наведения в Третьяковке своего порядка и своего понимания и строя этого учреждения, и его будущего. Вспоминал молодой человек и ненавистного директора Родионова. Как мне показалось, искусствовед хотел бы сам и бесконтрольно закупать работы и творить суд славы над художниками.
Судя по его словам, произведения, о которых он рассказывает, часто бывали созданными не самими художниками. Это лишь «проекты». Основные творцы - нанятые рабочие, которые действовали по указаниям. Двое других ребят у студийного микрофона, - обоих зовут, кстати, Кириллами, - начали говорить о том беспорядке, который либеральный искусствовед оставил после своего ухода с поста в Третьяковке. Андрей Ерофеев очень ловко старается заткнуть им их робкие рты. Ксения Ларина, которая ведет передачу, естественно, все и про все искусство знает, поэтому как может Ерофееву подыгрывает. Он ратует за бесконтрольность в покупках, за отделение от основной галереи «современных отделов».
В передаче отчаянно раздражала подвякивающая Ксения Ларина. Удивительно неестественно и противновато. В конце передачи кто-то из слушателей прислал эсэмэску, смысл которой была почти буквально такой: «Вы позор Третьяковки, а ваш брат Виктор Ерофеев позор телевидения».
Разговаривал с Игорем Львовичем из «Дрофы» по поводу книжки Лауры Зенгиевой «Чаша радости». Это смесь юношеских вздохов и искусствоведческих раздумий. По жанру - это какие-то медитации.
Уехал на дачу только в шесть часов. Виктор с Леной и Викой там уже со вчерашнего вечера.
Радио в машине включено. О последних выборах ректора МГУ, которые по закону он, кажется, не имел права проводить. Но пошли письма «заинтересованных лиц» и подхалимов и пр. и пр. Закон гибок, как ива. Поговорили о гигантском доме, который строится возле станции метро.
Меня все время это новое строительство раздражало: когда идешь к метро, был виден шпиль университета. Я всегда думал: почему при таком дефиците на землю в центре эти огромные пространства не застраиваются? Оказывается, все это земли университета, и я подумал, как это было верно - предусматривать будущее расширение, новые здания, факультеты. Но теперь университет эти земли продал. Теперь жена Лужкова Елена Батурина строит на этой земле новый жилой дом.
20 апреля, воскресенье.Проснулся довольно поздно, читал рассказ Саши Киселевой, потом ходил к реке вместе с С. П. Уехали в Москву в шестом часу. Дома смотрел по зарубежному каналу передачу, посвященную Пасхе и истории христианства. Зарубежные историки стараются и даже иногда почти доказательно по-своему трактовать те или иные положения Библии. Сегодня много усилий было потрачено, чтобы доказать что Понтий Пилат был несколько иным человеком, чем его описывало Святое Писание: решительным, жестким и бестрепетным, никаких рук он не умывал, но и судьбу Иисуса решил сам быстро и отчаянно, и никого в руки иудейского правосудия и иудейской толпы не передавал. Так обо всем этом умно и толково говорят, а я почему-то верю в истинность каждой буквы Нового Завета.Здесь же в передаче было также сказано, что антисемитизм, который на протяжении многих веков существует в мире, следствие именно этой религиозной коллизии. Боюсь, что это не совсем так. Просто опытным путем накопилось некоторое недоверие к отдельным представителям этого народа. Сейчас я пишу о русских олигархах, все это воспитанники советского времени, трое из четырех, о которых я уже написал, получили хорошее образование, но все это образование предали и вцепились в деньги, в обман такого глобального масштаба, что в современных условиях его можно назвать только бизнесом.
Вечером, когда приехал в Москву, обнаружил в почтовом ящике подарок от Ашота - несколько очередных газетных вырезок. Во-первых, из «Коммерсанта» с коротким списком премии «Нацбест» я узнаю, что в него попал мой ученик Сережа Самсонов. Здесь есть какой-то счет. Лиза Бергер, которая написала статью, говорит обо всех «выдвиженцах»: Герман Садулаев с романом «Таблетка», за который автор получает десять баллов, и четыре романа с шестью баллами: «Степные боги» Андрея Геласимова, «Тайная жизнь петербургских памятников» Сергея Носова, «Нефтяная Венера» Александра Снегирева и «Аномалия Камлева» Сергея Самсонова. Это мой ученик, и это почти все новые деятели нашей литературы. Закрывает список с семью баллами счета Илья Бояшев. А не попросить ли мне моих студентов всех их перечитать? Дальше Лиза Бергер сокрушается, что за заявленную организаторами массовость - литература для всех, литература не «толстых журналов», приходится платить. Жертвами, дескать, этой массовости стали Леонид Юзефович, Борис Минаев и «даже вполне массовый Андрей Рубанов». Они все были номинированы в длинном списке! Я рад за Сережу, которого я, сознавая его бесспорный талант, напечатал с романом еще в нашем институтском «Вестнике». Неужели пробьется?
Другие вырезки были менее для меня актуальны: судится Хуциев с Михалковым, художники борются за новое здание Третьяковки возле Крымского моста, как же они это здание раньше ругали, а теперь вот пригодилось. Во Владивостоке рейдерским захватом попытались взять Госуниверситет экономики. Экономика, как и ожидалось, волшебным образом не поднимается.
20 апреля, понедельник.Утром я, раб чужих дел и обещаний, повел своих студентов на радио «Культура» на Пятницкую. Меня просто поразила их дисциплинированность, которая так им не свойственна: Сема Травников, Аня Петрашай, Марк Максимов, Саша Киселева, Вера Максимова все явились с точностью курьерского поезда. Это была просьба начальства, обращенная к постоянному ведущему Анатолию Макарову: что-нибудь помоложе, все зубры литературы в эфире уже отметились. Надо сказать, что мои ребята не подкачали: собственно, поставлено было два вопроса: что они думают о сегодняшней литературе, ее состоянии, и что они думают о литературной тусовке? Но был и еще один вопросик, который я бы назвал провокационным и злым. Дело в том, что утром я достал из ящика газету со списком писателей, которые едут в Лондон на неделю русского языка и лондонскую ярмарку, зачитал его и спросил у ребят, кого они, молодые литераторы, знают из этого списка: Терехов, Маканин, Славникова, Архангельский, Шишкин, Быков. В списке, конечно, все имена очень достойные, но опять же - молодые их не знают.Прямо с Пятницкой поехал в институт, где довольно долго сидел над работой Сони, а потом вместе с Ашотом пешком шли домой. Обо всем переговорили, о зарплате, о неравенстве в институте, о бухгалтерии, где оказалась дочь главного бухгалтера, получившая литературное образование. Девушка, впрочем, очень неплохая и толковая. Все, естественно, получают много больше, чем М. О. Чудакова. У нее ведь ведет всего-навсего четверть ставки.
21 апреля, вторник.День опять пойдет кувырком: к 13. 40 меня опять вызывают в суд, значит, придется переносить семинар. Приехал вовремя в уже знакомый мне Замоскворецкий суд. Оказывается, на одно время назначено три или четыре дела. Я не успел предупредить ребят из семинара и очень нервничал. Меня удивило, что после моего письменного заявления во время прошлого заседания меня до сих пор вызывают. Естественно, эта трусливая и лживая сука Ф. Ф., иначе я его после всего, что произошло, назвать и не могу, не явился. Я разнервничался, попытался отпроситься у судьи Пашкевич, она тряхнула своей золотой прической - ждите. Я на все плюнул и полетел в институт, опоздав почти на час.Семинар прошел быстро. Саша Кузнецова дала на обсуждение рассказ «Счастливая жизнь Жерара», хорошо, плотно написанный рассказ - здесь молодой парень-историк, его мать, живущая в недалекой провинции, в общем, семейная история. Для художественной полноты чуть не хватает пространства времени, все это крепко, с «художественными средствами» выписано. На нашей защите диплома рассказ прошел бы с большим успехом, но была здесь и некая литературная заданность, которую ребята быстро углядели. Я по обычаю отбивал, но понимал, что ребята, многие из которых пишут значительно хуже, попали в точку.
Сегодня же Соня отнесла в «Фаланстер» по пятку моих книг - и «Твербуль» с Дневником и переписку с Авербухом, я хочу посмотреть, как это будет продаваться.
Я давно заметил, что я человек долга. Так жалко Любовь Михайловну, которая договорилась, что я пойду в театр Пушкина на спектакль «Офис», но два дня назад позвонила Галина Александровна Ореханова - 21-го в театре у Т. В. Дорониной премьера, которой я давно ждал и даже боялся - «Мастер и Маргарита» в постановке Валеры Беляковича. Я уже было стал отговариваться, что приду в следующий раз, но Галина Александровна сказала, что на этот раз сам Белякович выйдет на сцену в роли Воланда. Предупредить Любовь Михайловну я уже не мог.
До похода в театр, почти как обычно, пошел с Юрием Ивановичем, - мне еще предстояло дать интервью Русскому телевидению. Грядет день рождения Ленина, и, как обычно, в это время все вспоминают, что я единственный автор романа о Ленине, написанного после перестройки. Неожиданность момента заключается в том, что никто этого романа не читал, и в соответствии с наплывом времени предполагают, что роман вполне в духе эпохи, а точнее, в духе покойного Волкогонова. Так и тут, мне задали три вопроса и на все три, как я понимал, почти издеваясь над корреспондентом, он не получал искомого, вернее, подходящего к современной идеологии, ответа. Дескать, Ленин превратился в миф, а разве Александр Македонский и Иван Грозный не мифы? Но в мифы переходит далеко не каждый деятель. Поговорили о красном терроре. А разве не было белого? Разве перемена формации, при которой происходит депопуляция народа, не террор? А разве не существует экономического террора? И так далее.
Теперь о «Мастере». Собственно, почти впервые я вижу МХАТ им. Горького не только полным, а буквально набитым. Посадили нас с Юрием Ивановичем в первый ряд. На этот раз я цветов не брал, а приготовил с подарочной надписью для Беляковича свою новую книжку. Так потом с первого же ряда ему ее и вручил.
Я ведь так долго живу, что помню и спектакль Любимова с чуть обнаженной Маргаритой, качающейся на часовом маятнике. Это, к сожалению, все, что я помню. Начался спектакль так, что я немножко заволновался. На сцене на каких-то цепях висели листы тонкого белого металла. Ну вот, опять у Валеры какие-то металлические конструкции, как в его спектакле по Островскому. Но погас свет, и на этих листах высветился почерк Булгакова, а сами листы превратились в листы рукописи, парящие в темном небе. Ну да, как бы рукописями Булгакова был оформлен спектакль и в театре Гоголя. Но вот из-за этого металла с грохотом и звоном появилась свита, спектакль начался. Совершенно неожиданным, а не привычным сухим джентльменом, вышел Воланд у Кабанова. Это было мгновенное разочарование, что не играет сам Белякович. Но и Кабанов творит что-то необыкновенное по отдаче и характеру. Здесь я опять засомневался, но немедленно понял, здесь нет стремления, булгаковский текст полностью перевести в сценическое действие - другая художественная эстетика. Огромные куски текста, будто в радиопередаче, были просто произнесены. Это был дерзкий, но вполне удавшийся замысел. Первое действие шло два с половиной часа. Практически зал выслушал почти полный текст романа. Это, по крайней мере, серьезнее того, что на телевидении показал нам Бортко. Об отдельных сценах: в ресторане (я сразу подумал о минувшем съезде кинематографистов) бал, на Патриарших прудах я уже и не говорю…
22 апреля, среда.После вчерашнего спектакля и празднества спал, как всегда плохо, а тут еще пришлось вставать чуть ли не в шесть. Несколько дней назад по наводке Надежды Васильевны договорился с агрономом, который обрезает деревья. Сад у меня совсем пришел в упадок, несмотря на то, что я и сам кое-что подрезал, все заросло и не плодоносит. Но дело даже не в плодоношении, а в ощущении порядка. Утром около восьми встретился около метро с Юрой, молодым парнем, который, видимо, сколотил бригаду и вот теперь ездит по весне по участкам. Расценки довольно весомые: семьсот рублей за старую яблоню, их у меня штук десять.Юра парень славный, оборудование, включая «садовую» бензопилу, которой можно работать одной рукой, у него с собой в рюкзаке. Вполне спортивный, рабочая одежда тоже в рюкзаке, я его даже и не признал, когда встречал. По специальности он агроном, кажется, даже в Тимирязевке и работает, но сколотил - он за главного, - бригаду и теперь ездит по всему Подмосковью.
Доехали в разговорах быстро, зарабатывает он, видимо, хорошо, есть машина, но из той породы русских людей, который не может согласиться с существующим порядком. Поговорили о богатстве, о насилии над русскими, о так называемом русском фашизме. Кстати, любопытный знак, вчера днем, между прочим, перемолвились с Женей Сидоровым, он рассказал, что в центре Ролана Быкова был намечен к показу фильм, который чуть ли так и не назывался - «Русский фашизм», но, по словам Жени, «скинхеды» окружили толпою дом, и показ не состоялся. Русский националист - для меня понятие не бранное.
Как только приехал в Обнинск, раздался звонок Лени Колпакова: умер Глоцарь и сегодня с ним прощаются в Доме литераторов. К сожалению, я уже подъехать не смогу. Лег в ночь на 19-е в постель и не проснулся. Под Пасху. А потом опять новый звонок: на этот раз Саша Колесников, он, как и я, в разных комиссиях, не забыл ли я, что мы сегодня с ним идем на «Горе от ума» у Любимова? Мы рабы нашей мобильной связи. Конечно, забыл, но обязательно пойду: во-первых, это новый спектакль, который Любимов подготовил к своему 90-летию, во-вторых, срабатывает интуиция, что надо себя пересилить, с чем-то я там встречусь любопытным.
Пишу все это на даче. Вчера вечером прочел, что Михаил Кузмин обладал редкой способностью работать везде. Я вот тоже последнее время вожу с собою компьютер. Юра, я слышу с террасы, режет яблони. Все это продолжается часа два, потом он полез замазывать какой-то пастой сверкающие первозданной свежестью срезы на яблонях. Я уже начинаю греть чай. Посчитали расходы - 5 тысяч рублей. На участке осталась целая гора толстых и тонких веток. Убирать ничего не стал, да я бы и не смог. Как удивительно я приноравливаюсь к старости, начал на нее ссылаться. В пятницу или субботу приедет Витя и все уберет.
Но какая же у меня неуемная жадность и к людям, и к стремлению докопаться через них до постулатов устройства нашего отечества. Во всем этом есть какое-то нездоровье, пусть даже будет плохо, но по-моему. Но, к сожалению, многое так и получается.
На обратном пути опять два часа сладкого разговора с новым человеком. Я расспрашиваю Юру о садоводстве, о том, как ухаживать за яблонями, он охотно со мною делится знаниями. В том числе и о голландском методе выращивания растений в теплицах. Там все чисто, вместо грядок лотки, куда укладывают пластмассовые мешки с земельной смесью. В каждый такой мешок помещают по росточку: готовая качественная земля, нет сорняков, удобно поливать и подкармливать. В этом году, может быть, проведу запланированный ремонт теплицы. На следующий, е. б. ж., так и посажу. Пока все подоконники у меня заставлены горшочками с рассадой. Потом говорим с Юрой о сельском хозяйстве, вернее, о его краже, о стремлении подогнать все к какому-то термину, например, - ферма. Я полагаю, что «ферма» не потому, что есть понимание, что это такое, а лишь бы что-то новое и не колхоз, который по сути (особенно совхоз) и был фермой с грабительской системой оплаты. В разговоре вплыла и Тимирязевская академия, в которой сейчас новый ректор. Здесь так же, как и в МГУ, который уступил территорию возле метро под жилой квартал, шла активная распродажа учебных хозяйств, участков, опытных полей. Всего, что было мне рассказано, я даже и не решаюсь вставлять в дневник. А какие защиты, какие доктора и какие доценты!
Почти не отдохнувши, еду на Таганку. День сегодня начался с шести. Как меняется восприятие и как быстро угасают когда-то звонкие кумиры. Уже фойе театра с портретами, как талисман, Высоцкого и большим количеством разных скульптур, хотя и знаковых, с горящими на трех роялях в белых чехлах свечами, с необычной керамической люстрой наверху, все это кажется мне уже давно отжившим, даже провинциальным. Впрочем, в отличие от Доронинского МХАТа с вечной нехваткой денег, здесь все блестит, и новые, удобные мягкие кресла с откидывающимися сиденьями.
Спектакль, который идет два часа, вынес с трудом. И тут же пожалел, что в свое время недосмотрел, ибо было так же трудно и тягомотно, спектакля по той же пьесе в «Современнике». Спектакль, естественно, с дурной мейерхольдовщиной, от которой несчастный Всеволод Эмильевич, конечно бы, открестился. Все шло в неких, как сейчас на окнах, только огромного размера, развевающихся шторах, которые ползают по пазам. Такие ленточные пластмассовые шторы у меня на кухне. И вся женская часть еще и на пуантах. Ну, это мы уже видели и у Райхельгауза в Театре современной пьесы. По типажам я бы даже принял актеров, и Чацкого, и Лизу, и Софью, которую традиционно ни один театр не разгадывает. А она просто умна, умнее всех и теряет своего единственно возможного в этой среде спутника жизни. Все остальное чудовищно. Среди зрителей много молодых людей, которых, предполагая, что они читать ничего не станут, приводят в театр, чтобы образовывались. Многим из них так теперь и будет на всю жизнь казаться, что именно эту белибирду, когда монологи Фамусова перемежаются громкоголосием песен любимца Лужкова Газманова, русский классик и написал. Сам Любимов в начале спектакля стоял - мы сидели в тринадцатом ряду, почти возле выхода - с электрическим фонариком в руке и вспышками подавал актерам какие-то сигналы. Осветительная аппаратура была, видимо для рифмы, установлена и на сцене. Один раз какой-то смысл мелькнул: фиксировать знаменитые реченья и цитаты, но все и это опять в шторах замылилось. Состоялась бессмысленная казнь великой пьесы русского театрального репертуара.
23 апреля, четверг.Надул я своих ребят: Гришу Назарова, Сашу Рудевича и Васю Попова. Они сегодня объявили о собственном поэтическом вечере, я обещал прийти, но не приду. Когда вчера уезжал с дачи, забыл там телефон, и вот пришлось вернуться. Выехал на машине утром, часов в девять, по дороге заехал в аптеку за энапом от давления и в магазин за молоком. Потом в самом Обнинске заехал в магазин строительных материалов. Купил пленку на теплицу и фарфоровую статуэтку - «Кот и повар». В магазине открыли небольшой отдел антиквариата: бюсты и бюстики Ленина и Сталина, подстаканники, не очень дорогие картины, несколько старых книг, утюги, самовары. Подумал, не отвезти ли мне туда на комиссию кое-чего и из моего барахла? Я не люблю расставаться ни со своими вещами, ни с вещами близких мне людей, но все время думаю, что после моей смерти это все превратится в никому не нужный хлам. И еще одно наблюдение: в этом антикварном отсеке, кроме подсвечников и утюгов, очень много немецких, да и русских металлических касок, пуговиц от мундиров, фляжек - здесь же проходила линия фронта, все это лежало по подвалам и чердакам. Как война, оказывается, еще близко.Чувствую себя плохо, весенняя, а может быть, и старческая вялость, почти ничего не делаю, но решил написать свой излюбленный обзор прессы.
В среду вышла «Литературная газета». У них опять какой-то юбилей, есть любопытные статьи. Все, естественно, работают в своем ключе. Евгений Александрович Евтушенко просит колонку для Людмилы Улицкой, вспоминает о Диме Быкове и для компании вставляет в свой текст имя Распутина. Саша Ципко пишет о шестидесятниках и попутно говорит о нелюбви к советской власти. Впрочем, в его статье есть интересные мысли, факты, а иногда и признания. Как я понимаю, нынешняя система далеко не для всех является благом. Даже для избранных, которые продолжают свое духовное совершенство и раскрываются как выдающиеся личности. И тем не менее, тем не менее. «Конечно, среднему, не обременённому раздумьями о смысле жизни человеку брежневская система давала куда больше, чем нынешняя. Последнюю даже системой нельзя назвать». Круто, я не обремененный…
Дальше факт поразительный, я пока не берусь его как-то осмыслять. Алексанр Ципко передает свой разговор после возвращения из Польши, где уже гудит «Солидарность», с А. Б. Чаковским, знаменитым главным редактором «Литературной газеты». Событиям в Польше Ципко придает особое значение, возможно, и совершенно справедливо.
«В 1980 году польская «Солидарность» открыла всем срок окончания коммунистического эксперимента, по крайней мере в Восточной Европе. Мы в ИМЭСС АН СССР вместе с Алексеем Елымановым в 1982 году написали в закрытой записке, что, по всем данным, к концу 80-х социализм в странах Восточной Европы умрёт». Но теперь, так плотно уже процитировав статью, я не могу не обозначить и этот разговор ее автора с А. Б. Чаковским. Здесь есть некая сенсация. Сюда большую цитату-монолог.Просмотром газеты я был немножко расстроен, среди многих имен сегодняшних писателей мне места не нашлось, а потом сообразил, и не могло найтись, здесь же был и некролог М. И. Кодину. Я еще помню, как мне позвонил Леня Колпаков и спросил, можно ли вставить в некролог мысль, что покойный Михаил Иванович был душою премии «Хрустальная роза Виктора Розова»? Жалко Мих. Иван. Наш клуб после его смерти может и постепенно затухнуть. Некролог подписали: «С. М. Миронов, председатель Совета Федерации ФС РФ; Н. И Рыжков, К. Глухих, член Совета Федерации ФС РФ; М. И. Ножкин, народный артист РФ ; С. Н. Есин, зав. кафедрой Литературного института им. А. М. Горького, члены Московского интеллектуально-делового клуба (Клуб Н. И. Рыжкова).В нескольких номерах «РГ», конечно, много пишут о кризисе. Ощущение, что и журналисты, и власть испугались. Я всегда вспоминаю слова одной из моих знакомых, занимающейся экономическими проблемами. Она всегда, когда возникали колебания, любила говорить, что проблему надо решать циничнее. Вот и теперь, когда через много месяцев и лет циничного подхода наше правительство обнаружило, что может потерять власть, оно как бы оглянулось вокруг и с удивлением увидело то, что до него видели все, кроме него: что этот бедный народ оно загнало, как старую шахтную лошадь. И если бы только это!. Одновременно правительство обнаружило, что оно само в это же время жило припеваючи. И даже не только оно, но и все прихвостни, все сошки большие и малые, которые как-то соприкасались с властью и делением общего дохода. Вдруг в верхах забеспокоились о невероятных бонусах, которые выплачивают, вернее, выдают себе и своим слугам главы корпораций, наполовину государственных, забеспокоились по поводу огромных зарплат, невероятных представительских расходах и прочем. Не отсутствие хлеба вызовет революцию, а экономическая демагогия: «Если у бедных нет хлеба, почему они не едят пирожных?»
