Приехал в Москву на пути в свою деревню. Накупил разной дряни для деревни больше чем на тысячу. Вечер у П. А. Ефремова. Ему 68 лет. Нездоровилось ему, но он встал. С 8 до 12 проговорили о Петербурге, больше о Пушкине. Сколько этот человек литературных фактов, слышанных им от разных лиц, унесет в могилу. Сколько раз я ему говорил, чтобы он записывал. «Не могу», — говорит. — «Вот если б кто сидел в другой комнате и записал. Когда говоришь, одно сменяет другое, вспоминается невольно. А с пером в руке не знаешь, с чего начать». К моему сожалению, я запоминал и запоминаю печатное гораздо легче, чем слышанное. Слышанное сейчас уже забываешь. Вот кое-что, слышанное от Ефремова.
У Пушкина в «Дневнике» написано прозой об Уварове то, что он потом (35 г.) написал стихами. «На выздоровление Лукулла». Николай I запретил упоминать что-либо о стихах Пушкина и об Уварове, который управлял цензурою и министерством народного просвещения 35 лет. Уваров послал анонимное письмо к Пушкину о рогоносцах. Конст. Петр. Долгоруков и кн. Гагарин утверждали, что они не принимали в этом участия. Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Гекерен был у Бенкендорфа. — «Что делать мне теперь?» — сказал он княгине Белосельской. — «А вы пошлите жандармов в другую сторону», Убийцы Пушкина — Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров. Ефремов и выставил их портреты рядом на одной из прежних пушкинских выставок. Раевский залепил их.
У Пушкина в «Дневнике»:
Слова же: «главой поникнула Москва» — сочинил Анненков. Как и Жуковский, Анненков сочинял за Пушкина, напр., в Кишиневских стихотворениях о Неаполе. Кое-что я вычитал в рукописях Пушкина, сам для себя списывал. Якушкин не мог разобрать.
Наталья Николаевна Пушкина виделась накануне дуэли с Дантесом, а Ланской караулил, чтоб Пушкин не приехал.
Кавалергарды все были против Пушкина. Мартынов — также кавалергард, Мария Ал. говорила автору истории кавалергардов: — «Декабристы были хорошие и честные люди. А вот Филарет что хотел сделать? Он хотел скрыть завещание Александра» … Пушкин «подсвистывал» Александру. … Пушкин не говорил на смертном одре: «Если б я остался жив, я весь был бы его». Когда Жуковского упрекали за эту фразу, он сказал: «Я заботился о судьбе жены Пушкина и детей».
Что за письмо привозил Арендт Пушкину от Николая? Пушкин прочел его и возвратил Арендту. Письмо до сих пор неизвестно.
Васильчиков о Лермонтове: — «Если б его не убил Мартынов, то убил бы кто другой; ему все равно не сносить бы головы». Васильчиков в Английском клубе в Москве встретил Мартынова. В клуб надо было рекомендацию. Он спрашивает одного — умер, другого — нет. Кто-то ударяет по плечу. Обернулся — Мартынов. — «Я тебя запишу». Взял его под руку, говорит: «Заступись, пожалуйста. А то в Петербурге какой-то Мартынов прямо убийцей меня называет». — Ну, как не порадеть! Так и с Пушкиным поступали. Все кавалергарды были за Дантеса. Панчулидзеву Ефремов говорил — «Надо вам рассиропить историю полка декабристами. А то ведь у вашего полка два убийцы — Дантес и Мартынов».
Ге для своей картины ездил в Михайловское. В Михайловском ничего не осталось, кроме одной комнаты, но и та с обвалившемся потолком.
Соболевский рассказывал, что виделся с Дантесом, долго говорил с ним и спросил: — «Дело теперь прошлое, жил ли он с Пушкиной?» — «Никакого нет сомнения», — отвечал тот.
Павел I собирался заточить свою жену в монастырь и объявить Николая Павловича и Михаила Павловича незаконными. Императрица жила с кем-то и Николай показал на портрет ее любовника. Николай II показал Панчулидзеву все бумаги, удивлялся, что о смерти Павла I ничего не публиковано. — «Ведь когда-нибудь надо же об этом сказать». Говорят, в «Биографическом словаре» будто все рассказано.
9 июня.
Я в Никольском с 4-го июня. 26 мая был в Петербурге, Пушкинский праздник. Говору было много, но одушевления мало. Я был только в Таврическом дворце, на вечере, где давали маленькие оперы и процессию плохую устроили. 2-го был в Москве. Опять покупал для деревни. Несколько тысяч истратил. Покупал без толку. Чего надо не купил, накупив много лишнего. Третьего дня от Лели телеграмма; третейский суд, разбиравший его дело с Сигмой в связи с моим с Комитетом Союза писателей, решил в пользу их. Дело Комитета не выгорело. Писал Чехову. Спрашивал, выходить ли мне из Союза, или нет. Читал «Россию». В ней есть что-то свободное и искреннее. «Новое время» заплесневело, замучено, серо. Так мне кажется, и думаю, что не ошибаюсь. Лучше бы не читать газет. Спокойнее гораздо. Ничего не знать, не делать сравнений.