Дневник

В 1819-м году Теодор Жерико писал свой шедевр, "Плот «Медузы». В нем было изображено десять человек, потерпевших кораблекрушение, которые уцелели из ста сорока семи людей, дрейфовавших на плоту две недели с момента крушения корабля. В те времена Жерико только что бросил беременную любовницу. Чтобы наказать себя, он обрил голову. Не виделся с друзьями почти два года, ни разу не выходил в народ. Ему было двадцать семь, он жил в уединении и рисовал. Окруженный мертвецами и умирающими, которых изучал для шедевра. После нескольких попыток самоубийства, в возрасте тридцати двух лет, он умер.

Грэйс заявляет:

– Мы все умрем, – говорит. – Цель – не жить вечно, цель – создать вещь, которая будет жить.

Она раскатывает сантиметр по длине ног Мисти.

Что-то гладкое и прохладное скользит Мисти по щеке, и голос Грэйс предлагает:

– Попробуй, – говорит Грэйс. – Это атлас. Я шью тебе сарафан к открытию.

Вместо «сарафан» Мисти слышится саван.

Уже наощупь Мисти известно, что атлас белый. Грэйс режет свадебное платье Мисти. Перекраивает его. Заставляет его остаться на века. Родиться заново. Переродиться. Оно по-прежнему в духах Мисти «Песнь ветра», – Мисти в своем духе.

Грэйс говорит:

– Мы позвали всех летних людей. Как же, по приглашению. Твоя выставка будет самым крупным общественным событием за сотню лет.

Как и ее свадьба. Наша свадьба.

Вместо «приглашение» Мисти слышится – как жертвоприношение.

Грэйс говорит:

– Твой труд почти готов. Осталось закончить всего восемнадцать картин.

Чтобы вышло ровно сто.

Вместо «труд» Мисти слышится труп.

21 августа

СЕГОДНЯ ВО ТЬМЕ по ту сторону век Мисти срабатывает пожарная сигнализация гостиницы. Одинокое непрерывное дребезжание звонка в коридоре проникает сквозь дверь так громко, что Грэйс приходится крикнуть:

– О, что еще такое?

Она кладет руку Мисти на плечо и говорит:

– Работай дальше.

Рука сжимается, и Грэйс добавляет:

– Давай, закончи эту последнюю картину. Больше нам ничего не нужно.

Ее шаги удаляются, и открывается дверь в коридор. На миг сигнализация звучит громче, звенит, дребезжит как звонок на переменку в школе Тэбби. Как в ее собственных младших классах, когда она была маленькой. Звон снова притихает, когда Грэйс прикрывает за собой дверь. Не заперев ее.

Но Мисти продолжает рисовать.

А мама, в Текумеш-Лэйк, когда Мисти сообщила ей, что наверное выйдет за Питера и переедет на остров Уэйтензи, мама сказала Мисти что все крупные состояния возведены на мошенничестве и страданиях. Чем больше капитал, заявила она, тем больше людей пострадало. У богачей, заявила она, первый брак связан только с продолжением рода. Она спросила – Мисти и впрямь собралась провести остаток жизни в окружении таких людей?

Ее мамочка спросила:

– Ты что, больше не хочешь стать художницей?

Просто на заметку, Мисти ответила ей – «Угу, конечно».

И даже не потому, что Мисти была так уж влюблена в Питера. Мисти не знала, почему так. Она попросту не могла вернуться домой, в этот трейлерный парк, ни за что.

Может, просто-напросто, дело дочери – выводить мать из себя.

На худфаке такому не учат.

Пожарная сигнализация все звенит.

Неделя, когда Мисти сбежала с Питером, была во время рождественских каникул. Всю неделю мама волновалась из-за Мисти. Священник глянул на Питера и сказал:

– Улыбнись, сынок. У тебя вид, как на расстреле.

А ее мама позвонила в колледж. Обзвонила больницы. В одной неотложке был женский труп, – тело девушки, которую нашли голой в канаве, с сотней ножевых ранений в области живота. И мама Мисти провела рождественский день, пересекая на машине три округа, чтобы взглянуть на изуродованный труп этой мисс Неизвестно Кто. Пока Мисти с Питером шествовали по центральному проходу Уэйтензийской церкви, ее мама задерживала дыхание и смотрела, как полицейский детектив расстегивает «молнию» на мешке с телом.

Тогда, в прошлой жизни, через пару дней после Рождества, Мисти позвонила маме. Сидя в доме Уилмотов за запертой дверью, Мисти перебирала бижутерию, подаренную Питером за время свиданий, поддельные самоцветы и фальшивый жемчуг. На автоответчике Мисти выслушала дюжину напуганных маминых сообщений. Когда Мисти наконец собралась и позвонила на их номер в Текумеш-Лэйк, мама молча повесила трубку.

Беда была невелика. Немного всплакнув, Мисти больше никогда не звонила маме.

Опять же, остров Уэйтензи куда больше походил на дом, чем удавалось трейлеру.

Пожарная сигнализация гостиницы все звенит, и по ту сторону двери кто-то зовет:

– Мисти? Мисти Мария? – стучат. Мужской голос.

А Мисти отзывается – «Да?»

Звон становится громче при открытой двери, потом стихает. Какой-то мужчина говорит:

– Боже, как здесь воняет! – и это Энджел Делапорт, явившийся ее спасти.

Просто на заметку: погода сегодня неистова, тревожна и немного суматошна из-за Энджела, сдирающего с ее лица липкую ленту. Он вынимает из ее руки кисть. Энджел шлепает ее по лицу, по разу на щеку, и говорит:

– Вставайте. У нас мало времени.

Энджел Делапорт так шлепает ее по лицу, как отпускают пощечину девкам на мексиканских каналах. А вся Мисти – кожа да кости.