Два любопытных материала в номере за вторник. Один доцент МГУ им. Ломоносова рассматривает занятную ситуацию в… Карловых Варах. «Из 5 тысяч домов и 25 тысяч квартир 10 процентов находится в собственности у россиян. Три тысячи человек проживает на курорте, у знаменитых вод постоянно, половина их составляют пожилые люди». Дальше: «Что бросается в глаза? Те же немцы, что приезжают на курорт, в своем большинстве простые работяги, средний класс. Что же касается россиян, то, видимо, большинство - пенсионеры из обеспеченных семей. Чаще всего их дети состоятельные чиновники», - утверждает автор. Дальше идут еще интересные пассажи о наших знаменитых Марциальных водах, о знаменитых водах Камчатки, о Кавказских водах, куда не брезговали ездить представители российского царского дома. Здесь тоже можно задать много вопросов, но автор делает это мельком, сосредотачиваясь на другом. Ой, боюсь, что кризис у нас не только в экономике. «Поступки представителей элиты рассматриваются по другим критериям». Следующий абзац небольшой статейки я, пожалуй, выделю шрифтом:
«Элиту составляют люди, которые ответственны за создание комфортных условий жизни своим согражданам. Взамен элита получает статус, привилегии и те самые зарплаты, которые так азартно обсуждают обыватели. Поэтому критерий оценки представителей элиты - качество жизни. В нашем случае - россиян».
Вот может все же ученый так сформулировать, что хочешь не хочешь с ним согласишься. Что-то всегда похожее с тем, что сказал доцент МГУ Магомед Яндиев, я ощущаю, когда вижу, как выступают наши министры, политические и общественные деятели. Наблюдаю, даже когда без бумажки говорит спикер Госдумы Грызлов или замечательно читает с узких и коротких листов сам В. В. Путин.
Другую любопытную статью написал ведущий научный сотрудник ВИАПИ Валерий Сарайкин. Не упоминая слова «кукуруза» и, видимо, даже не думая об этом замечательном растении, он, тем не менее, опять поднял этот важный для России вопрос: если есть Господняя воля, то кукуруза будет расти и на Севере. Естествен, здесь я вспомнил Хрущева. И может быть, его бы и не вспомнил, если бы в статье Сарайкина не упоминались «первые лица страны».
Меня всегда пугает, когда в промышленность ли, в экономику, в конкретные знания, как решающие эксперты, вмешиваются первые лица страны. Еще больше пугает, когда коллектив инженеров, ученых и политических деятелей, людей, которые над той или иной проблемой долго размышляли и экспериментировали, немедленно с барской идеей соглашаются. Ах, Сарайкин, действительно, на миру и смерть красна. Я бы так подробно всего не писал, если бы дело не касалось самого животрепещущего - мяса, говядины, еды. Слава Богу, с помощью Сергея Лисовского, бывшего или шоумена и импресарио, депутата, который когда-то выносил из Белого дома знаменитую коробку из-под ксерокса, у нас в стране все в порядке с птицеводством. Но вот с говядиной:
«В апреле первые лица страны сформулировали свое видение выхода из тупика: создание крупных ферм. И обещали, что именно крупные хозяйства получат господдержку». Теперь я прерву цитату, чтобы сказать, что любую господдержку я вижу, как известную картинку из нашего революционного прошлого «Семеро с ложкой, а один с сошкой». Эта картинка была помещена в учебниках по истории для средней школы. Я вижу этот лакомый хрустящий «чемодан», полный господдержки, которую разворовывают большие чиновники. Уж потом что-то получает и человек с сошкой. И тут мне опять видится некая другая, уже литературная, в словах картина: «Как мужик трех генералов прокормил». В мое время эта сказка Щедрина тоже была в школьном курсе. Ну да ладно, продолжим цитату. Что же надо сделать чтобы говядина на прилавках была не импортной?
«Но представляется, что это тупиковый путь. Надо как раз наоборот: диверсифицировать и распылить выращивание КРС».
Статья называется «Скотовод с ружьем». Это еще и о том, какую лакомую добычу представляют большие стада в государстве, где стадо могут просто с помощью подкупленной милиции или даже без ее помощи отобрать и перегнать в другой регион. Я заостряю на этом свое внимание еще и потому, что Толик, мой бывший шофер, житель из-под Ростова, рассказывал мне какие-то подобные истории. Тогда, правда, была еще террористическая ситуация на Кавказе и войска из Чечни никто не выводил. Спускались лихие люди с гор и угоняли стада.
Хотел еще написать страничку или две в роман, но так устал с этим дневником.
24 апреля, пятница.Собственно, одна причина у меня утром уезжать с дачи - в три часа вручение премии Солженицына. Вот уже премия, где никто не скажет, что дают ее неталантливым или случайным людям. Особенных обязательств здесь у меня нет, но решил показать московский литературный бомонд Вилли. К сожалению, он что-то перепутал и не сходил в среду, как я планировал и организовал, в театр Гоголя на «Портрет». В этом смысле, программа, которую я ему и Барбаре составляю, оказалась неполной. Встретились без двадцати три на выходе станции метро «Таганская». Но еще до этого у станции «Парк культуры» пересекся с Юрием Ивановичем. Он передал мне кое-какие распечатки из Интернета, связанные с моей шестой главой, и дал «на просмотр» свои соображения - он теперь, взяв, видимо, пример с меня, ведет дневник, - связанные со спектаклем «Мастер и Маргарита». Пропускаю весь обстановочный материал, но два соображения показались мне занятными. Сначала это, конечно, трактовка двух противопоставленных героев: Понтий Пилат и Мастер. Юрий Иванович очень остроумно видит здесь диалог Сталина и Булгакова. Все остальное- «материализованные символы зла».Второе соображение касается сроков публикации романа - должна была уйти «хрущевская «оттепель» с ее пафосом развенчания культа личностей».
В этом году премию, второй раз «посмертно», дают В. П. Астафьеву. Церемония прошла блестяще, а фуршет, как и обычно, был очень хорош. Писатели любят поесть, иногда даже, как мне показалось, едят впрок. Собственно, кроме отъехавших в Лондон любимцев Сеславинского, были все. Во-первых, конечно, бывшие лауреаты премии: Л. Бородин, В. Распутин, Ж. Миронов, Б. Екимов, В. Курбатов. Вела, как и бывало в последнее время, Наталья Дмитриевна, не повторяясь, хорошо, но информационно говорила. Основное, что я уяснил, что «премиальное дело» - это меньшая часть работы Фонда: основное - библиотеки и помощь старикам, бывшим лагерникам. Новым в церемонии, чуть ли ее не погубившее, было то, что Наталья Дмитриевна прочла одну из небольших глав из неопубликованной работы А. И. Солженицына о В. П. Астафьеве.
Действительно, грандиозный текст, после которого говорить кому-либо было невероятно трудно. Тем не менее, представление от имени жюри П. Басинского выдержало это давление. Потом несколько слов сказал В. Непомнящий о Марии Ивановне (?), жене покойного В. П. И довольно долго с сухой, часто и церковной риторикой говорил Вал. Курбатов.
Евг. Попов оказался земляком Астафьева, он тоже сказал несколько слов, без витиеватости, вспомнил улицы, места. Это, кажется, запомнилось. Показали еще и четыре минуты фильма: Астафьев и Жженов, наверное, они оба имели право. Без малейшего сочувствия и сострадания к прожитым собственным годам, но с редкой ненавистью к советской власти.
На фуршете не утерпел и съел кусок пасхального кулича.
25 апреля, суббота.Утром уехал на дачу в Обнинск. Витя с дочкой и Леной уже там. К сожалению, выполнить обычный маневр с покупками в «Перекрестке» не удалось. Проезд с Киевского шоссе на Калужское, сразу же за Кольцевой, которым я регулярно пользуюсь, оказался закрытым. Я полагаю, что это связано с какими-то правительственными перемещениями или с перемещением войск к параду 1-го мая. Пришлось дунуть напрямую по Киевскому. С началом сезона начались и пробки. Правда, практически весь отрезок пути до Алабино за последние года три, когда я по этой дороге не ездил, превратился в мощное шоссе. Остался в первозданном виде только участок от Апрелевки до Алабино, вот тут-то и собралась «гармошка».Неторопливая дорога ведет к размышлениям. Из последнего, но зато и самое сильное, это установка на участках, где дача С. П., новых трехфазных счетчиков. Как я много раз писал, это поселок очень богатых людей, в котором С. П. почти единственное исключение. В связи с тем, что этот поселок почти рядом с Москвой, то многие из имущего контингента выстроили огромные, иногда и трех- и четырехэтажные дома и живут здесь круглый год. Все хотят жить в тепле и комфорте. Чтобы потреблять для хозяйства и отопления значительные мощности, нужно трехфазное электричество. Но оказалось, что богатые люди самые вороватые. Счетчики подкручивали, показания сбивали и т. д. Чтобы предотвратить высокопоставленное воровство, было придумано новшество. Счетчики в богатом поселке стали устанавливать не как обычно, в домах, а развешивают на вершинах столбов, с которых идет подключение. Теперь счетчик на виду, вороватый Кулибин не достанет…
На даче собрал весь лес, который нарубили, обрезая яблони, а потом съездили с Витей в Обнинск и быстро купили три листа поликарбоната для теплицы.
Поздно вечером в своей комнате смотрел фильм «Распутник» с Джонни Деппом. Американские актеры сильнее, чем наши, интернационализированы. Их хорошо знает молодежь, их образы и роли в ее памяти. Еще раз убедился, что когда создан образ, сюжет имеет лишь определенное значение.
26 апреля, воскресенье.Утром я опять долго и настойчиво работал с компьютером. Решил завершить хотя бы набросок шестой главы. Времени, чтобы отшлифовать это во время отпуска в Хургаде, не будет. Позвонил издатель - к 15-му надо сдать предисловие к «Молодой гвардии» Фадеева: «Кроме вас в Москве этого никто не напишет». Когда к часу проснулся Витя, начали снимать стекло со старой теплицы. Если обшить теплицу новой пленкой, не надо будет каждый год вставлять разбитые стекла и заменять подгнивающие рамы. День был жаркий, работал с огромным удовольствием, будто вернулась юность. Все совершенно чудесно: бродит по участку Лена, ползает и радуется жизни Вика. В обед ели замечательную окрошку, которую ребята задумали и сконструировали еще до моего приезда. Почти сразу же возникло ощущение мира и забытое ощущение семьи, но весь день я чувствовал рядом с собой Валю.Днем подумал, что не смогу просто так отпустить Виктора. В деревне сейчас ни работы, ни занятий. Я, конечно, дам ему денег, как и прошлый раз, когда он покупал дом. А дачу надо снова красить, кого-то нанимать или просить. Я решил, что надо Виктору дать заработать, я заплачу ему тысяч пятьдесят за работу, это ему будет на первое время - пусть, пока я буду в отпуске, обивает дом сайдингом.
27 апреля, понедельник.Нашу прессу захватила новая сенсация. Суть происшествия такова: проректор по хозяйству Полярной академии в Ленинграде «заказал» нового «ректора»: даму, которая полезла в его финансовые дела. Довольно забавно, что органы, чтобы изобличить преступника, организовали инсценировку убийства.Опять ездил в институт, чтобы поработать с Соней. Уже вечером и после многих часов за компьютером доделал главу «Кюстина». Теперь постараюсь в отпуске ее облизать, в общем, глава мне не нравится, ее документальность очень принижает прозу.
28 апреля, вторник. День прошел по принципу чертова колеса: то вверх, то вниз. Утром - семинар, а вечером, в пять часов - надо было переезжать в Дом национальностей на вечер «Литературной газеты». Как потом выяснилось, Поляков позвонил БНТ и попросил ему прислать студентов. Как я понял, на вечер ждали главу администрацию президента г-на Суркова. Тот, естественно, не приехал. Нам же было сказано, чтобы этот студенческий десант был организован за счет времени семинаров. Многие наши преподаватели так и сделали. Я заранее договорился со студентами: давайте утром на семинар, а вечером на торжество «Литгазеты». Зато вы сможете съездить на праздники домой, передвинем расписание. Под звуки «ура» так и сделал.Вечер оказался не так хорош, как мне бы хотелось. «Литературка» обещала сделать отчет. Как и всегда, говорили лишь старые носороги. Моим студентам слова не дали. Впрочем, Ваншенкин сказал главное: а почему здесь я не слышу ничего о качестве литературы?
29 апреля, среда. Встал около четырех, Витя еще накануне приехал с дачи, чтобы идти в институт и утром везти меня в аэропорт.1 мая, пятница.Первый раз проснулся часов около шести, подумал, что пора вставать, потому что надо заполнять дневник, но сон опять сморил. И вот так несколько раз, закрывая глаза, уговаривая себя, что лишь на минуточку и проваливался опять на полчаса или двадцать минут. С самого начала или в эти последние дольки снилась В. С. Опять где-то в больнице, в каком-то полуразрушенном доме. Я ее поднимал с постели, она была невесомо легкой, но живой, и я радовался и гордился, и мне казалось, что жизнь моя снова начинается. Обрадованный, и одновременно понимая, что это лишь сон, думал, что надо скорее проснуться, зафиксировать это ощущение новой жизни и счастья, чтобы оно не ускользнуло, но опять засыпал, пока не справился с этим наваждением. Как и планировал с вечера, встал с постели около половины девятого. Это опять знакомый отель, казалось бы, знакомый, но совершенно иной, чем в прошлый раз номер. Мебель, шторы, расположение - все стандартное и одинаковое.Пробуждение - это еще и ужас от огромного количества предстоящей работы: чего я только с собой не захватил. Здесь и пачка газет, и студенческие работы, и целая библиотека по Фадееву, надо написать предисловие к «Молодой гвардии». Я это обещал. Надо еще вставить цитаты из Кюстина в текст романа.
Еще в самолете начал читать сборник «Александр Фадеев в воспоминаниях современников». В свое время этот сборник подарила мне Нина Ивановна Дикушина. Она всю жизнь занимается творчеством Александра Александровича. Вот и до этой книги, не читанной ранее, дело дошло. Здесь два очень интересных момента: во-первых, какая бездна поразительных, скрытых от меня ранее эпизодов из 30-х годов и вообще из истории этого периода советской литературы. Насколько интереснее и полнее изучать историю литературы по этим документам, нежели по учебникам, которые предваряют даже такие талантливые лекторы, как В. П. Смирнов. А второе - ощущение, что мои покойные друзья и товарищи, готовые помочь мне - в данном случае, я имею в виду мемуары покойного, как его в институте прозывали, «Вороныча» Евгения Ароныча Долматовского, - это почти история возникновения и правки «Молодой гвардии». Среди, в общем, достаточно «юбилейных» оценок иногда проскальзывают и далеко не благостные. Сразу понимаешь сложность времени и характера главного героя книги. Вот Симонов. «Причины для того, чтобы перебросить меня с «Нового мира» на «Литгазету», были у Александра Александровича Фадеева, и причины для него, очевидно, достаточно веские, если говорить о том литературном политиканстве, которое иногда, как лихорадка, судорожно овладевало Фадеевым…» Дальше опять кое-что занятное и в принципе, мне не известное. «В истории с критиками-антипатриотами, начало которой, не предвидя ужаснувших его потом последствий, положил он сам, Фадеев, я был человеком, с самого начала не разделявшим фадеевского ожесточения против этих критиков».
Возвращаюсь ко вчерашнему. На берегу во время отлива увидел большую красную медузу. Сегодня с утра было ветрено. По отелю разгуливают русские дамы в коротеньких трусиках и лифчиках, полагая, что так и доvлжно, что это продолжение пляжа. Никто никогда не подумает, что это мусульманская страна, здесь каждый работающий уборщиком или официантом мужчина никогда не видел своей жены обнаженной.
2 мая, суббота.Утро довольно пасмурное, но, как и обычно, к середине дня разойдется. Весь день читаю сборник. В этом сборнике с множеством авторов встречаются поразительные детали из истории литературы. В Москве все это обработаю и, возможно, сделаю вставки в дневник за эти дни. Это Фадеев, а возможно, и не сделаю, все сохранится в самой статье об А. А…С. П. смотрел телевизор и рассказывал новости. Их практически две: встреча Первого мая в Германии, проходящая под лозунгом острой критики капитализма, и новостей, связанных со свиным гриппом. Они неутешительные. Как и в случае с кризисом, быстрее и точнее всех реагируют китайцы. Они полны решимости бороться с этим гриппом, как и с птичьим. Пока они отменили все рейсы из Мексики в Китай.
3 мая, воскресенье.Сегодня уезжает Владислав Александрович Пронин. Жизнь моя обеднеет, они все время разговаривают с С. П. о зарубежной литературе, а я слушаю. Слушать какие бы то ни было соображения В. А. - одно удовольствие.По отелю видно (а мне-то это хорошо заметно, потому что мне есть с чем сравнивать, я здесь как минимум четвертый или пятый раз), что и здесь начали экономить. Связано это, конечно, с общим с оттоком туристов. Меньше официантов в столовой, скромнее кормежка, менее разнообразные десерты, эта экономия видна и по многим другим признакам. Пляж тоже почти пустой, даже по сравнению с зимним временем. Я думаю, из русских ездят сюда те, которые называются средним классом. Это молодые банковские служащие, многочисленные конторские девицы, разные менеджеры и прочие. Наши банки за последние времена получали такие огромные и несопоставимые с банками в других странах и в других областях доходы, что вынуждены были их скрывать за специально раздутыми штатами и раздутыми зарплатами персоналу, который не играет решающей роли в банковской деятельности. О банковских доходах говорят хотя бы те немыслимые проценты, которые банки берут за свои услуги именно в нашей стране. Еще несколько дней назад по радио я слышал о значительных цифрах уволенных из банков людей. Когда этот молодой и жадный до удовольствий контингент сократился, сложности возникли и в туризме.
С невероятным удовольствием читаю теперь уже и саму «Молодую гвардию». Фадеев совершенно справедливо писал, что проиграл свою писательскую жизнь, занимаясь организационными делами. Раньше, в детстве и юности, я все же многое пропускал в этой книге, шел к подвигам, к действию. Но как же здорово и композиционно, и по материалу написано начало, экспозиция романа. Как мастерски Фадеев представляет своих героев, а потом вовлекает их в действие. Сейчас с такой простотой и прямотой подробностей уже не пишут - немодно, но только попробуй написать что-то подобное. Сколько для этого надо иметь уверенности и сил. На задней обложке, как всегда, делаю выписки, вернее, отмечаю номера соответствующих страниц. Кое-что тоже, может быть, буду впечатывать.
4 мая, понедельник.Вчера с опозданиями, ожиданиями и нервами проводили В. А. Пронина. Наконец-то я все дочитал и теперь попробую писать статью о Фадееве. Все это я делаю на пляже, под зонтом.Вроде бы свиной грипп пошел на попятную.
5 мая, вторник.Весь день на свежем воздухе писал статью, а в номере перепечатывал на компьютере. Я отчетливо представляю, что в Москве не будет в ближайшую неделю ни одного свободного часа. Утром на пляже к нам подошел местный аниматор, привлеченный маленьким компьютером С. П. Слово за слово, и я приступил к своим обычным расспросам. Сам парень оказался из бойкой Одессы, а в Египте уже пять лет. Платят здесь европейцам сносно. В большие отели египтян стараются на работу не брать, они «ленивые» - я с одесситом не согласен - и «у них «време» какая-то особая категория». Наш отель считается на побережье лучшим. Здесь больше «иностранцев», чем русских. В отелях с тремя-двумя звездами контингент, по мнению одессита, страшный. Некоторые русские приезжают с намерением: «Свои шестьсот долларов возьму обратно выпивкой» - пьянки, драки. Разговорились по обслуживающему персоналу отеля. Официанты, уборщики и садовники получают копейки - 50-60 долларов. Они питаются в специальной столовой тем, что остается от постояльцев, ну, это понятно. Спят в помещении, где койки стоят в два-три этажа, и тем не менее довольны и своей работой и тем, что работают.По телевизору сегодня два интересных известия. В Грузии накануне маневров НАТО вроде бы взбунтовался бронетанковый батальон, но приехал Саакашвили и всех сразу же усмирил. Похоже, это некая очередная история, разыгранная властью по заранее подготовленному сценарию. Таким образом, сорвали очередной демарш оппозиции. В Турции во время свадьбы неугодный жених, которого буквально накануне свадьбы сменили на более богатого, расстрелял при помощи нанятой команды чуть ли не 70 человек. Вот тебе и новые Ромео и Джульетта. Джульетта вместе с новым женихом погибла одной из первых.
