«Прошел год. Поднимались этажи - стройка становилась реальностью. Это было видно всем, в том числе и дирекции. В один прекрасный день дирекция театра пригласила к себе наше правление. Нам сказали: «Поскольку у вас кооператив не утвержден и стройка идет от лица театра, то будем считать этот будущий дом - домом театра, следовательно, комнаты и квартиры будут распределяться по нашему усмотрению. Мы, конечно, посчитаемся с вашим мнением, но у нас свои требования и свои планы».
Стало сразу ясно, чем это нам грозит. Решено было пока не конфликтовать, не возражать, со всем соглашаться, но всеми силами добиваться утверждения кооператива и продолжать как можно интенсивней строительные работы».
Дальше я делаю некоторый монтаж из отдельных фраз автора, находящихся на одной странице. Зачем я вообще ввожу этот эпизод в свое повествование? Ситуация характерная для всех советских времен и в известной мере демонстрирует, в каких условиях и кем двигалось вперед прославленное советское искусство.
«Стройка близилась к завершению, но вдруг остановилась: нужны были немалые дополнительные средства, чтобы окончательно все завершить. В этой ситуации дирекция заявила, что на это денег нет, да мы и не очень хотели одалживаться, чтобы окончательно не попасть в зависимость от дирекции. Молодец Гортинский - нашел одно крупное учреждение, связанное с авиационной промышленностью, которое соглашалось нас финансировать. Но потребовало целый этаж. Мы пошли на это, увеличив надстройку еще на этаж».
Я выпускаю здесь невероятную активность будущего народного артиста СССР Жарова.
«Вновь работа закипела. Неожиданно на стройке, которая еще не была закончена, но близилась к завершению, появились А.Я. Таиров и директор театра Л.И. Изольдов. Руководство театра, не стесняясь присутствия наших представителей, стало прикидывать, кому что предоставить, как перекроить квартиры. Решили две самые большие соединить и отдать Александру Яковлевичу и Алисе Георгиевне, другие две поменьше - Изольдову, еще одну - кому-то из управления по делам искусств. Мы поняли, что плодами наших усилий и трудов могут воспользоваться другие».
Но картина не будет полна, если я не впишу сюда заключительную сцену. Этот дом интересует меня еще и потому, что в нем, кажется, живет М.Е. Швыдкой. Но в принципе, разве эти сцены не могли бы претендовать на полноценный фарс?
«Тут начался настоящий детектив. Когда наконец Жаров положил в боковой карман пиджака утвержденный устав «Жилищного кооператива работников Камерного театра», радости не было конца. Одно важное сражение мы выиграли! В то же время прекрасно понимали: пока окончательно не будет закончена стройка, не будет сдана Госкомиссии, пока все не будем прописаны, всякое может произойти. Руководство, узнав об утверждении кооператива, могло бы причинить массу неприятностей, закрыть вход на стройку, наложить вето. Поскольку стройка начиналась от имени дирекции, все бумаги печатались на бланках театра, могла случиться тяжба. Неизвестно, чем бы могло все кончиться. Поэтому об утверждении кооператива знали только члены правления и до времени хранили это в строгой тайне. Нашему правлению надо воздать должное - на последнем этапе стройки проделали удивительную работу. Сумели в течение двух дней сдать дом Госкомиссии, получить право на заселение и договориться с домоуправлением о срочной прописке всех жильцов. Каждому актеру, работнику театра, кому предназначалась та или иная комната или квартира, было строго внушено: если он хочет получить свою площадь, должен хранить полное молчание о завершении стройки и утверждении кооператива. Ни один человек, конечно, не проговорился!
Следующий, не менее важный, этап - вселение - был организован так. С 12 часов ночи после спектакля каждому было определено время для въезда, причем категорически запрещалось приезжать с большим количеством вещей - один небольшой чемодан с едой и самым необходимым. Первую ночь спать на газетах.
В доме два подъезда, выходящие на Тверской бульвар. У каждого подъезда должен дежурить ответственный член правления - встречать прибывшего счастливца, лично провожать до его квартиры, вручать прописанный паспорт и ключи.
Я дежурил у первого подъезда. Так как лифт еще не был пущен, то провожал каждого пешком, но с такой легкостью взлетал на 5, 6 и 7-й этажи, как будто у меня выросли крылья, а затем - вниз за следующим».