6 мая, среда.Умер генерал Валентин Варенников. Еще осенью я сидел с ним за столом на дне рождения Татьяны Васильевны Дорониной. Как горько, какой образец для молодой жизни! В Грузии очередной приступ активности оппозиции.7 мая, четверг.Потихонечку, но моя статья о Фадееве и «Молодой гвардии» продвигается. Вряд ли в ней будет что-то новое, но самое выделение материала говорит о концепции. В принципе я понимаю жуткое положение Фадеева: между его врожденной честностью, по-юношески пониманием долгом коммуниста и обывательским: жить хочется. А понимаю, значит - прощаю и защищаю. Сегодня он беззащитен - значит надо помогать. Наша литература и мелкие ее предводители. Литвожди еще готовы оставить Серебряный век, но уже все советское, более к нам близкое, надо уничтожить, чтобы возникла пустыня. В пустыне горами могут показаться кротовые холмики.Самое интересно за весь день - это разговоры в бане. Сегодня разговорился мощный парень лет сорока. Они из Башкирии, поэтому - не обошлось, конечно, и без моих занятных вопросов - рассказы особенно увлекательны. Уважаемый Муртаза Рахимов все еще сидит на прежнем месте. По конституции - два срока, но вроде теперь уже идет, чуть ли не пятый. Президент на пенсии. Все экономические тучи рассеялись. Все башкирские заводы теперь скупила Москва. Раньше все было, как говорится, рахимовское, теперь - московское. Как повествует мой банный собеседник, - политика Путина в действии. На вопрос: зачем ему столько, Рахимову, надо? - последовало некое сочувствие: сын один, а у того нет детей, кому достанутся сказочные богатства? Его сын, уже год, как только возникли какие-то юридически-финансовые трудности, находится в больнице. В какой-то нефтяной специальной больнице в Уфе отгородили этаж, и там теперь на всякий случай находится наследник. Между больницей и офисом фирмы одинокого пятидесятилетнего сына-наследника как челнок ходит закрытый автомобиль, в котором, возможно, находится важный пациент, второй автомобиль - с охраной. Но, возможно, пациент сидит где-нибудь в Хургаде, как и мы в парной, и поправляет здоровье.
В Грузии оппозицию крепко побили. По телевидению выступает Нино Буржанадзе, выпускница МГУ. В свое время бывший спикер парламента одарила уважаемую Любовь Слиску, заместителя спикера нашего бессменного Грызлова, какой-то золотой безделушкой. Была крупной ненавистницей России. Такой ее и запомнил. Молодые грузинские женщины рвутся к власти.
8 мая, пятница.Просто героическими усилиями все же дописал предисловие к «Молодой гвардии». Самое удивительное, что, кажется, все получилось. Останется только на компьютере вставить цитаты, но это позже. В Москве сразу же, как полагал раньше, на дачу не поеду. Буду приводить в порядок предисловие, буду готовиться к семинару и доправлять «Кюстина». В него тоже хорошо бы вставить что-нибудь из самого автора, из книги. К сожалению, в Москве, уезжая, я схватил впопыхах стопку выписанных цитат, да не ту.Вечерами по какому-то российскому, но для зарубежья, телевидению единственному, дают сразу по две серии «Семнадцать мгновений весны». Смотрим как впаянные. В этом году фильм показывают в цветном варианте, и я наконец-то увидел самое начало сериала, которого прежде никогда, ни в цветном, ни в черно-белом виде, не видел. Вообще, я никогда не видел целиком ни одного сериала. Цвет вначале показался мне излишним, плоским, разрушающим документальность, но вскоре я понял, что он сильно дополняет ранее мне неизвестное. Какие же все-таки были мундиры? Какого цвета были стены в гестапо? Но это, собственно, далеко не главное, что меня поразило. Как сильно в философском плане за двадцать лет этот фильм вырос, как смело в наше время зазвучали вдруг разговоры о национализме, о золоте партии, даже о фашизме.
С. П. читает Дневники Дж. Фаулза, к которым меня пока не подпускает, и эротический роман Масимы «Цвета радуги».
9 мая, суббота. Все, как никогда, не бывает: и утром встали, и приехали в аэропорт, и улетели своевременно. По дороге думал, почему «ленивые» арабы на пустом месте, в пустыне наладили у себя дешевый и удобный курорт, а мы в Сочи сделать ничего подобного не смогли? В Сочи все дорого и кругом невероятное хамство. И в аэропорту у них порядок, и посадка, и автобусы уходят и приходят вовремя. В уже «нашем» самолете сажусь на указанное в билете место, ноги не повернешь, ряды кресел сближены неимоверно. Табличка, на которой стоит цифра ряда, в котором я сижу, заклеена пластырем, поверх выведено 41. Чуть отгибаю эту живопись, и открывается стандартное, видимо, родное - 35. Значит наши умельцы в самолет «вставили» еще шесть лишних рядов. Это опять все тот же «эффект Сочи». В самолете, когда стали кормить, стюард сказал, что еда египетская, рыбы нет, только говядина. С некоторым даже укором, дескать, у нас ассортимент лучше. И опять - какая большая порция, вкусно, сытно. Это я к тому, что на наших самолетах уже давно стали кормить неважно. Живем ради прибыли. Еще недавно вспоминал основной закон бизнеса - прибыль. Но разве нет еще и жизни, увлечения, преодоления, которое, наверное, должно быть и здесь?В самолете дочитал работу о театре Сони Луганской. Ах, как хорошо читается под шум мотора, ничто не отвлекает. Здесь нет внешнего хода, вслед за историей, много сухости, но плотность материала и его обилие подавляют, создавая особенную стилистику. Как факт истории, работа, конечно, существует. Надо только будет поменять название - «Театр в моем городе». Ввести «местную компоненту» -«Ставропольский театр и театральное дело на Северном Кавказе» спустить в подзаголовок. Надо также еще поправить и библиографию. В целом настораживает только стилистическая разница двух частей работы.
В самолете же прочел два довольно больших материала. Это рассказы Саши Нелюбы и Веры Матвеевой. Рассказы Нелюбы будут обсуждаться. Все очень жестко, почти по-мужски, правда, у Веры - помягче, потеплее. Как-то внешне, по жизни, мои институтские девушки живут одинаково, об этом и пишут. Для Саши мне надо придумывать амплуа, она не беллетристка.
В аэропорту Внуково с удивительной скоростью прошли контроль и получили багаж. Ждал Витя, который встречать меня приехал из Обнинска. Дома - новостишка: к Игорю из Киева приехала его девушка Лена, прелестная и растерянная, живет уже неделю. Холодильник, естественно, пуст, но зато в доме редкая чистота и порядок у меня на столе. Торжественного парада на Красной площади не увидел, но в десять из-за наших домов чуть-чуть поднялась шапка салюта.
10 мая, воскресенье.Днем звонил Леня Колпаков. Он, который по работе в курсе всех новостей писателей, и Ашот, который вечно сидит в Интернете, обычно приносят не самые лучшие новости. Умер Анатолий Захарович Рубинов - легенда нашей журналистики и, как я всегда полагал, просто замечательный человек. Прошел, между прочим, фронт и войну. Я помню, как мы с ним были вместе в Таиланде, и помню все наши разговоры. Так сжалось нехорошо сердце. Теперь думаю, чтобы так все у меня совпало по времени, чтобы я успел и сумел попасть на похороны, лишь бы не во вторник.Утром же позвонил С. П. У него постоянные проблемы со стояком канализации в его старом блочном доме. Накануне рабочие прочищали этот стояк у него целых шесть часов. Теперь надо поехать и купить для него так называемый «запорный клапан», чтобы хоть как-то спокойно уходить из дома - переполненная канализация не будет иметь обратного хода. Быстро сели в машину, поехали и все купили на хозяйственном рынке на 43-м километре. Но перед этим объехали пять или шесть ближайших к нам магазинов. Там везде стоит дорогая керамика и разные дорогие побрякушки, мелочами никто из наших бизнесменов не интересуется. В палатке на рынке я спросил у продавца, часто ли этот «запорный клапан» спрашивают. Да, часто, ведь большинство москвичей живут не в элитных квартирах. Это я все к нашему удивительному русскому бизнесу.
По дороге, когда ездили туда-сюда, С. П., который, как и я, внимательно следит - этому нас научила покойная В. С. - и за экономикой, и за политикой, рассказал, что сейчас в Москве возникла проблема с крановщиками башенных строительных кранов. Раньше эти самые квалифицированные на стройке люди получали по 70-90 тысяч, сейчас зарплату им резко понизили, и крановщики отказались работать. Вроде бы сейчас на крановых башнях сидят выходцы из бывших республик.
Вечером позвонил Коля Головин и пригласил поужинать в его ресторане. Я отвез в подарок свою последнюю книгу, где в словнике несколько раз встречается его имя. В качестве ответного жеста он меня хорошо накормил: рыба дорада, прекрасный и большой итальянский салат. Очень интересно рассказывал о владельцах и учредителях. И замечателен был его рассказ еще и о том, как он боролся с воровством среди молодых менеджеров. Я всегда думал, что молодые не воруют. Да еще как! В качестве некого «свидетеля» он пригласил для исполнения роли посетителя студента Щукинского училища.
11 мая, понедельник.Плохо спал, но, кажется, все закончил. Утром еще навел марафет в рукописи и теперь не уверен, что люди, ради которых я, собственно, гробился в отпуске, выполнят свои обязательства. Издатель пока не звонил, а Ира из нашего «Колокола» сказала, что вроде бы следующий номер пойдет сдвоенный, и вообще к верстке она еще не приступала.Днем созвонился с Егором Анашкиным, и решили поехать к Юре Авдееву. Как ни странно, ему все же лучше, мне кажется, он почти все понимает, но еще не все может сказать. Дома с ним все время и, пожалуй, безотлучно находятся его дочь Маша и собака. Пес вырос и меня уже почти забыл. Чтобы поддержать Авдеева, я принес ему свою последнюю книгу. Он сам нашел свою фамилию. Больной с кашей во рту Авдеев напомнил мне в какой-то момент Валю. Она так же, когда что-то не могла сказать, начинала хитрить и пользоваться обходными формулами. Но она все-таки на какой-то период восстановилась. На обратном пути долго шли с Егором пешком, перебирая все последние события искусства.
В Москве пожары. Еще утром по радио слышал, что горит какой-то игровой клуб в районе Новинского бульвара. Пожарные машины обстреливают его водой с Садового кольца. Садовое перекрыто в обе стороны. А вот вчера в Москве тушили пожар на газовой магистрали: взорвалась труба диаметром в метр и с давлением в 12 атмосфер. Столб огня поднимался, как говорили по радио, на высоту в 150 метров. Все это произошло в нашем районе на Юго-Западе. Обо всем этом, может быть, я и не вспомнил, но в метро, по дороге к Авдееву, прочел в «Российской газете» большое интервью главного государственного инспектора по пожарному надзору Геннадия Кириллова. Здесь много интересного, я выделю два момента. Первый выглядит так: «Недавно я заехал в сельскую больницу, а мне главный врач говорит: «Геннадий Николаевич, вы требуете, чтобы у нас была пожарная сигнализация, а у меня нет нормального прибора для анализа крови. Для меня что главнее? Я же врач, должен лечить…» Если на все сказанное посмотреть по Фрейду, как на оговорку, то станет ясно, как обстоит дело и с медициной, и с противопожарной сигнализацией. Второй подобный момент связан с темой поджога: выгорают центры больших старинных городов, застроенные деревянными историческими зданиями. Поджоги совершаются, чтобы отдать в застройку эти лакомые и дорогие участки земли. И вот тенденция: «В среднем по России количество поджогов ежегодно увеличивается на 5-7 процентов». Дальше идет комментарий: «Причем горят не только жилые дома, но и рынки. Идет война за передел собственности».
Вторая заметка, которую я с интересом прочел, касалась свиного гриппа. Он в двух неделях от Москвы. Газета, которую я читал от 5-го мая.
Лена, девушка Игоря, уехала сегодня вечером в Киев.
12 мая, вторник.Все утро «Эхо Москвы» говорит о гибели губернатора Иркутской области. Все, как обычно, летел вертолетом. Тем более что вертолет какой-то частный, американский, зарегистрированный чуть ли не в Московской области на имя некого бизнесмена, уже это вызывает некоторые вопросы. Официально продолжают утверждать, что губернатор Игорь Есиповский совершал в воскресенье облет, чтобы выбрать место для рекреационного центра. Это у журналистов вызывает сомнение, похоже, что опять охота. Вертолет взорвался, не очень ясно, пять человек или четыре летело в нем, поднялся в воздух вертолет тоже с просроченным разрешением на вылет и прочие детали. Это уже гибель третьего губернатора. Ощущение, что это месть свыше, за какие-то провинности. По радио был опрос: одна из женщин говорила, что пусть все же летают и охотятся, но за свои денежки и на своих вертолетах.С одиннадцати в институте, кое-что доделал по кафедре, в частности, решили с Надеждой Васильевной сделать график на июнь, на защиту дипломов каждому преподавателю. Дипломников-заочников нынче 67. График я делаю, дабы наши преподы не решили, что учебный год уже закончился. Ректор, я его встретил во дворе, лукаво улыбается: закончили ли ваши мастера отдыхать после праздников. Е. Ю. Сидоров уехал во Францию, пропустив не один, как мы, а два семинара, договорившись, кажется, с Николаевой, чтобы его студенты походили к ней. К ректору, как я его просил, он не зашел, полагая, что сойдет. В принципе ничего страшного, как-нибудь обойдется.
Семинар прошел довольно благополучно. Меня определенно восхищает чутье наших студентов. Сема под орех разделал Сашу Нелюбу за ее холодность и формальное письмо. Лучше прошла Вера Матвеева, хотя первый ее рассказ о какой-то секте педофилов сильно пощипали. Если уж берешься за что-то серьезное, то обойдись без скороговорки.
После семинара приехал все же издатель «Молодой гвардии», пожалуй, я на отдыхе гробился напрасно: крайний срок не 15 мая, а еще через три недели. Воистину, автор бесправен перед издателем. Передал текст, обещали завтра перезвонить.
Совершенно обессиленный, пришел домой после семинара. В Москве похолодало, упало давление, но есть еще и ощущение надвигающейся болезни, все ломит. В постели лежал и просматривал книги, представленные на премию Москвы. Здесь роман восьмидесятилетней Еремеевой, актрисы Малого театра и жены Ильинского. Действие в Канаде и полно милых коммерческих штампов и красивостей. Собрание рецензий Якубовского на хорошей бумаге и чуть ли не за всю жизнь, и, как всегда, еще один «собранный» том из МХТ им. Чехова - критика за первые сезоны существования театра. Все это боковые ветви настоящего творчества. Исключение составляет, пожалуй, только сборник Инны Кабыш, но, кажется, она не нравится дамам из комиссии.
13 мая, среда.В Москве похолодало, упало давление. Или именно поэтому или потому, что простудился, утром встал с постели, все болит, мышцы, суставы, кости, болит голова. Но, может быть, здесь и какое-то отравление. В понедельник купил на рынке возле метро «Университет» килограмм творога, хотя понимал, что из-за праздника, наверное, не было подвоза, и утром во вторник этот творог с таким же не очень свежим кефиром съел. Кстати (вечером у меня все «кстати»), по одной из программ показывали страшный фильм о современной торговле продуктами в супермаркетах. После этого я просто боюсь что-то покупать, это стремление продать все, даже испорченное, видимо, в русской торговле неискоренимо. Есть приемы, в которые просто невозможно поверить, но приходится. Витя тут же рассказал, что когда они с Леной купили какие-то сладости в Обнинске, то обнаружили три или четыре, одна на другой, наклейки со сроками давности.Отравился или нет, но вставать было нужно: сегодня в Доме журналистов прощание с Анатолием Захаровичем Рубиновым. Ах, как жалко этого человека и легенду нашей большой журналистики. Из-за немощи Витя меня подвез до ДЖ, а потом отвел машину в Лит.
К моему удивлению, как я ожидал, ДЖ не был полон. Но народ все же пришел, люди немолодые, уходит наше поколение. Встретил Лену Мушкину, Юру Изюмова, Удальцову. Пришел совершенно больной, как и я, Леня Колпаков. Был, конечно, Слава Басков.
Гроб с телом привезли чуть позже назначенных одиннадцати часов. Внесли гроб шестеро молодых солдат в черной форме десантников. Другие ребята с автоматами в руках стояли возле гроба все время гражданской панихиды . Я положил к гробу свои две скромные розы и, понимая своеобразие зала, перекрестился. Кстати, в некрологе внизу все же написали, что он, дескать, был евреем, что справедливо, и подвергся гонению, не взяли на журналистику в МГИМО. Анатолий Захарович, оказывается, Абрам Залманович! Вот удивили. Здесь, как у Плисецкой или у Додина, национальность не в счет. Не успокоятся, все борются с советской властью. Анатолий Захарович лежал на своем печальном ложе, казалось бы, без малейших признаков смертельной усталости. Здесь же сказали, что за несколько дней до смерти вышла его огромная, чуть ли не в 1000 страниц книга, последняя в жизни. Можно ли так говорить, но 86 лет, сержант-фронтовик, прошедший войну, огромная прижизненная слава, миллионы читателей, ясность и работоспособность до последнего дня, и внезапная, не мучительная смерть в День Победы.
Прекрасно и глубоко вел церемонию прощания телеведущий Млечин. Действительно, талантливый человек, нашел нужные слова и говорил не о себе, как в таких случаях бывает, а именно о покойном. Я дождался конца церемонии и выноса тела. Прощай, Анатолий Захарович!
Доплелся до Литинститута, успел переговорить с Н. В., как надо было ехать сначала на Пушечную к книголюбам, договориться об открытии в Ярославле съезда экслибрисистов, а потом на экспертный совет по премиям Москвы. Здесь все проходило не совсем так, как мне виделось. Пожалуй, впервые за последнее время были явные лидеры и в литературе, и в искусствоведении. Инна Кабыш, очень неплохая поэтесса, а книга Олега Кривцуна - явление уникальное. Было плохо, т. е. почти без конкурса, театр, будто его в Москве и нет, но вот в номинации «искусствознание» четыре фамилии. Через комиссию пробить Кривцуна мне не удалось. Я его прочел, а в газете у Полякова была рецензия, следовательно, он тоже знает. Все наши театралы заговорили о том, какой замечательный человек Яблонская. О Солюнисе, который еще вчера был прекрасен, уже и забыли. Книжка Яблонской очень неплохая, но ведь выбираем из лучшего. При голосовании наша комиссия, которая почти вся состоит из людей театра, выбрала все же представителя своего цеха. Вдобавок ко всему еще и отсутствующая Вера Максимова приказала присовокупить свой голос. Занятно, что книгу никто не читал, а она, в общем-то, лишь интересный сборник материалов. Злой был как черт, не потому что получилось не «по-моему», а потому что получилось несправедливо, все свелось к своим цеховым интересам, и все остались довольно. Такая же коллизия возникла и при голосовании заслуг Олега Пивоварова - все у него печатаются, да и мужик он неплохой, но журнал, который раньше освещал театральную жизнь всей России, теперь делает, в лучшем случае заказные номера и освещает театральную жизнь Москвы. Когда комиссия закончилась, кто-то принес потрясающую новость: сняли ректора ГИТИСа Хмельницкую. Не за воровство же, как уже сняли целую плеяду ректоров. А в общем, не очень верится.
14 мая, четверг.Зная мой повышенный интерес к сфере управления высшим образованием, Ашот обычно присылает мне по телефону сообщения. За последнее время подобные сообщения зачастили. Вот сегодняшнее: «Снята с должности ректор ГИТИСа М. Ю. Хмельницкая - за развал работы» Я ему тут же написал: «Давай подробности». Ашот тут же ответил: «И. о. ректора ГИТИСа Ю. Шерлинг, со шлейфом криминального прошлого». Но и эта новость уже просочилась в публику. Сегодня «РГ» пишет: «Шерлинг - заслуженный деятель искусств России, театральный режиссер, композитор и бизнесмен». «РГ» приводит данные и из собственного досье: «Имя Юрия Шерлинга стало известно в 1977 году, когда он создал в Биробиджане Еврейский камерный музыкальный театр. В начале 90-х вокруг него, президента Международного неправительственного фонда «Дом детей-сирот», возникла череда скандалов, связанных с торговлей жизненно важными человеческими органами. Отвечая тогда на вопросы журналистов, Юрий Шерлинг заявил, что «ни он, ни руководимый им фонд никогда и нигде не занимались продажей человеческих жизненно важных органов». В связи с этим я вспомнил о недолгом ректорстве в РГГУ господина Невзлина и о других сообщениях, которые хранятся в моем телефоне. Буквально на этой неделе Ашот мне писал об отстранении ректора Медицинской академии в Москве и об отстранении еще другого ректора, тоже Медицинской академии, где-то в северных регионах.Днем, практически как поднялся, занимался часа три бумагами В. С., собирал и раскладывал по файлам ее газетные статьи последних лет. Надо обязательно сделать ее полную библиографию. Пока перебирал эти статьи, я думал, что эта библиография практически история советского кино за тридцать, даже почти сорок лет. Постепенно вырисовывается та книга, которую я сделаю в память о В. С.
Ближе к обеду еще раз прочел дипломную работу Сони Луганской, она приехала после экзаменов по стилистике, и мы с ней разобрали замечания. Экзамены она сдавала у Папаяна, с которым по ее словам она вошла в некоторые трения, когда он дал для анализа предвыборную речь С. П. Толкачева. Я, кстати, прочел этот кусочек, меня удивило, что опытный Папаян не понял жанра именно предвыборной речи с ее нагнетаниями, через которые проблескивали подтексты. Из других новостей для меня есть одна печальная: окончательно ушел из института вытравленный нашими же деканатскими силами Виктор Андреевич Тычинин. И Соня призналась, что без него в физкультурном мире института стало холоднее. Соня также сказала, что у студентов уже устоялось прозвище для нашего ректора - Дедушка. Что-то не верится.
Был вечером в гостях сосед Анатолий, принес мне тарелку с макаронами и рыбой - очень вкусно, поговорили о жизни. В одиннадцать сел смотреть конкурс песни Евровидения.
Чуть ли не забыл. Утром еще читал сборник Адольфа Дегтяря «Чеченский дневник». Очень простые, даже незамысловатые стихи, но над некоторыми я плакал. Вещь, конечно, значительная, но, как и все, что мимо тусовки, пройдет незамеченной.
15 мая, пятница.Ну вот, наконец-то я увидел этого самого победительного Шерлинга. Это же какие надо было иметь связи, чтобы просто попасться на глаза министру. Но все по порядку, потому что здесь все имеет некоторое значение. А если говорить по чести, то уже и дневник смертельно надоело писать, держусь за него, чтобы хоть как-то заполнять свою жизнь.Утром все же собрался и поехал на дачу. Как всегда, по дороге заехал, несмотря на все страхи, вызванные телевизионной передачей о состоянии пищи в больших супермаркетах, купил какие-то куриные котлеты, немного свинины в виде эскалопа, кефир, много фруктов, хлеб, банку любимого мною кальмара в масле. На даче, естественно, ничего и не жарил, буду ждать С. П., который обещал подвалить завтра, ел только кальмары с хлебом и пил кефир. Естественно, осмотрел все Витино строительство и мою теплицу. Сделал он уже много, но еще и осталось много. Я форсирую работы, потому что когда он уедет мне будет сделать все и кого-нибудь нанимать самому труднее. Потом, естественно, немножко полежал с тайным желанием заснуть и пошел в теплицу копать грядку, заросшую сорняками и сажать помидоры.
Перед этим долго и дотошно читал «Независимую газету». Взял с собою тот номер, в котором была рецензия Максима Лаврентьева на мой «Твербуль». И здесь он, как и в прошлый раз, когда писал обо мне какую-то статью и тоже в «Независимой», написал провидчески. Лаврентьев сначала пишет о моих дневниках. Мои дневники, которыми я горжусь, потому что таких длинных у моих сверстников ни у кого нет, и потому что мне уже давно, после выхода первого тома, кто-то внушил, что, может быть, это лучшее, что я написал, и потом еще передали мнение Полякова, что есинские дневники, дескать, останутся, когда о нас забудут. В общем, Максим совершенно справедливо написал, что дневники являются лишь подсобием к моим романам, кухней. Я, пожалуй, здесь даже поцитирую.
«Часто в оценке собственного творчества наш автор, как всегда, немного лукавя, склонен набавлять баллы мемуаристике. В ущерб и в укор беллетристике. Однако на конкретном примере соединения под одной обложкой двух этих величин хорошо видно в процессе параллельного чтения, что жанр дневника, хотя и популярный в последнее время, все же, все же является подсобным для художественного творчества, всего лишь жаркой закопченной кухней для выколдовывания новых сюжетов и образов». Прошлый раз он также точно сказал, что Есин-ректор заслонял от публики Есина - мастера и писателя. Все-таки он удивительный парень. Кстати, этот очень большой материал соседствует с разбором еще двух книг: одна о Гоголе, а вторая об Эренбурге. В статье об Эренбурге есть сентенция, Ефим Эткинд, которая меня просто поразил своей искренней точностью и бесстрашием. Я подобные мысли, когда они у меня появляются, по конформистской привычке всегда задавливаю в себе. «Илья Эренбург был посредственным писателем и слабым поэтом». Дальше не комментирую. Но продолжаю прерванное этой вставкой повествование. Все три материала представляли собой единую полосу Non-fiction да еще и с маленькой заметочкой Алисы Ганиевой «Исподлобья». Она тоже очень любопытно пишет. Господи, почему же я перестал читать «Exlibris-НГ, сосредоточиваясь только на «ЛГ» и «РГ»! Так вот, Алиса: «Интерес к писательскому досугу не всегда означает неуемное обывательское любопытство» - это, так сказать, посылка. Теперь вывод, развитие темы пропускаю: «внетекстовое знание о писателе современном порой также органично и необходимо. И православие Николая Гоголя, и бытовые неурядицы Ильи Эренбурга оказываются в смежной плоскости с капустой из огорода Сергея Есина». О капусте я никогда в дневниках не писал, но ведь сказала девочка точно.
От капусты перейдем к помидорам и грядкам на даче. Занимался я этим всем довольно долго, что-то разгребал, подгребал, поливал, скорее не из-за страстной любви к огороду, хотя она, именно как хобби, существует, а скорее из-за здоровья. Про себя отмечаю, что двигаться не так уж тяжело. И вот после всего этого иду домой включаю телевизор и понимаю, что разговор идет об Академии театрального искусства, о ГИТИСе. Понимаю также, что назначенный вчера Шерлинг уже не ректор, что исполняющим обязанности ректора стала женщина с армянской фамилией Мелик-Пашаева (не дочь ли знаменитого дирижера), которую Шерлинг вчера уволил, что-то революционное произошло. Вижу взволнованное лицо Володи Андреева, он что-то утешительное говорит. Также говорят, что выборы ректора пройдут в сентябре. Строю вполне реалистические догадки и тут же получаю от Ашота сообщение: «В ГИТИСе брожение: Ученый совет отверг Шерлинга. Авдеев потерпел унизительное поражение».
Сегодня же, когда ехал в Обнинск и включил записи с английским языком, прозвучала такая фраза: «Оказывается, это для нас совсем не так плохо». Я-то все время думал, вот и в Лит рано или поздно приведут какую-нибудь свою фигуру, которой будет необходимо престижное место.
И последнее. Как иногда виртуозно работают журналисты. Здесь же в «Exlibris» большое интервью Евгения Попова, среди всего прочего и необязательного Попов советует, ссылаясь на собственный пример, не выбрасывать никаких набросков, можно потом на этот набросок набрести и потом из этого может получиться рассказ. В постер, на первой полосе газеты ребята выносят: «Не рвать и не выбрасывать. Евгений Попов дает практический совет ремесленника».
16 мая, суббота.Пролежал в постели часов десять, раньше радовался, что к старости стал мало спать, значит остается больше времени. Теперь много сплю, когда получается, потому что сил на жизнь нет, они не возникают, как бывало, с рассветом. Почти сразу же, как заснул, вдруг взметнулся от страшного грохота. Мне снился сон, как хоронили Анат. Захар. Рубинова, я вроде бы с ним говорил, и вдруг в том пространстве, где этот разговор происходил, кто-то стал ломиться, как бы хотел войти, или даже в мою дачу кто-то хотел войти. Я только помню последние свои слова: «Анатолий Захарович, не требуй меня к себе так быстро, дай еще пожить». Проснулся, естественно, везде все тихо, только у соседей на даче зажегся свет: приехали.Утром досматривал «Exlibris» и влез в значительный кусок текста Георгия Гачева, который опубликован в связи с годовщиной его смерти. Это большое рассуждение из его дневников - вот здесь зависть во мне запылала, но, впрочем, у меня все по-другому, я коплю материалы, собираю часто чужое, дневник, мысль, а не танцующие лошадки образов - о «Моцарте и Сальери» Пушкина. Отрывок сам по себе гениальный, в своем анализе деталей и частей, но здесь же поразительный фрагмент о былом, значение которого забыто и которое до сих пор мы не можем осмыслить, как счастливую улыбку человеческой жизни.
Гачев. «В чем величие цивилизационного проекта советской эпохи? Из необразованной массы через всеобщее образование и высокий престиж науки, искусства и литературы создан средний человек высокого уровня и всестороннего развития. Хотя потешаются ныне над десятками членов Союза писателей в СССР, но на этом престиже Слова - и аудитория читательская, и творцы экстра-класса восходили… Об этом соотношении средних художников и гениев хорошо у Некрасова сказано. В больнице умирает писатель средний и неуспешный, но преданный Слову:
Если бы не было нас,
Жалких писак и педантов,
Не было б (думаю я)
Скоттов, Шекспиров и Дантов!
Ведь и Пушкин вырос на почве высокого поэтического дилетантизма воспитанников Лицея, где все почти «баловались» стихами.
Все время думаю о событиях в ГИТИСе, и оказалось, что я недостаточно внимательно прочел «РГ», которую, уезжая, вынул из почтового ящика. Если газета пишет о чем-то в пятницу, то значит, кое-какие события происходили уже в четверг. Так оно и было. В газете по этому поводу заявлено так: «Молчать боятся.Назначение нового ректора ГИТИСа вызвало протест общественности». Вкратце. Подготовлено письмо к президенту и главе правительства с требованием отменить приказ о новом назначении. Здесь же сказано, что министр А. А. Авдеев от комментариев отказался, он в загранке. Кстати, Шерлингу уже 65 лет. Здесь же в колонке два довольно жестких интервью Бориса Любимова и Евгения Каменьковича. Один заведует кафедрой и еще является ректором Щепки, другой - заместитель заведующего кафедрой режиссуры драмы. Каменькович, в частности, сказал: «Сейчас наша основная задача, чтобы не полезли в драку студенты, - весь Интернет переполнен их возмущенной реакцией,а это обостренная юная энергия. Я не знаю ни одного человека, который обрадовался бы этому назначению. По первому зову откликнулись все. Все деятели театра, с которыми я говорил - Калягин, Смелянский, Фоменко, Захаров, - ничего не понимают. Возвращаются какие-то неприятные времена».К обеду приехал С. П. - мы договорились вместе смотреть конкурс Евровидения. Подобное, если смотришь раз в году, потом долго тебя снабжает разнообразной информацией. Лот в глубину народного вкуса.
Как-то так получилось, что на этот раз я посмотрел и один полуфинал и вот теперь целый огромный финал с голосованием и всеми комментариями. Во-первых, конечно, Малахов со своею партнершей комментировали полуфинал интересней, нежели любимец телевидения Ваня Дыховичный, по крайней мере, он больше был «в формате». Но вот, по мнению С. П., с английским у Вани было по произношению лучше. Сам конкурс, с его русской боярской роскошью, на фоне кризиса выглядел, мне показалось, не очень уместным. Здесь стреляли, летали под потолком, кувыркались, спускали на зрителей целые бассейны с плавающими в нем телами, но с песнями все же было негусто. Самой не то что запоминающейся, а просто самой искренней была песня Александра Рыбака из Норвегии. Молодой парень с белорусско-русскими еврейскими корнями, этим мы и удовлетворились. «Выпускница» фабрики звезд Анастасия Приходько с ее плохо артикулированной песней с припевом в звательном падеже - «мамо» оказалась на одиннадцатом месте. Вкус европейской массы меня несколько разочаровал, в своем большинстве она весело прошла через несколько замечательных исполнителей.
Но вот еще больше, чем конкурс Евровидения, в этот день на меня подействовал один эпизод в передаче «Максимум», которую, с одной стороны, смотреть не следует, потому что все это гламур в форме антигламура, но иногда ведущий Маркелов позволяет себе редчайшие и опаснейшие взлеты. Показали сюжет об одном милиционере из какого-то большого сибирского города, сбитом в тоннеле. Сбила его насмерть на своей роскошной машине очень молодая пьяная дама. Она любит ездить на скорости и участвует иногда в городских гонках по ночным улицам. Сразу же она дала по мобильнику эсэмэску своему другу: «Убила мента, что мне делать?» Он ей ответил: «Устрой истерику и ничего не подписывай». Девушка требовала, чтобы ее скорее отпустили домой. Потом показали милицейского расследователя. Расследователь сказал, что убийцей оказалась дочь высокопоставленного чиновника, расследователя завалили телефонными звонками. На лице автомобилистки ни тени жалости или понимания, что она порушила человеческую жизнь - ей помешали и дальше развлекаться. Надеяться можно только на корпоративную ненависть милиции к этой молодой даме, но ведь вытащат…
Поздно, уже ночью, приехал Витя. Он проводил Лену и приехал доделывать дом.
17 мая, воскресенье.В одиннадцать часов выехал из Обнинска, дома в Москве пусто, собрался, взял портфель и поскакал на вокзал. Ехали в одном вагоне с Ниной Сергеевной Литвинец и телевизором, который невозможно было выключить, по нему шел какой-то пошловатый фильм, отражавший вкус агрессивной проводницы и, видимо, общей массы. Но у меня была заготовленная на все четыре часа поездки программа - «День опричника» Владимира Сорокина, книжка, которую я купил уже давно, но до нее все не доходили руки. Это и стало главным впечатлением первой половины дня.Вторая половина, вернее вечер, была посвящена замечательной прогулке с Ниной Сергеевной по набережной. Говорили о том, что городской центр Ярославля не погиб, как погиб бытовой центр Москвы, о книгах, о положении с книготорговлей и книгоиздательством. В том числе говорили и о книжном экспрессе «Москва - Владивосток», с которым я не поехал. Жалею. Приятно было, что Н. С. хорошо говорила о Прилепине. Я его люблю как человека и полагаю, что он все же лучший сейчас молодой писатель, по крайней мере, художественно абсолютно внятный.
Что о самом новом сорокинском романе? Конечно, это очень талантливое сочинение. Но, в отличие от романа Татьяны Толстой «Кысь», здесь лишь один тон отрицания сегодняшнего времени, нашего управления. Все переклички очевидны, и в них больше лихого узнавания, нежели подкожной правды.
»- Писателей ко мне!
Тут же в воздухе кабинета возникает 128 лиц писателей. Все они в строгих коричневых рамочках и расположены-выстроены аккуратным квадратом. Над квадратом сим парят трое укрупненных: седобородый председатель Писательской Палаты Павел Олегов с неизменно страдальческим выражением одутловатого лица и два его еше более седых и угрюмо-озабоченных заместителя - Ананий Мемзер и Павле Басиня. И по скорбному выражению всех трех рыл понимаю, что не простой разговор ожидает их».
Много и беллетристических украшений, нацеленных на коммерческий успех. Например, две или три сексуальные сцены и кровавые сцены, написанные с большой жестокостью. Ощущение и больной, и недостаточной сексуальной фантазии. Видятся также и иллюстрации из любимого детского чтения советской эпохи - книг по судебной психиатрии.
»- Гойда-гойда! - восклицаем мы.
Встает Батя первым. Приближает к себе Воска. Вставляет Воск в батину верзоху уд свой. Кряхтит Батя от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Воска Шелет, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Воск утробно. Шелегу Серый заправляет, Серому - Самося. Самосе - Балдохай, Балдохаю - Мокрый, Мокрому - Нечай, а уж Нечаю липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у Нечая. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Нечай даже не крякает: привык, опричник коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу бородою. А уж ко мне Бубен пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она - без толчка не влезет. Торкается Бубен, вгоняет в меня толстого-ловый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимал. Стону в ухо Нечая. Бубен кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею - уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных - всем китайцы уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов России наказать. Собирается, сопрягается гусеницаопричная».Для скорейшего коммерческого перевода все это сделано еще и на очень простом синтаксисе. Сексуальные сцены вызывают нескромное желание покопаться в мозгах автора.
18 мая, понедельник.Конгресс экслибрисистов открывали в художественном музее, здесь я никогда раньше не был. В первые разы, когда я подолгу живал в Ярославле, в здании, ставшем музеем, размещался некий институт, кажется, технологический. А ведь это был дом, вернее, официальная резиденция губернатора. Здесь же сейчас возобновили и губернаторский сад, где ранее был детский парк с разными аттракционами. На сегодняшний день музей был закрыт, и это создавало удивительное впечатление, когда ты практически один ходишь по залам с редкой живописью. Само открытие прошло довольно быстро в центральном зале. Здесь тоже висят замечательные картины русской живописи, в частности, Айвазовский. Развеска очень свободная, очень неэкономная, почти дворцовая и дальше я понял, почему это было сделано.Губернатор, хотя он сначала и обещал быть, не приехал. Выступал Мих. Сеславинский, он коротко и очень неплохо, сказал об экслибрисе, в частности, произнес слово подлинность , а об этом искусстве говорил, как о связывающем поколения: экслибрисы, которые сделаны сейчас, будут рассматриваться уже людьми следующего и следующего за этим веков. Говорил еще президент FISAEХасип Пектас, потом я, как принимающая сторона, потом директор музея, молодая женщина, потом Нина Сергеевна Литвинец. Вела все это Людмила Шустрова, мягко и точно, хорошо, кстати, выглядела. Сразу после окончания церемонии директор музея под ручку попыталась Сеславинского одного вывести куда-то внутрь здания, и тут я каким-то краем уха услышал, что там покажут восстановленный кабинет старого губернатора. Когда дело касается чего-то интересного, меня не остановишь.
Сразу же за дверью действительно оказался этот очень внушительный кабинет. Здесь выяснились и еще одни замечательные подробности. Музеем, кабинетом и целиком домом нынешний губернатор пользуется по торжественным поводам, принимает иногда важное начальство и даже здесь устраивает приемы. В большой комнате с видом на сад стояла затейливая резная мебель по моде позапрошлого века. Кстати, этот дом-дворец на набережной Волги у высокого откоса строился и с расчетом, что в нем могла останавливаться и царская фамилия. Во имя экономии все было уплотнено, царь не разбрасывался резиденциями.
В этой комнате я сразу же обратил внимание на то, что на небольшом столике, в стороне был сервирован чай. Все рассматривали картины на стенах, мебель, а я, проходя мимо, потрогал чайник, горячий. Я сразу понял, что директор музея хотела бы почти в домашней обстановке побеседовать с директором агентства. Поэтому, сразу мы с Н. С. ушли в другую комнату - здесь уже начиналась экспозиция музея. Я давно не видел живописи, а в Ярославле такие замечательные картины русских художников, особенно начала века - и необычный Кустодиев, и редкий по тематике Верещагин, и Машков, и Суетин и многие другие. Тоска меня берет, что мало смотрю подлинной живописи, слово требует времени и затягивает. В общем, тактично отклонившись от чайного стола, мы все это посмотрели и пошли на выставку экслибриса. Экслибрис постепенно превращается в самостоятельное искусство. Мне показалось, что прекрасно и разнообразно, без натертого трафарета работают наши молодые и еще китайские художники.
Теперь еще два любопытных события. Обед и книжный аукцион.
За обедом самым любопытным оказался некий случайно подсевший к нам с Ниной Сергеевной за стол участник конгресса из Израиля. Мне этот господин показался поначалу не очень интересным, но разговорились, и я получил такое море удовольствия, перебирая знакомые имена. Человек, севший к нам за стол, сначала представился, - он Леонид Юниверг, издатель из Иерусалима. Уехал из Союза девятнадцать лет назад. Я, будто сманенный цыганкой, после обеда подарил ему две свои книги, которые привез для Сеславинского. В ответ получил маленький, затейливо изданный томик моих любимых античных поэтов. Может быть, любишь то, что тебе хорошо известно с детства? Но совпадений было слишком много. Леонид, конечно, моложе меня, но, похоже, даже круг чтения у нас совпадает. По крайней мере, когда я внезапно завел речь о романе, который я прочел в журнале «Москва» и где действуют Екатерина Гельцер и Маннергейм, то оказалось, что Леонид был его издателем в Иерусалиме. Легкий, бегущий ненатужный разговор.
В девять часов уже был дома. Ярославль позади, ехал обратно довольно удачно, опять под потолком о чем-то верещал телевизор, его, по-моему, никто не смотрит. Я вообще-то я не понимаю, этого обязательного, как восход солнца, просмотра в электропоезде фильмов. В связи с этим невольно вспомнить, что в самолете дают любителям обязательные наушники. Тем не менее под коммерческий говор телевидения за четыре с половиной часа пути прочел работы Денисенко и Марины Савранской. Марина практически повторила прошлогоднюю свою повесть «Выход в сад», уточнив и расширив отдельные ее повороты. Есть прекрасные, умные фрагменты диалогов, девочка слишком умна для серьезной прозы и в ней нет какого-то внутреннего беспокойства. Как и у любой беллетристки, у нее что-то неожиданное есть в сюжете: рак у студента, действие все происходит в Германии, несчастная и неразделенная любовь. А вот НатальяДенисенко сделала по сравнению со своей подругой крошечный рассказик. Даже скорее сценку в электричке, конечно, не очень много, но здесь есть что-то подлинное. Вообще, обе девочки прошли ту грань, которая отделяет профессионала от непрофессионала: обе, конечно, институт окончат. Я так рад, что, кажется, никого не придется в этом году исключать.
19 мая, вторник.Опять утром в институте возился с дипломом Сони Луганской, как будто это мой собственный. Еще раз смотрели библиографию и все прочие мелочи, которые, как иногда бывает, становятся главными для оппонентов. Помню, что из-за нескольких синтаксических ошибок друг Сони и мой ученик Антон не получил оценки «отлично».В двенадцать тридцать, когда у ряда мастеров заканчиваются семинары, а у других еще только начинаются, провел кафедру: самое главное, надо было всех нацелить на июнь, он не отпускной месяц, хотя все занятия заканчиваются, здесь через кафедру должно пройти около семидесяти работ - защита дипломов. Для придания заседанию кафедры некоторой пикантности попросил Инну Люциановну Вишневскую, профессора ГИТИСа, кое-что нам рассказать. Выяснились некие подробности, хотя до сих пор неясно, как господин Шерлинг попал в список кадрового резерва, как мог министр Авдеев подписать подобный приказ, не познакомившись лично с человеком, который претендовал на одну из самых значительных ролей в нашем искусстве. Но, возможно, эта мысль у меня появилась только что, возможно, это была команда сверху, окрик боцмана! Ведь каждый раз, когда министерство начинает куражиться и сопротивляться любимцам верхов, каждый раз министр получает сверху по морде. Считается, что сверху ловчее наблюдать и за экономикой, и за искусством. В свое время экспертный совет не рекомендовал и министр Соколов не подписал представление на звание народного артиста России для Киркорова, а наверху посчитали, что участник корпоративных концертов это звание заслуживает. По морде министру! Потом экспертный совет не рекомендовал давать самое высокое артистическое звание государства тридцатидвухлетнему Баскову. Наверное, министр Авдеев тоже не подписывал подобного ходатайства, а тридцатидвухлетний Николай Басков все же стал народным артистом. При этом легендарная Татьяна Доронина к своему юбилею получила лишь орден Почета. А не нажали ли сверху на министра Авдеева, предложив ему в качестве кандидатуры ректора РАТИ (Российской академии искусства - новое название ГИТИСа) бывшего танцовщика и постановщика Еврейского театра?
Инна Люциановна поведала главное, что не министерство испугалось общественности, а еще только прислушавшись к поднимающейся волне, ему предложили отменить приказ. Парадный ученый совет с привлечением телевизионных камер и всех желающих состоялся уже после того, как пришел приказ, дезавуирующий первый, уволили нового ректора Шерлинга. Но, как говаривали ранее, «за позор», «за бесчестие» наградили его при увольнении тремя должностными окладами. Ура.
Я абсолютно уверен, что все так просто не закончилось. Есть и еще детали, свидетельствующие о том, что все не так просто, самые благородные люди высказались чрезвычайно красиво, утверждая свою репутацию. Во-первых, Калягин послал министру письмо, в котором энергично сказано: «ГИТИС - это театральный вуз, а не военное ведомство, где приказы не обсуждаются». Во-вторых - дальше цитата из вчерашней «Российской газеты»: «Педагог РАТИ-ГИТИСа Михаил Швыдкой при известии о назначении Шерлинга подал заявление об уходе». Зная неутомимость Михаила Ефимовича, я предполагаю, что это начало его избирательной кампании на пост ректора этого самого РАТИ-ГИТИСа. Четыре года назад, еще будучи директором Федерального агентства, он уже выставлял свою кандидатуру, но проиграл Хмельницкой. Что-то будет осенью. Все остальные байки Инны Люциановны, в том числе о появлении танцора с приказом министра в пять часов в кабинете ректора и, будто бы, сорванный танцором со стены портрет отца ректора актера Хмельницкого, и прочее я опускаю. Без подробностей.
После семинара я успел еще сходить на сорок дней по Михаилу Ивановичу Кодину. Все это состоялось в нашем институтском кафе «Форте», где, казалось бы, совсем недавно мы праздновали 65-летие Михаила Ивановича. Я говорил о диалогах с мертвыми, которые для нас постоянно оставались живыми. Был почти весь клуб, даже ненадолго приезжал Примаков.
Вечером домой звонил Роман Михайлович Мурашковский. Он только что прилетел из Нью-Йорка вместе с Соней. У нее в четверг в Библиотеке иностранной литературы на английском языке будет идти написанная Соней пьеса о Цветаевой. Пьеса уже была показана в Нью-Йорке и в Лондоне.
20 мая, среда.В девять часов двадцать минут Ашот прислал сообщение: «УЖАС! Ушел Олег Янковский… Чуда не случилось…» Со смертью чудес и не случается. И с творчеством тоже.Потом, когда я поехал по делам в издательство «Дрофа», то, покупая в палатке торт для милых редакторш, я услышал, как молодая продавщица спросила: «Вы знаете, что Янковский скончался?» Зрители постепенно остаются без кумиров. Встретился с Натальей Евгеньевной, моим редактором, поговорили о новой книге. Кажется, надо созывать презентацию и что-то еще организовывать в прессе. Наталья Евгеньевна показала мне замечательную заметку в журнале «Читаем вместе». В материале есть занятные ошибки - «Герциновская усадьба» и прочее, - но стоит редакционный рейтинг в пять баллов и рекомендация «приобрести в личную библиотеку». Наверняка этот сочувствующий материал писал кто-нибудь из наших студентов или выпускников. На обратном пути из «Дрофы» заезжал в институт, выправил автобиографию в магистерской работе Сони и поехал обедать с одним из своих друзей.Вечером приезжал Гордей Салтыков. Уже некоторое время назад я вдруг понял, что без помощи я не сумею разобрать архив В. С. Сам я немножко его почистил и кое-что разложил по пластмассовым файлам. Теперь очередь Гордея. Некоторое время назад он сделал мне расшифровку моего обсуждения в Доме литераторов. На первый раз он взял целый чемодан вырезок и газет. В идеале он должен сделать каталог всего, что написала в газетах
В. С. Потом я, наверное, уже сам или с чьей-то помощью все это аннотирую. Еще осталось две больших сумки. Когда я думаю об этой груде печатного слова, я понимаю, что это поденная летопись советского кино почти за пятьдесят лет. Архив невероятный и по объему и по тщательности.
Еще на похоронах А. З. Рубинова я узнал, что покойный при жизни передал огромное количество читательских писем, адресованных ему в газету, в Библиотеку Конгресса. Приведя все в порядок, я начну подумывать передать архив В. С. в какой-нибудь иностранный или русский архив, тесно связанный с культурой.
И самое, перед сном, последнее. Кое-что прояснилось и с гибелью иркутского губернатора Игоря Есиповского. И его попутал бес на недозволенное. Постепенно в прессу стало просачиваться, что нашли ружья, когда разбирали обломки вертолета, а потом и сообщили, что с вертолета стреляли медведя. Они как раз сейчас просыпаются, так вот, вертолет низко завис, чтобы было удобно стрелять, тут его качнуло, и вертолет зацепился за дерево. Рабы барских утех. Хотел бы я посмотреть, если бы в Англии случилось что-либо подобное, какая бы буря поднялась в парламенте. Консерваторы - либералы - Едина Россия - демократы? О, это все барские утехи секретарей обкомов.
21 мая, четверг.К одиннадцати часам приехал к моргу МОНИКИ возле Олимпийского проспекта - хоронили Сашу Волоховского. Как всегда, что-то в географии перепутал, не там вышел из машины подвозившего меня Анатолия Жигуна, пришлось, чтобы не опоздать, бежать. Саша работал фотографом у нас в институте, и как-то сложилось, что в моей жизни хорошо запомнился. Именно большинство его фотографий в желтом, первом томе книги моих Дневников. Да и вообще, парень был очень занятный, хороший профессионал, с загулами и капризами, мне интересно было за ним наблюдать. Про себя отметил, что это еще один, новый для меня морг, адрес и расположение которого я освоил. В подобных местах невольно думаешь и об этом.Народу было много, цветов я не купил, не успел, но цветы, зато купил Егорушка Анашкин, Сашин друг. Я знаю, что Егор без работы, он сопротивлялся, но всучил ему деньги за цветы - от нас. В основном на этих похоронах были друзья Саши, молодые люди и девушки. Невероятно убивалась Сашина жена Маша, в их жизни, были, конечно, сложности, но было и редкое единство. Его смерть достаточно трагична. Я уже писал, что после гриппа у Саши возникла почечная недостаточность, он лег, как и покойная В. С., на диализ. Я тогда же его предупредил, чтобы он не торопился с пересадкой, если диализ пошел. Но ему довольно быстро пересадили донорскую почку, но не выvходили после операции. Его отец сказал вслух в морге, что если бы он только знал об обстановке в больнице, то Саша никогда бы не стал делать пересадку именно здесь, в МОНИКИ. Отец сказал, что здесь атмосфера «безответственности и лихоимства» - два этих слова я запомнил. Хоронить Сашу повезли в подмосковный Дзержинск, где живут Сашины родители.
Весь день, пока ездил на метро, читал прелестно изданный у нас в институте небольшой альманах кружка «Белкин», который ведет Алексей Антонов. Здесь собраны рассказы «любителей», но и есть рассказ Алексея, укрывшегося за прозрачным псевдонимом Антон Антенов. Самое главное, что в этих рассказах, написанных не без маргинальных страстей, всегда есть собственно рассказ, судьба человека, небольшой, хотя, подчас, и трагический сюжет. Это то, что наша литература почти забыла. Кстати, забегая по дню вперед, уже значительно позже, встретив во дворе института Аню Кузнецову, которая сейчас в «Знамени» занимается книгами и библиографией, я спросил ее, продолжает ли она писать прозу, которая у нее очень неплохо получалась. В свое время она защищалась прозой у меня и получила «с отличием». Она сдалась, прозу не пишет - «Кому сейчас нужна бессюжетная проза. Сейчас все пишут премиальную литературу». Тут же я подумал о себе, а вот я несмотря ни на что, ничего не бросил. А ведь «Кюстин» у меня тоже литература вне явного сюжета.
Из дома, пообедав, поехал на машине в Минкульт, но машину решил поставить в институте, это через дорогу. Но уже тут же понял, что дальше, как у меня было намечено, на спектакль к Соне в Библиотеку иностранной литературы, проехать к сроку не удастся, Москва полна автомобильных пробок. Позвонил Виктору, вечером он машину заберет и перегонит домой. В Библиотеку придется ехать на метро. Так я потом и сделал, от Таганки шел пешком.
В министерстве на совете народу было не очень много, и список на этот раз был не так велик. Как обычно, поснимали довольно много людей, претендующих на звание заслуженного деятеля искусств. Претендуют доценты, администраторы от культуры, чиновники - это звание кажется им каким-то межведомственным. Было интересно, для меня это еще некоторая игра ума, игра в логику, где ответы всегда в личном деле, и в истории, надо быстро только все отгадать. По репертуару, по образованию, по послужному списку. Обидно только, что не дали званий нескольким преподавателям-технарям, многолетним участникам какого-то хора звания заслуженного работника культуры. Пусть бы гордились, пожадничали.
Из минкульта забежал в институт, где шло обсуждения книги, собранной из выступлений научной конференции по Иннокентию Анненскому. Это было интересно: и все разговоры В. П. Смирнова, и, как всегда, была очень умная речь Н. В. Корниенко. Меня тоже внезапно подняли с уютного места в заднем ряду, пришлось говорить. В основном о понимании литературы не нами, начальством, которое в плену чиновничьих представлений, что вузу сегодня надо, а чего нет, а о понимании литературы «в низах», на поле преподавательской науки, там, где она любима и почитаема.
Соня Рома очень ловко скрутила пьесу на трагические мотивы жизни Цветаевой. Самое трудное в такой работе не что-то найти, а от чего-то отказаться. Я на спектакль пригласил Анатолия Просалова, который в театре у С. И. Яшина сейчас репетирует роль сына Цветаевой Мура. Вот Мура-то как раз не было. Актеры все исключительно из Америки. Один актер - Рильке, Эфрон, Мандельштам и Пастернак, а второй - кагэбэшник. Это, по словам Анатолия, который сейчас все по Цветаевой изучил, некая дань западному представлению о России. Было еще две актрисы: одна исполняла отрывки вокализа, кажется, Глиэра, а вторая, пианистка, играла еще и роль матери. Главную роль, с огромным текстом на английском языке, исполняла первая жена Костолевского, Романова. Это было довольно сильно.
От Котельнической набережной до метро «Кропоткинская» шли с Анатолием пешком, я уже давно понял, что, сидя целыми днями за компьютером, теряю здоровье. Это любимое для меня время года: на набережной, идущей вдоль Кремля, стриженые газоны, а вокруг каждой липки посадили еще и анютины глазки - довольно безвкусно. Спал как убитый.
22 мая, пятница.Все утро был дома: ходил в банк, потом покупал сухой корм для мелких попугаев-неразлучников, которых завела еще Лена и оставила, чтобы на машине Витя привез их домой; разбирал на столе бумаги, что я неизменно делаю раз в пять или шесть дней. Этими бумагами набил целый рюкзак, с надеждой, что разберусь в них на даче, но, конечно, этого не сделаю. В первую очередь здесь много газет, со статьями о нашей действительности, хотел бы сделать «Обзор прессы».В четыре часа приехал Володя с Машей и своим братом Андреем. Наша задача заехать за Сергеем Петровичем, потом рвануть сначала к нему на дачу, чтобы оценить возможность - это заработок Володи, который все еще не работает, а перебивается случайными подработками, в основном в дачном хозяйстве С. П. - поставить у него в доме такое же, как у меня в Обнинске, электрическое отопление. Это стало насущным, тем более что поселок, где дача С. П., уже перевели на три фазы. Витек должен приехать на своей машине уже поздно вечером - он тоже что-то зарабатывает, возит сына Анатолия с восьмого этажа в спортивную школу и обратно. Мальчик играет в теннис. Основное, почему собрана такая большая компания, это поднять книжный шкаф и сервант на дачу на третий этаж, через окно. Обычным образом через дверь и по лестнице мебель не проходит. Все это будет декорировано баней и шашлыком. Я, честно говоря, люблю эти сборища: вечерами примыкаю очень ненадолго к пиву и бане,а потом ухожу в свою комнату, читаю и отсыпаюсь. Какая однообразная у меня жизнь.
Вечером, пока коллектив рубил дрова и топил печку, начал читать магистерскую работу Сережи Чередниченко. Работа большая, она состоит из огромной повести, которая в 2005 году была опубликована в журнале «Континент», и научной части. Здесь ряд литературоведческих и критических статей о современной литературе, среди которых есть и Зоберн, и Сенчин, наши выпускники и молодые писатели. Работы этих ребят меня очень интересуют. Сам Сережа, сейчас подрабатывает институтским фотографом. Родом он, как и Роман Сенчин, из Тувы. Возможно, эта отдаленность от Москвы вырабатывает такую жгучую протестную тягу и влечение к серьезной литературе.
23 мая, суббота.Естественно, утром все спали, после вчерашнего веселья в бане и пива, чуть ли не до двенадцати часов. Маша проснулась в восемь, я в девять, и мы сразу дружно бросились на огород. Правда, к этому времени Маша уже очистила одну грядку от сорняков в большой теплице. Туда мы сразу же посадили в четыре руки помидорные кусты, которые уже месяца два зрели у меня в Москве на всех подоконниках. Мне самому на все это потребовалось бы не менее дня. А к этому времени встал дотошный, как немец, Володя и стал рулеткой измерять шкафы, рассчитывать, могут ли шкафы пролезть в окно. Задачу я, конечно, задал ребятам, для меня невыполнимую и, самое главное, с моей точки зрения, технически даже не представляемую. Но я уже знал это поразительное свойство русского человека - смекалку. Уже через полчаса они развернули алюминиевую лестницу, и шкафы потихоньку поползли наверх. Теперь в поднятых шкафах надо снова смонтировать полки, разобрать и расставить книги и безделушки. Я хочу наполнить комнату, в которой жила Валя, ее вещами, ее книгами, фотографиями, которые висели в ее комнате в Москве. Я уже сказал себе, что именно в этой комнате и буду писать и монтировать книгу о ней и ее жизни.Конечно, огромную магистерскую работу Сергея Чередниченко можно было бы и мельком просмотреть, но это все было так ново для меня, что долго и внимательно все читал. Еще раз убедился, как много значит для наших институтских ребят возраст. Двадцать семь у Чередниченко - это совсем не двадцать один, двадцать два или даже двадцать, как у нас заканчивают ребята. Здесь есть уже и опыт, и нажитая биография, и некоторые дополнительные знания. В частности, по начитанности дают о себе знать и два курса в университете в Абакане. Повесть называется «Потусторонники», здесь некое слово-манок из терминологии Ницше. Это описание первого поколения молодежи перестройки. Среда мне совершенно незнакомая и не любимая, не вызывающая сочувствия, герои и вожди ее - Летов и Цой. Из этой среды вышел и Сенчин, который несколько раз упоминается. Возможно, что это одна из лучших повестей о молодежи того времени.
Некоторая особенность вещи заключается и в том, что по своему характеру Сережа не беллетрист. Он довольно долго размышлял, на какой семинар - прозы или критики - ему в свое время надо было поступать, соблазнился прозой. Отголосок давних пристрастий царит и в его прозе - все здесь, казалось бы, на документе, хотя допускаю, что многое и придуманное. Первый этап творческой жизни любого писателя - юность и детство - пройден. Но на юности своего поколения Чередниченко не останавливается. Здесь еще написаны и взрослые, несколько провинциальных их слоев: и простецы, и интеллигенция. Сделано это и не без злобы, и не без сочувствия.
Вечером ребятам сделали шашлык, меня разбудили уже в два часа ночи. С трех и до пяти снова читал работу Сережи. Это уже статьи о литературе. По напряжению это, конечно, чуть слабее, но охват довольно значительный. Как и некоторым другим его сверстникам, Сереже интересны проблемы его собственной, молодой литературы. Большинство статей публиковались, он постепенно входит в круг критиков. Я думаю, что Сергей вряд ли удержится в беллетристике, в которой сегодня нет позитивных идей, а значит, легко скатится к коммерции и гламуру. Среди статей, связанных со старшим поколением - например, жесткая критика новых романов Крапивина, есть и рецензия о новой книге Владимира Коянто, камчатского писателя, культурного деятеля, бывшего когда-то еще и народным депутатом СССР. Здесь, в этой статье, и большая ссылка, касающаяся меня. Я ее на всякий случай перепечатываю.
«Залог успеха дневника в искренности его автора. Но дневники бывают разного рода. Для одних писателей это разговор с собой, способ разобраться в жизни, понять себя и мир. Так писал свои дневники Лев Толстой; вершиной этого направления является, наверно, «Дневник» Жюля Ренара, опубликованный с купюрами посмертно. Это дневники-интроверты. Есть и другие дневники, направленные вовне; в них писатель пишет, как правило, о событиях действительности и прямо или косвенно обращается к читателю, к общественности. Таков отчасти «Дневник писателя» Достоевского; лучшим примером такого дневника последних лет служит «Дневник ректора» Сергея Есина, публиковавшийся в журналах и выходивший отдельными книгами. В самом названии дневника Сергея Есина есть интересный нюанс: «Дневник ректора» в условиях нашей всепроникающей вертикали власти - это, казалось бы, дневник чиновника, бюрократа. Однако Сергей Есин пишет не как чиновник, а как прозаик-романист; в его «Дневнике…» не только Литературный институт, но и события политической и культурной жизни, социальные катаклизмы постсоветской России.
К этому второму направлению относятся и дневники Владимира Коянто. Но в сравнении с дневниками Сергея Есина, у них есть существенный недостаток. У Есина - яркие портреты сотен известных и простых людей, огромный социальный охват, по сути, его дневники - это панорама, по которой спустя десятилетия будут судить о нашем времени. Взгляд Коянто замкнут на небогатом, хотя и интересном, мире северной камчатской культуры в ее советском и отчасти постсоветском изводе; в них наберется едва ли десяток портретов близких друзей автора. Впрочем, сравнивать масштаб полотен авторов, один из которых живет в центре империи, а другой на самой ее окраине, будет неправомерно. Другое дело - стиль. Стилистически авторы дневников тоже отличаются. Сергей Есин внимателен к нюансам и дерзок, он не боится жестких оценок, щедро бросает глубокие мысли, постоянно ёрничает, демонстрируя ум и остроумие. Стиль Владимира Коянто розовато-добродушный, а подчас и пафосный, но пафос этот на пустом месте. Значимая примета его стиля - наивная риторика».
Теперь, когда я потешил свое тщеславие, должен сказать, что больше всего меня обрадовала просто восторженная рецензия на моего ученика Сережу Самсонова, у которого в «Эксмо» в 2008 году вышел роман «Аномалия Камлаева». Кстати, Самсонов вошел и в короткий список Нацбеста. В связи с этим вспоминаю некое высказывание уволенного мною из института Жени Шишкина о моей школе - дескать, где известные ученики, знаменитые писатели. Будут.
И последнее. Конечно, меня радует оценка Чередниченко моих дневников, но как старательно расставлены по работе и другие литинститутские имен - В. Гусев, С. Казначеев, С. Федякин, и вот тут же и я.
24 мая, воскресенье.Приехал в Москву в четыре часа, а к семи уже надо было быть на Новом Арбате, где сейчас дает представление «Геликон-опера». Конечно, если бы это было бы что-то другое, то, наверное, я бы предпочел остаться на даче и уехать часов в семь или даже восемь. Но билеты сейчас так дорого стоят, что опера для многих почти закрыта. Да и случай был уникальный: во-первых, это был поздний Верди - «Фальстаф», опера, которую я и не знаю, и не очень понимал всегда шекспировского Фальстафа, а во-вторых, пел Форда, а это одна из главных ролей, Паша Быков, только что вернувшийся со стажировки в Америке. А потом, какое это блаженство слушать оперу или смотреть спектакль с первого ряда.Как сильно за жизнь меняются вкусы: раньше - «Риголетто», «Травиата» ясные и затрепанные до последней ноты шедевры. Там все ясно и все сразу, без особых раздумий ложится на сердце. Они поют, а ты за певцами повторяешь слова и мелодию. Здесь все по-другому, но так подлинно, с таким желанием рассказать не столь аффектированные, но все равно жизненные истории, что задыхаешься от того, с каким мастерством и объемом это сделано.
Мне кажется, что опера за последнее время сильно изменилась. Из помпезного, табельного действия с песнями и танцами превратилась, как она и была раньше в Италии, в представление, в историю, в рассказ с музыкой, которая говорит, правда, еще больше, чем слова. В отличие от предыдущего спектакля, который я слышал и видел здесь же в «Геликон-опере» о Григории Распутине, здесь все живо, нарядно и по-настоящему весело. Во-первых, сам Фальстаф не гора жира, что-то вроде поющего Яншина, а веселый, крепкий, с пузцом парень. Все другие актеры тоже ему под стать. Замечательный художник, сумевший для небольшой сцены создать занятные декорации, где условность совершенно не мешала плотскому и натуральному. Еще с первого раза я почти влюбился в их великолепного молодого дирижера Константина Чудовского - и элегантно, и точно, и мощно. Паша оказался великолепным артистом и пел хорошо.
Сразу после возвращения в Москву сел читать вырезки, которые, как обычно, положил мне в почтовый ящик Ашот - знает, что мне класть. Во-первых, два «скандала». Один - продолжение гитисовского - это о дне, проведенном Шерлингом в учебном заведении. «Уволил проректоров, затребовал себе печать и документы (некоторые потом были найдены на помойке) и приказал установить в институте селекторную связь». И, наконец: «Покинув пост ректора, Юрий Шерлинг «скоммуниздил» ключи от сейфа, где спрятана печать РАТИ, и многие документы. РАТИ получила официальное разрешение взломать сейф». В этой цитате есть улов и для Левы Скворцова: вряд ли раньше слово, взятое в кавычки, ранее употреблялось в каком-либо печатном органе. Кстати, «в связи с досрочным прерыванием контракта» Шерлингу заплатили 180 тыс. рублей. Второй скандал связан с Третьяковкой - это опять в сторону любимого учреждения нашей интеллигенции. «Очередной скандал начинается в Министерстве культуры. Его вызвало письмо директора Третьяковской галереи Валентина Родионова, недавно объявившего о своей отставке. Господин Родионов обвинил министра Александра Авдеева в том, что тот вынуждал его уйти с поста директора».
И еще новости: Мосгорсуд отказался удовлетворить кассационную жалобу адвокатов Марлена Хуциева, и он снова стал «простым режиссером», а не новым председателем Союза кинематографистов. На 86-м году умер Александр Межиров. Я его очень неплохо помню, он профессорствовал в Лите. В заметке по поводу его смерти есть такая фраза: «Несмотря на официальное признание, Межиров никогда не стал полностью советским поэтом. Его ценили в кругах писателей-диссидентов - за его цинизм умного человека, за отдельную от советского литературного большинства позицию». Такой он молодой и такой вдохновенный на снимке!
26 мая, понедельник.Утром не вышел на связь Витя, которого я оставил в Обнинске. Случилось ли что-нибудь с машиной? Что-нибудь с ним? Он как раз собирался обивать сайдингом верхний конек дома. Волнуюсь, все время выглядываю в окно, не едет ли его машина. Телефон его тоже не откликается, но работает. Утром по московскому телевидению сказали, что на каждого, включая младенца, человека в России потребляется 18 литров спирта, причем по данным международных организаций считается, что при употреблении восьми литров дальнейшее сохранение нации становится под угрозой.Все утро маялся, довольно случайно взял с полки книги Руслана Киреева «Уроки любви». Потом анализировал, почему я так поступил, почему именно его книгу, и вспомнил, как недавно мне рассказали, что одна наша сотрудница-преподаватель как-то даже пренебрежительно, когда упомянули о сотрудниках нашей кафедре, вдруг сказала, «А чего особенного Руслан Киреев написал? Сейчас рассказики про любовь пишет». Надо сказать, что эту книжку Руслана я еще по-настоящему не читал, еще и потому, что это действительно первоначально были газетные очерки, печатавшие в «Труде». Вот именно, вспомнив это, я и взял в руки книжку Руслана, которую он мне подарил лет десять назад. Взял в руки и зачитался. Дело даже не в том, что я помню и любовные истории Байрона, и историю Гете или Блока, но каков общий литературный фон всех этих рассказиков, сколько можно узнать из этих текстов. Позвонил даже Руслану, выразив и покаяние, и свое восхищение. Потом все-таки сел и написал отзыв к защите в среду.
Обе части работы Сергея Чередниченко, соискателя на степень магистра, представляются мне идеальной моделью для соискателя-выпускника Литинститута. Здесь зрелая и полная «художественная часть» и вполне грамотная подборка литературоведческих статей, касающихся актуальных проблем развития современной и, в первую очередь, молодой литературы. Отдавая должное высокому качеству представленного материала, я все же должен еще раз сказать, как много для нашего выпускника, особенно прозаика, означает возраст его поступления в вуз. Я говорю об этом, чтобы напомнить, что когда-то существовало правило, что в Литинститут поступали юноши и девушки не со школьной скамьи, а имеющие за спиной определенный жизненный и трудовой опыт. К сожалению, сейчас эта тенденция не потеряна, а смята, как всегда у нас, неуклюжим законодательством, и первостепенная задача вуза - добиться от министерства определенных индивидуальных поправок.
Итак, Сергею Чередниченко 27 лет, за его спиной определенный опыт газетной работы, недолгая учеба на филфаке университета и уже шестилетнее обучение в Лите.
Здесь не приходится говорить о самом качестве «художественной части» повести «Потусторонники». Она в 2005 году была опубликована в «Континенте», который уже сам по себе является определенной маркой качества. В этом смысле при всех возможных вкусовых замечаниях повесть, рассказывающая о молодом герое-провинциале, поэте, с моей точки зрения, определенное явление в литературе. Здесь до некоторой степени новый герой, а самое главное, по-новому и довольно беспощадно описано его окружение - провинциальная интеллигентствующая среда. Тут много интересного, познавательного, иногда точного этнографически и совершенно неисследованного политически. Как? Откуда? Это я о появлении героя. Каковы причины его гибели? Почему так мал резерв жизненных и нравственных сил? Автор талантливо, перемежая пласты повествования, ведет свой рассказ и пытается ответить на главные сакральные вопросы русской жизни и литературы. Первый этап творческой жизни любого писателя - юность и детство - пройден. Но на юности поколения Чередниченко не останавливается, здесь еще написаны и взрослые, несколько провинциальных их слоев: и простецы, и интеллигенция. Сделано это и не без злобы, и не без сочувствия
Попутно можно заметить, что Чередниченко родом из Тувы, из Кызыла, откуда и наш знаменитый выпускник Роман Сенчин. Возможно, эта почти недосягаемая отдаленность от Москвы вырабатывает такую жгучую протестную тягу и влечение к серьезной литературе.
Недостатки в повести, конечно, есть, и главный из них - это недюжинный ум и болезненная прямота автора. Он нащупал один из самых интересных и беспощадных ракурсов в современной, живущей без героя, русской литературы - предельное приближение. Но это, в свою очередь, чревато потерей беллетристического начала.
В самом начале работы, в кратком автобиографическом очерке Сергей Чередниченко пишет, что, поступая в Литинститут, он долго колебался между семинарами прозы и критики. Собственно эти колебания отчетливо выражены во второй, так сказать «научной» части работы. Аналитик и то, что мы называем «думающая личность», вот здесь-то полностью и властвует. Его статьи о текущем литературном процессе полны точных наблюдений и замечательных формулировок. Это то, о чем мы часто говорим: «Я думал так же, но вот не сформулировал». Даром точно формулировать фея Сирени, видимо, наградила Чередниченко при рождении, но не уколись о веретено. Его спорные статьи об Олеге Зоберне и детском писателе Крапивине спорные лишь по форме, а по своей сути обладают магией истины, по крайней мере, внушенной правды. Мне особенно приятно было читать о романе своего ученика Сергея Самсонова, тем более что и здесь Чередниченко попал в десятку. Уже когда магистерская работа была сдана, стало известно, что Самсонов попал в шорт-лист «Нацбеста». Любопытны и емки и другие литературоведческие работы, посвященные «матерой» литературе, например, удыгейско-советской повести и фактам национальных литератур Камчатки. В последнем случае здесь спорным для данной работы мне показалось привлечение к исследованию в качестве аргумента публицистики оппонента. Если просмотреть всю работу целиком, то в отдельных статьях можно встретить имена и других преподавателей нашего института. Полагаю, что это не тонкий расчет, а обычный контекст современной литературы. Но это единственное у меня, хотя возможно и несправедливое, критическое замечание. Естественно, я предлагаю считать эту магистерскую работу Сергея Андреевича Чередниченко защищенной. Фея Сирени недаром ворожила ему в детстве.
К вечеру откликнулся Витя, что-то на даче происходит, но главное, он жив. Завтра придется отменять семинар и опять идти на суд. Опять не получилось сделать обзора последней прессы, но опять много не получилось, но вот сегодня «РГ» пишет о милиции. «В столичном УВД на железнодорожном транспорте разразился скандал. Обнаружилось исчезновение 10 секретных дел, заведенных на ряд столичных бизнесменов местными отделами по борьбе с экономическими преступлениями. Своих постов лишилось много милицейских чинов». С этого статья начиналась, а в середине статьи главное: «Скорее всего, эти документы менты продали самим фигурантам уголовных дел». В этой же газете Юрий Липский пишет о том, что поэт из Томска - я знаю этого молодого человека, он был у нас в Лите - Андрей Олеар перевел с английского на русский все стихи Бродского, написанные на английском.
26 мая, вторник.Я опять судился. О коррупционности судей - рассказы адвокатов. Мой судья все сразу усекла и решила, как надо. На обратном пути - азе рбайджанка или армянка стояла у метро с тремя букетами ландыша. Ну, стояла бы русская бабка…27 мая, среда.Утренняя «РГ» принесла естественные расстройства. Объявили короткий список «Большой книги». Не могу не утерпеть, чтобы не напечатать всех финалистов. Андрей Волос «Победитель», Марина Галина «Малая Глуша», Борис Евсеев «Лавка нищих», Леонид Зорин «Скверный глобус», Алла Марченко «Ахматова: жизнь», Владимир Орлов «Камергерский переулок», Ольга Славникова «Любовь в седьмом вагоне», Александр Терехов «Каменный мост», Борис Хазанов «Вчерашняя вечность», Леонид Юзефович «Журавли и карлики», Вадим Ярмолинец «Свинцовый дирижабль «Иерихон - 86-89», Андрей Балдин «Протяжение точки», Мариам Петросян «Дом, в котором…» В своем комментарии Павел Басинский пишет, что «мало что известно о родившемся в Одессе гражданине США Вадиме Ярмолинце», и что «Есть очень авторитетный писатель с диссидентским прошлым Борис Хазанов, живущий в Мюнхене и недавно отметивший 80-летие». С Борисом Хазановым я, кажется, работал на радио; есть «фактически живой классик Леонид Зорин». К тяжеловесам Паша относит Славникову, Волоса, Владимира Орлова. На фотографии, естественно, Волос, Славникова и неизменный Владимир Григорьев. Эксперты, во главе которых Мих. Бутов, который, кажется, писать перестал, говорят, что в этом году явного лидера нет. Вот-то будет дележка. Я «болею» за Орлова и Терехова, но хороша и Марина Галина.К одиннадцати часа, волнуясь, поскакал в институт, где сегодня состоится церемония защиты магистерских дипломов. И темы, и сами работы, оказались, и смелыми и интересными. Здесь Николай Дегтярев «Во всем угадываются созвучья…» (стихи); «Революция 1917 года в творчестве В. В. Кожинова». У Николая руководитель Игорь Волгин, и как всегда, Игорь оказался в науке и творчестве человеком «над схваткой». В дискуссии в «первоначальном» контексте прозвучало даже слово «черносотенец». Правда, в самом конце Олеся Александровна Николаева не утерпела и сказала, что есть слова, как антисемит или как черносотенец, к которым так прилепился, общественный смысл, что отодрать его или поколебать не удается, и что есть слова, которые способны дискредитировать их произносящего. Вообще, защита Дегтярева для меня была самой интересной. Здесь как-то все высказались. Забегая вперед, должен сказать, что вообще эта защита была невероятно интересной и в первую очередь тем, что я все-таки своего добился, и магистерские диссертации превратились в серьезные работы. Раньше это были «художественные» отписки, как правило, обычные проходные семинарские работы, к которым присовокуплялись старые курсовые работы - «научная часть». Наиболее интересно, как оппонент, говорил Вл. Костров. Вспоминая, Вл. Андр. говорил об уходе этики из литературы и, как ни странно, начал с речи Патриарха в Страсбурге. Аудитория слушала, будто впервые узнала, что патриарх в этой речи поставил под сомнение современный нравственный императив, такие понятие, как свобода, права человека и т. д. Вне рамок, очерченных общей моралью, эти права существовать не могут. Как поэт Костров высказал такую максиму, я ее записал: «То, что не звучит, не имеет большого значения, но фонетического совершенства можно добиться».
Я уже писал о работе Сони Луганской, в которой, конечно, видна и моя рука. Здесь неожиданностью стала прекрасная и очень квалифицированная рецензия М. В. Ивановой и почти такая же рецензия М. Ю. Стояновского. Мне пришлось идти на такую тяжелую артиллерию, именно потому, что в этой работе, как в работе С. Чередниченко, устанавливался некий модуль, некий уровень. Но были и подводные камни, некая суховатость «театральной части».
С невероятным успехом защитила работу Сибилла Алексова из Болгарии. Были точные рецензии и Г. И. Седых и Сергея Казначеева. Стихи просто изумительные. Сергей, рецензию которого я зачитывал, потому что он уехал к больной матери, точно отобрал показательные цитаты.
Что касается научной части, то хорошо помню, как в растерянности Сибилла пришла весной на кафедру, и в течение пяти минут я придумал ей научную часть - сделать авторецензию на собственный перевод стихов и на переводы ее же стихов подругами с ее же семинара. Так оно и получилось и, кажется, неплохо. Вот где, в подобной тихой и незаметной работе, мне бы удовлетворяться, а я все еще ищу публичности и рукоплесканий!
Кстати, чтобы уже быть полным - защищалась еще и бакалаврская работа ученицы А. Е. Рекемчука Полины Шуваловой. Это была повесть «Папина дочка» - только папа работал на атомной станции и участвовал в ликвидации аварии на Припяти. Так вот. Выступая как руководитель, А. Е. Рекемчук сказал, касаясь этой глобальной аварии: «Это была сознательная авария, рассчитанная на развал страны». В суждении есть, если вдуматься, смысл, но кто на это мог решиться, и в чьем дьявольском сознании подобное могло возникнуть?
После защит я мгновенно улизнул в Комитет по культуре на президиум по премиям Москвы. Как ни странно, все прошло исключительно мирно и везде мы нашли консенсус. Здесь надо, конечно, отметить мудрость Рукавишникова и терпение Володи Андреева. Вел все Андрей Парватов, тактично и без нажима. Андреев, кстати, говорил о своей новой роли в спектакле «Перед заходом солнца». Мне очень хочется это посмотреть. Олег Кривцун на премию в разделе искусствознания все же прошел, хотя война шла значительная, его выдвинула секция изо, мне осталось только их поддержать на президиуме. Ну, уж, объяснить, за что мне нравится книга, я сумел. Тут же выяснилось, что тот сборник, вернее двухтомник, за который дружно проголосовала наша секция, имеет еще и третий том, который пока в типографии. На президиуме решили, что премию следует давать уже за вполне законченную работу - и если давать, то на следующий год. Не прошел и Паша Слободкин. Я поднял разговор о его работе, но музыкальная секция на этот раз секцию литературы, театра и кино не поддержала. Слободкин зря, надеясь, видимо, на Архипову, перенес свою работу из нашей секции в музыкальную. Опять речь зашла еще и о московском ордене, который он недавно получил. Это довольно существенное препятствие для многих в искусстве - пять лет паузы между наградами. Правда, здесь же на президиуме мы договорились, что для сферы искусства надо сделать некоторое послабление, которое мы назвали «исключением». Эта пауза будет сокращаться до трех лет.
28 мая, четверг. В три часа Ученый совет. Хотел немножко поработать дома, но все время звонил телефон, я не умею его выключать, кажется, что я кому-то нужен. Ну, не нужен, а скажем, хотя бы приятен. Сначала позвонил Женя Луганский, хотел было благодарить за дочь, но тут я вспомнил, что знаю Соню со дня ее рождения, с пеленок, когда я приезжал в Ставрополь. Поговорили о молодости, о друзьях. Тут же я сказал, что «театральную» работу надо обязательно напечатать, хотя бы из-за очень подробной библиографии. Потом увлекся, придумал, что обязательно надо в работу вставить еще и цитаты из произведений писателей, писавших о Северном Кавказе. Как рядом с театральными эпизодами встал бы, например, кусок из «Героя нашего времени».Потом позвонил Владимир Юрьевич Дмитриев, директор Госфильмофонда в Белых Столбах. Когда-то он дружил с Валей, а потом стал еще и читателем моих дневников. По крайней мере, с его слов, у него стоят в шкафу все три вышедших тома. Включая и тот, который вышел в институте в бумажной обложке. Сейчас он купил последнюю, «зеленую» книгу с романом и дневником за 2005 год. А когда и где я печатал 2004-й? Поговорили о книгах, о кино, Дмитриев был в Каннах, где видел фильм Михаэля Ханеке «Белая лента», поговорили и об этом. На Московском фестивале этот фильм покажут, так же как и фильм Ларса фон Триера «Антихрист». Фильм Ханеке не только получил главный приз, но и был ФИПРЕССИ признан, как лучший фильм фестиваля. Случай такого единения почти невероятный. Кстати, два наших фильма «Царь» Павла Лунгина и «Сказка про темноту» Николая Хомерики не получили ничего. В фильме Лунгина про Ивана Грозного я вообще чувствую какую-то скрытую конъюнктуру.
На совете говорили об экзаменационной сессии - традиционно большое количество прогулов и много ребят, которых к сессии деканат допускать не хочет. Моя, Бессмертная, внучка Юры Визбора, в этом смысле держит по институту абсолютный рекорд. Несколько дней перед этим она внезапно появилась и канючила у меня, чтобы я помог ее сдать сессию: практически она не допущена еще по пяти предметам. Как всегда возник спор, по каким признакам исключать из института. И ректору, и деканату ближе отличники, а не будущие писатели. И здесь, среди отстающих студентов, среди пропускающих занятия, среди намеченных к отчислению - опять появился Антон Тихолоз. Тут я уже не выдержал и буквально заорал. Я знаю, как уязвить наше собрание: от нас ничего не останется, а Тихолоза еще будут читать! Тут же я вспомнил и нашу замечательную отличницу и круглую пятерочницу Елену Моцарт, у которой мы скрепя сердце приняли дипломную работу.
Что касается Тихолоза, то мне, который вечно все забывает, недавно Руслан Киреев напомнил, каким образом мы этого парня принимали в институт. Он шел на платное отделение, а я на собеседовании спросил у него, из каких средств он будет оплачивать свою учебу. Парень сказал, что, в крайнем случае, продаст квартиру. И вот тут я будто бы сказал, что нам надо закрыть на все глаза и принять парня на бюджет. Так мы и сделали. Но ведь главное, я не ошибся. У парня уже во второй раз в «Новом мире» выходит по повести.
Я постоянно последнее время думаю, что мне надо написать большой материал в газету о своих учениках и тех случаях, когда я действительно не ошибался. Когда, подчиняясь своей интуиции, я, часто нарушая правила, брал в институт людей, а они оказывались потом именно такими людьми, ради которых и был институт создан. Максиму Лаврентьеву не хватило балла, а он и сейчас уже не только заместитель главного редактора «Литучебы», но еще и замечательный поэт. Паша Быков никогда бы вообще без меня в институт не поступил, а оказался не только прекрасным писателем, но еще и замечательным оперным певцом. Сережу Самсонова с его романом еще студентом я опубликовал в нашем научном журнале, сделав специальный номер, а ведь до этого мы никогда в этом журнале никакую прозу не печатали. Максим Курочкин почему-то решил, что ему мало одного семинара Вишневской, и каждый семинар три года сидел у меня, а теперь он звезда в драматургии. Да я еще с пяток таких ребят наберу, для которых встреча со мной оказалась не случайной и не проходной.
В пять часов вечера уже был дома, потому что обещал С. П. свозить его в Ракитки, на дачу. Там Володя и его брат Андрей должны были развернуть крупные работы: установить такое же, как у меня в Обнинске, электрическое отопление. Надо было произвести все замеры и расчеты, чтобы потом, на следующей неделе, закупить материалы. Хотя и близко от Москвы, но ехать не хотелось, потому что внезапно вспомнил о дне рождения Юры Апенченко - ему 75 лет.
Лет пятнадцать я не был у Юры дома. Я был здесь, у Савеловского вокзала, в башнях издательства «Правда» много раз. А сейчас вдруг запутался, забыл этаж, квартиру, номер дома - первая башня, где ресторан и кафе, или вторая? Но вот она, прелесть сотового телефона, созвонился с Соней, она меня и встретила. На этом дне рождении вообще было несколько Юриных учеников и учениц. Я обрадовался, встретив Руслана Акундинова. Он похудел, стал еще более жилистым.
Квартира почти не изменилась. Мне вообще казалось, что после поминок по Тамаре, Юриной жене, я в этой квартире и не был, и показалось, что ничего здесь не изменилось. Да и сам я будто бы опять попал в молодость. Та же мебель, те же книжные шкафы. И казалось бы, лица все те же. Был Толя Горюшкин, Лева Скворцов с Таней, в дверях, собирались уходить, встретил Боба Репейнера. Обрадовался ему, как родному. Он тут же вспомнил, что в одном из моих романов он увидел какого-то героя, где имя, отчество и фамилия были сконтаминирваны из его фамилии и имен Валеры Безродного и Гарика Зайонца. Ребят уже давно нет. Но были их уже взрослые дети, пришли. Дочь Зайонца, которая всегда прекрасно пела; была дочь Бронислава Холопова. Интересно, что эта молодежь, которая раньше, еще детьми, крутилась под ногами у взрослых, теперь поет те же прелестные и сентиментальные песни, как правило, наши же, здесь же сочиненные, что в свое время пели мы. Тут надо радоваться, что они здесь вертелись, потому что сейчас они носители того внутреннего мира, в котором жили мы.
Всегда на таких собраниях у Юры был почти одинаковый стол, с простой, но плотной закуской и всегда одно центральное и сытное блюдо - или щи, или плов. Мне сразу навалили целую тарелку невероятно вкусного плова, но потребовали тост. Я сказал, что Юра в свое время оказался катализатором и объединителем целого ряда людей. Он мастерски их соединял своим характером, гостеприимством, своим спокойным и тихим нравом. В этот момент я мысленно окинул огромное количество наших друзей, все он запомнились в первую очередь через Юру, да и стали моими друзьями через него. Но многих уже нет. Для меня это был повод вспомнить и Валеру Безродного, который и сейчас у меня перед глазами, и Гарика Зайонца, и Славу Холопова. А ведь еще есть и многие другие - Гарик Немченко, Боря Тихоненко… Какие благородные и светлые люди.
На обратном пути подвез на машине до их дома Леву и Таню Скворцовых.
29 мая, пятница.Около десяти уехал в Обнинск. В машине слушал радио. Я уже давно изменил «Маяку», где по утрам какая-то активная молодежь устраивает бытовой хипеж. В машине включаю «Деловое радио», финансовые новости, что-то о брендах, что-то о миллиардерах и миллионерах, «так поступают миллионеры», это название рубрики. Среди прочего, говорили о какой-то радиокомпании, которая переезжает из помещения, а арендатор не дает вывезти оборудование. Арендатор уверяет, что все чисто, и он действует в соответствии с законом. На вопрос, есть ли за ним долги, бодрым мужским нестарым голосом отвечает, что нет. Потом ведущий разговаривает с арендодателем, и на вопрос о долгах тот отвечает, что не выпускают оборудование потому, что есть долг в полтора миллиона. Вот она - двойная правда бизнеса.На участке все заросло, и пока не двигаешься, ощущаешь себя молодым. Ходить трудно, дышать трудно, копаться, как бывало, в земле тоже трудно. Все стареет, лишь дом, который неизвестно для кого Витя кроет сайдингом, вроде бы молодеет. Я занимаюсь этим еще и потому, что кем-то, еще в самом начале стройки, было произнесено, эта работа на всю жизнь, значит, оттягиваю неизбежный процесс и финал.
С собой привез две сумки дипломных работ - это все надо прочесть, часть к среде, а часть чуть дальше, к седьмому. Почти сразу же стал дочитывать дипломную работу Анны Ерохиной, это студентка С. П. Я здесь оппонент. Называется она «Мой ангел сизокрылый» - по сути, это и авантюрный, и роман плутовской, и до некоторой степени роман философский. Кроме очень бойкой молодой героини, - значит еще и роман молодежный - здесь действует и ее ангел-хранитель по имени Гавриил. Тот самый, архангел, но уже старый, готовящийся на пенсию. Сцены с этим ангелом, наверное, самые интересные. Мне это особенно любопытно, потому что и сам я сейчас дописываю что-то подобное. Кстати, вчера утром позвонила Ира из «Колокола» - он теперь будет выходить раз в квартал и значит, во-первых, надо присылать новую шестую главу «Кюстина», а во-вторых, садиться и писать последнюю, седьмую.
Вечером посадил огурцы, рассаду которых мне дала Ниночка, соседка и смотрел по НТВ огромную передачу «Мясо» - это о том, чем кормят, как перерабатывают, как обманывают. Удивительно наше телевидение: с одной стороны, оно поддерживает эту власть, а с другой, невероятно ее унижает и даже разрушает. Государство не играет никакой роли в жизни простых граждан и организации их быта. Все подчинено рынку и наживе, государство только хвастается, что оно чем-то руководит, оно руководит только прибылью богатых. После этой передачи мясо есть и не хочется, и кажется это опасным. Но вот что я заметил: Медведев менее связан с бизнесом и более свободен от обязательств перед богатыми, его действия, именно действия, а не слова, направлены в сторону именно простой жизни. Путин весь там, где большие деньги, облик его теряет прежний блеск.
Ашот прислал сообщение, что Марлена Хуциева вывели из состава Ученого совета ВГИКа. Какой конъюнктурный стыд!
30 мая, суббота.Проснулся в восемь, лег в одиннадцать, еще во сне, под утро, всегда думаю, что пора вставать - жалко времени, столько надо еще сделать. Компьютер у меня буквально под рукой. Не открывая глаз, думал о смерти, всегда она ассоциируется у меня с воссоединением с В. С. С другой стороны, столько положено трудов, чтобы что-то скопить, жить комфортно, даже не так, жить, чтобы писать. А под старость надо все это бросать, недописанное, недодуманное, как нерасчетливо я жил. Я даже с Богом не смог установить отношений, потому что главным для меня всегда была работа, а что от нее останется?Написал рецензию на Анну Ерохину и пошел косить траву на участке и готовить себе завтрак.
Вечером, после короткой бани, читал газеты, которые привез с собой. В Подмосковье, Наро-Фоминске, совершено нападения на инкассаторов: у «Почты России» отобрали 500 тысяч рублей, двое вошли в отделение с автоматами и отобрали, а накануне, на Рябиновой улице уже четверо налетчиков отобрали у других инкассаторов более четырех миллионов. В той же заметочке сообщалось, что раскрыто огромное ограбление. 30 миллионов отобрали у некого дагестанца. Самое веселое, что следствие подозревает, что это сделали сотрудники милиции. Пока задержали четверых работников УВД по Мытищинскому району Подмосковья. (РГ, 28 мая)
31 мая, воскресенье.Еще ночью начал читать диплом Оксаны Ефремов ой"Забракованный патриот». Здесь кроме повести, давшей название всей работе, есть еще и повесть «Люди чрезвычайных ситуаций». В своем вступлении Оксана недаром пишет, что ее часто приглашают в Липки, и она побывала в шорт-листе «Дебюта». Это особое свойство нашей молодежи, не просто писать жизнь, а «штуки», «вещи». Такое же положение сейчас и с нашим романом - это не просто романтическая история, а непременно, что-то скругленное, с обязательным прицелом на премию. Вот и Ефремова написала две отличные, но головные и опять-таки «с прицелом» вещи. Уж мастерства-то у девочки не отнимешь - в одном случае от лица некого «мигранта», молодого татарина или узбека, который родился в «день, когда все должны были заниматься улучшением демографической составляющей», вернее, через девять месяцев после этого дня. Но герой родился точно в срок, но был недоношенным, а значит, зачат не в тот день. Очень смешные и интересные подробности о папе и маме и о получении гражданства. Герой стал гражданином России только через девять лет после рождения. Все это по смыслам отчасти похоже на то, что я говорил для немецкой газеты. Второй рассказ о «борьбе с терроризмом» - репетиции, анонимные звонки. А тем не менее, от этой борьбы все страдают. И тот и другой рассказ, хоть тут же переводи на иностранные языки, и оба завтра же устареют.Опять мой печальный вестник Ашот: «Умер н. а. СССР В. Невинный».
1 июня, понедельник. Вчера вечером звонила Мариэтта Омаровна, наверное, разговор пойдет о внучке, и я сразу же решил, что лучше, хотя мне это не очень удобно, чтобы М. О. не мучилась в неизвестности, встретиться с ней завтра. Но чем я могу ей помочь? Тем не менее, договорились в час дня в институте. Придется ехать, идут дипломные работы, надо за всем присматривать. Пока читаю дипломы на защиту 9 июня. Дипломов чуть ли не пятнадцать штук, все это в основном проза, которая для чтения очень временеёмкая, надо читать хотя бы один в день. Правда, мне это интересно, как новые веяния, как подпитка, а просто просматривать я не умею. Но с другой стороны, времени на чтение толстых журналов и художественной литературы уже не остается.Дипломная работа Анны Стручко вой называется «Каллиграфия». Собственно, это предпоследний в небольшом сборнике рассказ о некой Галине, закончившей десять лет назад школу и сидящей безвылазно в регистратуре, где она неразборчивым почерком - быстрей, быстрей - выписывает талоны к врачу. Ей, конечно, хотелось бы стать врачом, но три раза она уже проваливается на экзаменах. В какой-то момент она вспоминает о своем каллиграфическом почерке в школе и решается снова, несмотря ни на что, пробовать попасть в институт - ну что же, врачом станет в сорок лет.Вот тебе и другой акцент письма - теплый, и главное, запоминающийся. Я ведь коснулся только рамок сюжета, а рассказ полон замечательными теплыми деталями. И так весь сборник, где лучший рассказ - это «полярный летчик» - лжепапа, который имел две семьи, но мама-то его, несмотря ни на что, любила, а папа был агентом по снабжению. Здесь же «Айдар» - буряты и их человеческие жертвоприношения, может быть, это самое лучшее, «Венера» - полная и прекрасная, как Венера, работница столовой, обокравшая молодого рабочего в ночь любви, и «Письмо» - бабушка пишет внуку из разоренной деревни письмо, это какая-то ситуация наоборот. «Здравствуй, дедушка, Константин Макарыч…». Бабушке кажется, что она на это письмо внука отвечает, а уже лет десять никакой почты в деревню не приходит.
Здесь есть ошибки, корявости, но это русская национальная проза, оставляющая после себя щемящее чувство всеобщего сострадания и любви.
С М. О. поговорили, как всегда, очень широко и сердечно, и скорее о литературе, нежели о внучке. Если о внучке с фамилией Астафьева, то здесь следующее: у девочки какая-то тотальная аллергия. Именно поэтому, практически, она не ходила на семинар к Ю. С. Апенченко, но бабушка принесла четыре очерка. На то, чтобы принести очерки, написанные вместо внучки ею самой М. О., никогда в жизни не пойдет. В крайнем случае, прочтет и поправит. С Апенченко по телефону договорились так: он прочтет очерки, чтобы поставить зачет, а саму девочку на следующий год я возьму к себе в семинар.
В разговоре среди прочего, не без гордости М. О., которую уже давно за глаза прозывают «железной леди российского литературоведения», передала мнение одного из своих зарубежных коллег: «Чудакова оппонентов в плен не берет». Много говорили о тыняновских чтениях, на которые М. О., находит деньги и людей, тянет уже чуть ли не тридцать лет, и о некоторых фактах биографии Булгакова. У М. О. также мое видение Елены Сергеевны Булгаковой. Но, правда, она заметила: «он хотел, чтобы им руководили». Я, в свою очередь, рассказал М. О., как мне понравилась передача о Бурлюке и Шкловском, в которой она участвовала. Тогда же, во время просмотра, я удивился, как наше телевидение достало Кому Иванова, который, по слухам, является еще и сыном Бабеля, и еще раз понял, что мою интуицию нельзя сбрасывать со счетов. Эту съемку в Америке Мариэтта Омаровна и организовала. Говорили также о «не замеченном» в советское время «пролетарском писателе» А. Митрофанове, я обязательно прочту статью о нем в подаренном мне сборнике. Я ведь тоже отчасти «незамеченный».
На кафедре встретил и Андрея Василевского - он подарил мне, как всегда, «Новый мир», на этот раз девятый номер.
Вечером через Интернет получил два письма, одно от Марка, другое от Анатолия Ливри. Марк сражается со своими, вернее, моими оппонентами, Анатолий довольно спокойно пишет о моих книгах и называет Марка «филадельфийцем».
Видимо, в свое время Анатолию крепко досталось от своих отечественных американцев. Собственно об этом, как и в прежние разы, он и пишет довольно подробно. Но, мне кажется, называя этих господ славистов филологами, и он, и «ихняя» общественность глубоко заблуждаются, - это лишь учителя русского языка и преподаватели школьных знаний о русской литературе. Французские коллеги, вечно не желающие вмешиваться в чужие дела, их переоценивают. Вся эта свора славистов, в свое время поменявшая не очень родное отечество на ломоть колбасы, к сожалению, правит бал и в нашей словесности. Очень знаково также утверждение Анатолия о сверхфеминизации «литературы». Письмо очень интересное, и его я, прежде чем напишу ответ, буду перечитывать несколько раз. А пока вписываю один абзац из письма, который, собственно, касается напрямую меня.«Прочёл Твербулъ с Дневником, а также Ваши эпистолярные отношения с филадельфийцем. Вы сумели замедлить ритм слога до мемуарных длиннот, сиречь, совершили - с чем Вас и поздравляю! - демарш прямо противоположный современному «писательству»: когда «литераторы» ускоряют хромоногий, с одышкой и отхаркиванием, бег своего письма - до подёнщицкой трусцы. Поскорей бы закончить да содрать плату с хозяина! Ибо считается (и в этом основное сатанинское наваждение, преследующее ныне прозаиков и «поэтов»), будто всякое слово, напечатанное - даже вывешенное в Интернете! - стоит другого. А тут ещё и сверхфеминизация «литературы»! Уверен, эти неспособные совладать с женскими гормонами «писатели и профессора» вели бы воистину счастливую жизнь, если бы нянчили детей, доили коз да коров и исповедовались еженедельно, не умея ни читать, ни тем паче - писать. Ответственность за данную катастрофу несут, конечно, поколения реформаторов мужского пола.
Мир, который Вы описываете, мне незнаком. Большинство персонажей, упомянутых Вами, известны мне лишь понаслышке, а их публикаций я не видел: вот уже лет двадцать (за редчайшим исключением) я читаю и перечитываю, со всем благоговением коего они заслуживают, лишь Пушкина, Гоголя, Толстого, Чехова, Бунина - вплоть до тотального заучивания наизусть их прозы, - и чем больше насыщаюсь ими, тем глубже суть их творчества открывается мне. Для напитывания классиками, во-первых, нужно хорошо родиться (неравенство - есть неотъемлимое условие созидания); во-вторых, необходимо всегда желать учиться, никогда самому не становясь на уровень мэтров: перманентная учёба - необходимый первый этап творчества. Всё это, конечно, не продуманное решение и не «поза», но - физиологический выбор».
В своем письме Марк, в том числе, пишет и об отзывах на нашу с ним книгу. В том числе и о том, что книга объявлена в продаже чуть ли не в сорока книжных интеренет-магазинах - я, который выпустил не одну за последнее время книгу, никогда не отслеживал подобное. Но самое интересное, что к нему, как представителю и определенной диаспоры, поступают и письменные заявления, которые, как я понимаю, не доставляют Марку удовольствие. Он приводит письмо, которое он отослал одной своей корреспондентке. Ее письмо Марк, из деликатности, мне не пересылает, а только свой ответ. Этот ответ я тоже цитировать не стану, но вот, пожалуй, один абзац. Без этого абзаца, да и другого мне не обойтись.
«Однажды Вы написали провидческую фразу, я её как-то недооценивал: «Последнее касается и Вас, у Вас то же самое славянское стремление стать ради слова под пулю». Как в воду смотрели. Разумеется, драматизировать не приходится, и отлучение от общины, как Спинозе, мне не грозит. Но для ряда читателей еврейского происхождения (ох, как нелегко и неприятно отстукивать мне эти слова!) социально-культурное общение, заполненное такими личным и искренними мотивами, не на общественном , не на официальном , уровне с русским человеком и из России - явление табуированное. Привыкшие в прошлой жизни к поискам подтекстов и мыслей между строк, им всюду видится и слышится незримый смысл намерений, макиавеллевы интриги и происки скрытных врагов. Вот получил и я одно такое письмо, заполненное беспардонным шовинистическим аятоллизмом, столь знакомым по прошлому: «не сметь, шаг влево, шаг вправо -считается побег». И всё это беспомощно, непрофессионально, с передержками, выдёргиванием слов из фраз и сочленением их в предложения, приобретающие противоположный смысл. Вам, небось, хорошо знакома такая «критика». Этого я не стал удостаивать ответом, много чести, глупо мазаться о такую грязь.Было и ещё одно письмо от профессионального, грамотного, толкового литератора (вернее, … ши, весьма мною уважаемой. Ей я решил ответить, т. к. её твёрдо сформулированное мнение всё же построено на ложном (каковым мне представляется) фундаменте, и я посчитал необходимым высказаться. Я не буду приводить её (назовём автора Н.) письмо, во-первых, оно не моё, ну и т. д. Но свой ответ (почти весь), из которого множество положений письма Н. станут ясными, привожу ниже».
К последнему абзацу приводит свой ответ, он очень любопытен, хотя моя защита Марком иногда, когда он ссылается, что я, среди прочего, был членом редколлегии у Г. Я. Бакланова, вызывает у меня улыбку. Но какова защита!
Отвечать на эти письма я буду несколько позже, все обдумаю, а потом продиктую, если получится, Е. Я.
Последнее. Мой вестник Ашот положил мне в почтовый ящик еще одно сообщение, касающееся восьмидесятилетнего Хуциева. При этом надо, конечно, помнить, что свою знаменитую роль, открывшую ему дорогу в кинематограф, Михалков сыграл именно у Хуциева в фильме «Застава Ильича».
«Дайджест новостей за 29. 05. 2009
Никита Михалков выгоняет журнал, поддержавший Марлена Хуциева.
В редакцию журнала «Искусство кино» пришла бумага за подписью председателя Союза кинематографистов Никиты Михалкова с предписанием освободить до 1 июня здание на улице Усиевича, которое журнал занимает с момента основания и которое было построено специально для него, сообщил источник в редакции журнала.
По мнению источника, это результат того, что главный редактор журнала Даниил Дондурей поддержал Марлена Хуциева на декабрьском съезде Союза кинематографистов.
Отметим, что, по данным «Московского комсомольца», определенные неприятности начались и у самого Хуциева. В новом списке Ученого совета ВГИКа, предложенного ректором, нет имени знаменитого режиссера, хотя на данный момент в институте он руководит мастерской режиссуры художественного кино. По данным источника, в новом учебном году Хуциев работать во ВГИКе уже не будет.
Накануне прошел обыск в московском офисе общественной организации «Справедливость», также замешанной в скандале с Союзом кинематографистов, сообщает газета. Зампредседателя правления организации Сталина Гуревич представляла в суде интересы Марлена Хуциева.
В конце апреля 2009 года кинорежиссер Никита Михалков обратился в милицию с просьбой «оградить его от угроз со стороны заместителя руководителя фонда «Справедливость» Дмитрия Барановского». МВД тогда отказало режиссеру в предоставлении охраны.
Впрочем, редакция оставляет за собой право считать, что все эти неприятности посетили оппонентов знаменитого режиссера одновременно по воле случая.
Разбился огромный Аэробус А-330-200, который летел в Париж из Рио. Погибло 228 человек.
2 июля, вторник.Весь день дома, утром писал дневник и читал еще одну дипломную работу. На фоне того, что вчера звонил А. М. Турков и поделился своим мнением о скверных работах на семинаре у С. Ю. Куняева, работы учеников С. П. Толкачева мне кажутся почти идеальными.А. М. несколько удивился, что среди студентов, учеников Куняева, есть и его собственный, т. е. куняевский, внук. В ответ я рассказал ему историю с защитой сына Ю. И. М. Рассказал, что голосовал «за», также завтра и я, и А. М. будем ставить положительные оценки за недотянутые дипломы. Мы - заложники наших литературных отношений.
В связи с этим разговором я вдруг вспомнил, что в свое время письмо «наверх», когда речь шла обо мне, не подписали Ю. И. Минералов и В. П. Смирнов. Ну, Смирнов понятно, он всегда в оппозиционной позе. А вот почему не подписал Ю. И. Минералов, мне вдруг стало ясно только теперь. Время подходило, сын заканчивал аспирантуру. А наш профессор догадывался, что я бы никогда не дал возможность защищаться в институтском совете сыну двух его членов.
Но - пора возвращаться к чтению дипломов. Работа Елены Иващенк о. Здесь рассказ, сказка, повесть. Я даже не могу сказать, что лучше. Елена Иващенко это, конечно, волшебница языка. Сначала идет очень занятный биографический рассказ, о девочке, живущий в поселке наших дипломатов в Индии. Потом «Сказки для взрослых» о гноме Кузе, о вурдалаке. А потом шла повесть с не очень хорошим названием «Тропинка к свету». Это рассказ о юности, о первой любви, о счастливом, казалось бы, браке, об измене, о рушащейся семье. Неожиданный, непрямой язык, скрывающий чудо расширения смыслов. Слово цепляется за слово, возникают новые обстоятельства. Непрямое чувствование. Иващенко удивительным образом придает стереоэффект каждому движению своих героев и каждому повороту их мыслей. Это настолько близко и типично по отношению к жизни, что понимаешь, что это особым образом написанная жизнь, и начинаешь сомневаться, литература ли это? Очень здорово.Днем ходил записываться на прием к нотариусу на 18 июня - это дело о праве наследования: квартира моих родителей и сберегательная книжка, на которую уже много лет приходила пенсия покойной В. С.
Вечером по телевидению показывали очень любопытный сериал о знаменитой актрисе «Третьего рейха», русской по происхождению Ольге Чеховой. Впервые, как очень умные и интересные люди, предстают Сталин, Гитлер, Геббельс, Берия. Очень любопытно, будет ли это ругать наша пресса.
В «Российской газете» пишут, что каждый десятый выпускник не найдет себе работу на бирже труда. И там же - о том, что половина негосударственных вузов уйдет с рынка образования. Это все косвенные свидетельства кризиса, как-то по радио я слышал, что терпит банкротство основной производитель «русского бренда» матрешек. А С. П. рассказал, что в том магазине, где он покупал сотовый телефон, ему сказали, что продажа мобильных телефонов снизилась в шесть раз.
3 июня, среда.В двенадцать дня, когда я ел гречневую кашу с молоком и собирался в институт на сегодняшнюю первую защиту дипломов заочников, по «Эху Москвы» передали, что осенью в МГУ может появиться новая ВПШ - школа «Единой России». Я все время думал, чем же еще уважаемый Садовничий заплатит за возможность вопреки Конституции - не отрицаю, и у меня были такие мыслишки, но министерство, ссылаясь на прокуратуру, их отсекло - остаться ректором после семидесяти лет. Он уже сдал свою «принципиальность», допустив ЕГЭ в университет, от чего ранее, по высшим соображениям, отказывался. Теперь еще и партшкола. Выступавшая здесь же по радио, судя по голосу, немолодая профессор сказала, что нарушен базовый принцип: наука вне партийности.Никитин а Мария Вячеславовна."Лутоха» - это три главы из повести или романа. В заголовке название деревни, кажется, это местное название березы или мелкой, еще неокрепшей, березы. В предисловии, вернее в автобиографической справке автор, ссылаясь на В. Г. Распутина пишет: «У автора этой работы счастливый дар - это язык, точный, теплый и ничуть не надуманный, самольющийся, как бы даже самотканый. Впитывать его в себя - одно удовольствие» - слова из рецензии Валентина Григорьевича Распутина на первую главу «Лутохи» - самая большая моя награда. С языком, может быть, все и на месте, но с ведением сюжета далеко не все в порядке. Вообще у Марии очень, как мне кажется, высока самооценка. На первой же странице своего автобиографического представления она четыре раза употребляет слово писатель то по отношению к себе, то производное от слова по отношению к самой же написанному. Ну, да ладно. Сюжет - деревня, где у одинокой очень хорошей женщины рождается сын с «лицом, искореженным природой». Как и всегда в деревенской прозе, цепь семейных историй, в общем-то, написанных по трафарету: война, Берлин, счастливое обретение, прожитая жизнь. Главная героиня с многозначительным именем Серафима - «на перепутье мне явился» - в какой-то период своей жизни встречает на поле Ангела, ангела-хранителя своего сына. Это самый интересный и неожиданный кусок повести. Здесь литература переходит в философию и теологию. Ангел скажет ей, что сын может стать великим музыкантом, но при этом потеряет свою чистую душу и он, ангел, любуясь этой душой, нарушает свой ангельский чин, чтобы предупредить мать. Дальше развитие сюжета, описания лесов, полей, зимнего леса. Все это читать отчасти и скучно, но человек Мария значительный. Много любопытных моментов: например, во время болезни мать вдруг почти инстинктивно начинает прясть шерсть, и это привычное и монотонное дело как бы возвращает ее к жизни. Все идет от пафоса, но до дешевой сентиментальности. Посмотрим, как пойдет защита.В 15 часов защищался семинар у Куняева, еще накануне мне звонил А. М. Турков и говорил, как все слабо. Некоторое недоумение вызвала работа внука руководителя семинара Александра Куняев а.Диплом не вычитан, с массой смысловых ошибок, небрежностей. Турков поиздевался, мне кажется, над обоими: «Кастальский» ключ превращается у дипломника в «Кастильский». Оппонирующий Э. Балашов: «Быть грамотным - значит любить родной язык. Много внешнего, пока не нашел себя». Правда, в пафосе мальчику не откажешь, громок и внешне ярок, это вещь не самая легко отыскиваемая.С отличием получила только одна студентка, Любовь Чикано ва, которая читала свои стихи невнятно и плохо. Читает действительно из рук вон, но в автобиографической справке написала, что из семьи сосланных в свое время дворян-народовольцев. Турков: «Наиболее укорененная работа семинара, не боится трудных тем». Здесь, как всегда, с образцовым разбором выступила Л. Г. Баранова-Гонченко: «В современной поэзии мы пытаемся видеть новое время. Недостает фонетической игры. В стихотворных поисках смысла жизни побеждает знание предметов».Мне нравился очень неровный Вася Струж, но он ругнул в нескольких местах, и не очень ладно, филадельфийцев, и пятерки не получил, но он уже член СП, у него книги, стихи у него скорее не поэзия, а публицистика.Поздно вечером наконец-то открыл «Литературку», она выходит по средам. Как всегда прочел Л. Пирогова, о лидерах Нацбеста, а потом начал статью знаменитого пушкиниста В. Непомнящего. Целую колонку Непомнящий посвятил фильму Хамдамова, который по каналу «Культура» шел после 12-ти ночи. Мне стало чуть обидно: нигде не упомянули, что этому высоко оцененному знаменитым литературоведом фильму, два года назад на Гатчинском фестивале присудили Гран-при. Это уже замечаю не в первый раз - точность собственных оценок.
Воробьев а Лина, работа, которую С. Ю. Куняев определил, как «придуманный мир», и Жигалова Елена. Опять Л. Г. Баранова-Гонченко: «нежелание овладевать традицией, все торчит, все эпатирует, нет обновления, все в компьютерном порядке, почти все условно». Правда, Балашов, говорит о больших возможностях. Посмотрим, дай-то Бог!Калугин а Евгения. «Балансирует на уровне сверхбанального. Реестр банальностей русской альбомной поэзии. Восторженная торопливость, сужение культурного круга». Е. А. Кешокова посоветовала в своей рецензии - она где- то путешествует: «Больше строгостей в отборе и меньше пафоса».Курятов а Анна.Г. И. Седых: «не реализовалась, хотя при поступлении ее работа стала событием». Балашов привел цитату Мандельштама о том, что «девичья поэзия вся засорена метафорами».Не успеваю следить за политикой, а все время что-то происходит.
4 июня, четверг.С восьми почти до двенадцати опять читал дипломные работы. У меня новая серия - семинар А. Ю. Сегеня. В этот раз это опять дамы. А где же время на личное чтение, прогулки, личную жизнь? Молох оплачиваемой работы растирает дни в порошок.Комрако ва Лариса - тридцать пять лет - не обжигающая молодость - и отсюда:и жизненный опыт, и определенная сноровка. Работает корректором в рязанской газете, лауреат нескольких конкурсов, и автор прозаических и поэтических сборников. Знает ходы и понимает, чего от нее хочет читающая публика. В подборке три рассказа, один из которых, «Акума», об Анне Ахматовой в трагический момент второго ареста сына. Два других: «Всего один ход»- девочки-шахматистки и жажда победы во чтобы-то ни стало, и «Подарок» - на собранные от завтраков деньги девочка не во время дарит матери на день рождения подарок - о чувстве справедливости. В «Подарке» поразило одно сравнение. Шахматная противница героини одноглазая девочка. «Пиратская лента сбилась немного набок, и Лизе показалось, что там зияет, словно расплывшаяся яичница белесая пустота». Все остальное по тексту чисто, почти стерильно. Ощущение среднего и довольно скучного профессионализма. Но хорошо, что это не нюханье собственных подмышек, как у наших девиц с очного отделения.Очень ординарно начинался и «отрывок из повести», видимо, сама повесть еще и не совсем готова. Детство и юность героини, детские привязанности и молодая девичья дружба. Здесь сначала довольно привычная коллизия одиночества, а потом все расплывается на несколько потоков. Читается, правда, с жадностью. Женские судьбы, мать дочь, дочь несчастная, разводы, красавец муж, молодой любовник, дочь кончает самоубийством. Очень своеобразная литература, где важен скорее факт жизни, нежели что-то другое. Сильно, но все же лишь намекает, а не показывает трагичность сцепления всех обстоятельств. Хорошо написана сцена вожделения. Когда читал о парке в психиатрической больнице, вспомнил и эпизоды из своей жизни: как я ездил в Кащенко, пруд, скамейки, отчужденность жизни. К сожалению, в тексте много устоявшихся словосочетаний: «волосы густой волной легли на плечи», «подо мной разверзлась пропасть», «единый порыв», «спасительный сон», «как фарфоровая статуэтка» и пр. В конце много, якобы психологических, а по сути беллетристических сцен. Но в принципе, много лучше, чем у многих. Хорошо.
Вечером - в театр «Etcetera», на спектакль Максима Курочкина. Вроде бы давно возникла идея написать статью о своих учениках. Пока о спектакле не говорю, спектакль небольшой, час сорок, без антракта. С двумя аплодисментами в середине и небольшой, на два вздоха условной овацией в финале. После спектакля пошел пешком по Мясницкой, через Лубянку, бывшую площадь Дзержинского, через Охотный ряд до Кропоткинской. Как замечательно похорошел центр, какие новые открываются виды, и как плохо я Москву знаю. Фуршадтский переулок, Кривоколенный, надстройка над старинным домом, где сейчас «Библио-Глобус», непонятное строительство напротив, почти на самой Мясницкой. Центр застраивается так, чтобы и ножа не просунуть. Над Большим театром невероятно длинная стрела подъемного крана. Передний фасад затянут материей с нарисованным Большим театром, но фронтон уже весь целиком сделан и открыт всем напоказ, будто и делали его скорее, скорее, в назидание: уже нет герба СССР, а орел в окружении африканской геральдики - то ли львы, то ли тигры. А вот старый корпус МГУ реставрируют и оставляют надпись «ордена Ленина» над портиком и, кажется, сам этот орден на фронтоне. Уже почти целиком законченной, перед взгорбленной в мещанском уборе Манежной площадью, стоит гостиница «Москва». В свое время, еще до перестройки, я в очерке в журнале «Октябрь» предсказал, что уверен, еще при жизни моего поколения будет восстановлен храм Христа Спасителя. Абсолютно уверен, что довольно скоро и этот коммерческий горб с фонтанами, куполками, скамейками снесут, и снова мы увидим самую большую и красивую площадь в Европе.
Теперь о спектакле. Пошел в надежде, что тут у Максима окажется хорошая пьеса. Нет, обычное сочинение: для антрепризы, достаточно, после «Леса» и «Без вины виноватые» Островского - вторичное. Основной тезис, два актера: Счастливцев и Несчастливцев.
Я, пожалуй, зря не согласился написать реплику о «Мастере и Маргарите» у Дорониной. А все потому, что не прочел материала в «Известиях». А что они, если бы в «Известиях» посмотрели, написали бы про игру Калягина и его партнеров. Боже мой, сколько дешевого, верхнего крика, какой низкосортный балаган! Но каков зал, впрочем, молодежи почти нет, пенсионеры в париках и буклях, каковы знаменитые кресла, опускающаяся люстра, занавес, раздвигающийся в двух направлениях и вдоль сцены и закатывающийся вверх. Программка стоит 60 рублей, но крошечная чашечка espresso в буфете - 180.
В Санкт-Петербурге открывается экономический форум, а где-то в области жители перекрыли трассу, потому что им не выплачивают зарплату. Путин слетал, разбранил собственников за хищный эгоизм, и, кажется, туда перевели деньги. Сюжет я не видел, но, похоже, крупно досталось любимцу правительства Дерипаске. По слухам, основные деньги, которое правительство, под видом помощи, подарило предпринимателям и банкам, ушли именно к Дерипаске. Путин был грозен, бросил какой-то намек о контрафакте и не прошедших таможню грузах стоимостью в два миллиарда рублей, которые хранятся на каком-то из московских рынках.
5 июня, пятница.Вчера на дачу, где в теплице без воды томятся и пропадают помидоры, попасть не удалось - была защита. Сегодня в институте презентация большого альманаха «Дважды два». Альманах выпустило издательство «Пик», которым руководит А. Е. Рекемчук. Подзаголовок огромной, роскошно изданной книги: «альманах молодых писателей для молодых читателей». На презентации мне пришлось выступить, и, как всегда, я не сумел что-то утаить. Мне показалось, что слишком все это гламурно и роскошно. Если «для молодых», - то хорошо бы иной формат, чтобы книжку можно было положить в карман. Также сказал о некоторой репортажности отдельных прозаических произведений. Заметил также скудость поэтического портфеля - некоторые стихи я уже видел в периодике. Может быть, моя речь была не очень праздничной, но, по крайней мере, честной. Я не умалял огромного вклада А. Е. Рекемчука в это большое дело. Критиковать что-либо, конечно, легче, чем делать и создавать. Презентация прошла замечательно, в президиуме сидели Рекемчук, Тарасов, Сережа Мнацаканян, я сел в сторонке. Кормили тоже хорошо.За столом во время фуршета я услышал поразительную вещь от одного нашего преподавателя, по жене связанного с театром. Оказывается, уже несколько месяцев во МХАТе им. Чехова, т. е. у Олега Табакова, арестованы люди, занимающиеся театральными деньгами и хозяйством. Говорят о расхищении бюджетных денег. Будто бы несколько раз Табаков пытался встретиться с В. В. Путиным, но тот его не принимает. Прессе приказано об этом пока помалкивать, а Табакова, конечно, под огонь не подставят - слишком уж он знаковая для режима фигура.
Сегодня же по телевидению вспомнили о гостинице «Москва», которой я любовался только вчера. При ее строительстве исчезло 87 миллионов долларов пришлось заплатить городу, чтобы гостиница не ушла в собственность зарубежных банков, которые давали деньги на реконструкцию. Теперь начинаешь понимать, почему иногда возникает страсть к реконструкции. Но самое поразительное, что тут же стали показывать и дом Веневитинова, который во время вчерашней прогулки я довольно долго рассматривал. В нем, оказывается, бывал и Пушкин, и уже в советское время жил Галич. Дом тоже реставрируют, здесь уже нет ни одной детали пушкинской поры. Исчезли камины и лепнина, дом практически разобрали, а тем временем деньги на реставрацию закончились. Я начинаю бояться своих предвидений.
6 июня, суббота.Еще со вчерашнего начал готовиться: завтра год, как умерла Валя, придут люди. Разобрал среднюю комнату, где я всегда работаю, разносил по двум другим комнатам книги, бумаги, перетащил компьютер, что-то убрал на кухне. Поставил размораживаться купленного ранее судака. Утром рыбу почистил, порезал, сделал фарш и пошел на рынок покупать недостающую морковку и другие продукты. Пока все это стоит на плите в кастрюле на маленьком огоньке, а я дочитываю еще одну работу из семинара А. Ю. Сегеня.Это, конечно, опять дама, и я невольно вспомнил фразу о женском засилье литературы из письма Анатолия Ливри. Опять вспомнил и фразу, оброненную Татьяной Толстой. За редчайшим исключением, чего-то у женщин в литературе недостает.
«Блошка банюшку топила…» - дипломная работа Людми лы Родин ой,ей 44 или 45 лет. Для пишущего человека это расцвет, а для начинающего здесь трудности, потому что надо сначала освоить само письмо, умение выражать мысли и желание. Только когда подобное умение возникает и начинает действовать на уровне инстинкта, тогда уже можно говорить о литературе.В дипломе четыре рассказа. Во всех довольно долгий обсказ обстоятельств и условий, а уже потом возникает некий эпизод, который и является действенным зерном. Все три рассказа претендуют на внутренний психологизм, в этой части всегда много назидательности, но вот ядро всегда хорошо и даже почти ново по конфликту. Это жуткий в своей беспощадности разговор с мужем («Когда шел дождь»), сцена мучения кошки («Послесловие к детству»), детская сцена с граммофонными пластинками и сцена застолья по поводу рождения ребенка («Бессмертна пока живу»). Все остальное, что эти сцены окружают, некий скрывающийся за беллетризацией, журнализм. Из рассказов - жизнь наших простых людей очень тяжела. Из мелких замечаний - «примадонн» в балете не бывает, «заказали ужин с закусками из заливных и копченых рыб, осетровой икрой и множества салатов». Или: «Надежным щитом была эта спина пухлому одеяльному свертку, обмотанному красными лентами, в своем движении сквозь звенящий сумрак февральского дня одинокому суровому айсбергу, при солнечном свете принимавшему форму сталинского двухэтажного дома». Нехороша и «податливая плоть». Я бы отметил «лязгнуло пастью подъезда» или «разлила жалобный вскрик тормозов смачную пощечину захлопнувшейся двери». Но стоит ли в прозе говорить о сравнении или метафоре?
Четвертый рассказ - это некий эпизод из жизни Ф. И. Шаляпина. Я допускаю, что-то подобное могло существовать. Новой реальности, в которую я бы поверил, вопреки своему представлению о личности певца, не получилось. Но рассказ по-своему хороший, хотя что такое «кулисные карнизы», я не знаю. Отсюда же и «примадонна балета». Возможно, рассказ включен в сборник ради некоего контраста.
Послеочередного похода в магазин: рыба, корейская морковь, немного ветчины, четыре банки сока, вода, прочел еще одну работу.
Это опять ученица А. Ю. Сегеня Ольга Пичугин а"В сезон открытых окон». В двух рассказах, вернее, в двух «отрывках из повестей» и одном историческом этюде, действие происходит летом. Я, естественно, вспомнил название одной из своих книг - «В сезон засолки огурцов». Кстати, заглавие мне придумала В. С., а я ей, в свою очередь, придумал название для книжки - «Записки литературного раба».Пересказать оба больших отрывка очень трудно - это любовь. В первом - девушка встречает молодого человека, но тот обречен и умирает. Во втором - молодой муж уходит от жены, но жить без нее не может, да и она без него. Конечно, везде есть некоторые привычные повторы и дальние повторения, но в принципе за довольно большое чтение, этот диплом я прочел легко, будто не работал, а просто с удовольствием читал. Исторический этюд - к старому академику Ивану Павлову приходит его однокорытник по семинарии и ведет разговор о Боге и о призвании. Надо сказать, что и этот этюд сделан ловко и убедительно. Все написано каким-то довольно чистым, почти стерильным, казалось бы, не литературным стилем, но очень определенным и точным. Это создает прочное впечатление реальности.
Вечером по НТВ в скандальной передаче «Момент истины» вдруг показали хозяина Черкизовского рынка и довольно подробно сам рынок, похожий на рабовладельческое государство. Не дружеское ли эхо это недавнего заявления Путина о двух миллиардах нерастаможенных товаров, хранящихся на одном из московских рынков?
Этой передаче предшествовал показ открытия в Турции огромного отеля, строительство которого обошлось в полтора миллиарда долларов. Самый дорогой отель в мире, фонтаны, мрамор и розы. Хозяином этого сказочного дворца оказался этот самый директор Черкизона. Естественно, я тут вспомнил о рассказах кого-то из рабочих, побывавших в том числе и на моей даче, об угодьях этого олигарха. Вот он, комплекс бедности в молодости и недостаток общей культуры. На открытии отеля в Турции была вся купленная элита мирового шоу-бизнеса. Показали каких-то знаменитых звезд и даже самого Ричарда Гира. Но и это не все. Показали также и приватную пленку с юбилея этого рыночного олигарха.
Вот он кутеж новой знати с привкусом телевещания. Здесь, во время приветствия раввина, было сказано, что этот, казалось бы, азербайджанский господин, происходит из горских евреев. Закончил господин, правда, Плехановку. Это свидетельствует о хорошем образовании. На знаменитом Черкизовском рынке в перестройку начинал с палатки. На этом юбилее была вся наша эстрадная элита и, как бы было прояснено, кто из каких горцев. Естественно, присутствовал Иосиф Кобзон, который никогда и ничего не скрывает, Максим Галкин, смешивший публику на русском языке, Филипп Киркоров, народный артист России, пел. Патриарх русской и русской советской режиссуры Марк Захаров, по словам ведущего телевизионную передачу Маркелова, так восторженно говорил о хозяине, как не говорил никогда ни об одном своем актере.
Какую элиту мы себе выбрали, каких кумиров себе навязали, какую власть поддерживаем! Ура.
7 июня, воскресенье.Встал рано утром, плохо спал, ощущение, что чего-то недоделал, чего-то недокупил. Побежал на рынок, добавил еще и мясной нарезки, и еще вина, и купил свежей клубники, и прекрасный вишневый пай. Все у тех же продавцов, которые меня узнают, еще с того времени, когда я появлялся у них в лучшем случае через день и покупал то сто граммов дорогой рыбы, то одну грушу. Уже в половине двенадцатого подъехал к дому С. П., и вместе с ним поехали на Донское кладбище. Москва пустая, на машине долетели минут за двадцать. Ландыши на отдельных участках кладбища, которые дней пять назад источали свежесть, уже почти отцвели. Здесь их не оборвали, потому что тут их охраняет не милиция, а мертвые. На нашем рынке вчера снова видел на прилавке у одной азербайджанки с десяток пучков ландышей - розничная продажа. Охраняем природу!Постояли возле плиты, я положил на землю две своих алых розы. Потом попросил С. П. уйти и как следует, всласть отплакался, отрыдался. Я, словно паровоз, на полном ходу слетевший с рельсов. Плакал сегодня еще несколько раз, особенно когда мои дорогие гости что-то говорили о Вале. Но и моя мать, которая из-за болезни и смерти Валентины как-то отошла на второе место, вдруг стала все чаще и чаще всплывать в моем сознании и снах. А Валя так неотъемно и так часто стала появляться, что мне даже показалось это неестественным. Я начал думать, не убрать ли мне из комнаты ее портреты. Вот и сейчас, когда я пишу, четыре ее больших фотографии прямо передо мною. Иногда ночью, когда встаю и подхожу к выключателю, мне кажется, что я иду ее походкой.
На обратном пути с Донского кладбища заехали в магазин «Перекресток» и купили две упаковки - одну с каким-то традиционным салатом, а другую с «селедкой под шубой». Потом до трех часов, до первых гостей, уже вдвоем занимались столом. Витя еще сбегал в кулинарию за холодцом. С. П. варил плов. В. С. признавала лишь тот праздничный стол, где был холодец. Витя принес и баночку с хреном, тоже низменный элемент стола.
Вечер прошел замечательно, каждый что-то вспомнил о Вале, и я подумал, вот так и поддерживается память о человеке. Я обязательно теперь буду собирать людей и на день ее рождения. Были: Алла и Слава Басков, Леня Колпаков с женой, С. П., который Вале обязан частью своей карьеры журналиста, Витя, на руках которого Валя умерла, Лева Скворцов, Людмила Михайловна, которая часто к ней приезжала, когда я бывал в отъезде. Забыл прийти Ашот, не смог прийти Валера с Наташей, не был Толик, у которого недавно появился еще один ребенок. У Тани Бубновой сломана рука. Мы никогда не собирали нужных людей, а только близких, вот так было и в этот раз.
Но и здесь я не утерпел и, похоже, сговорил Леню на этот раз на год взять семинар Юры Апенченко, если Юра все же от семинара откажется.
Разошлись не очень поздно, я потом долго еще убирал со стола, а Витя отправился в загул и пришел, кажется, только под утро. Я все ему разрешаю, одиннадцатого у него защита диплома, а еще дней через десять, получив документы об окончании института, он уедет к себе на родину.
8 июня, понедельник.Сегодня хоронили Б. А. Покровского, но я, хотя и собирался, поехать не смог. И лег поздно и выпил как никогда много. Дочитывал еще один диплом из семинара А. Ю. Сегеня - «Царский огонь»Ирины Рязанов ой.Работа эта очень неожиданная, опять историческая, небольшой, как определяет сам автор, роман о жизни патриарха Тихона. Я все же думаю, что работа сделана по другому принципу, по житийному. Неожиданное здесь - не выбор темы, а язык. Эта самая Рязанова просто чудесница языка, умение пропуска, народная стихия, огромное количество точных речений, пословиц, поговорок, несколько стилизованная, но живая речь. Но каковы были подлинные реалии? Вот допрос в ЧК.
«Все потонуло и живот затянуло. И живот задавило, к хребту прилепило…