ДНЕВНИК БЕЛОЙ ОРХИДЕИ (Хроники рода Забини) (СИ)

И еще Гарри очень боялся, что потеряет Малфоя. Когда любовник узнает о том, что он сделал, Драко не захочет его даже видеть. Каким бы гадом не был Забини, но он на протяжении многих лет был лучшим и единственным другом Малфоя. И, несмотря на то, что Драко бросил итальянца и больше не занимался с ним сексом, он по–прежнему считал Забини своим другом. Поттер, представив, что если бы кто–то посмел сотворить подобное с Роном или Гермионой, он бы просто убил этого подонка. Поэтому сейчас гриффиндорец приходил в ужас, когда представлял, как любовник отреагирует на произошедшее с Забини. Поттер метался в постели с противоречивыми мыслями – или немедленно вернуться в подземелья и спасти итальянского ублюдка, пока еще не поздно что–то исправить, или бежать к Дамблдору, сознаться во всем и просить о помощи, или вообще валить из Хогвартса, чтобы скрыться в мире магглов от преследования властей. Гриффиндорец от страха был уже на грани помешательства, когда полог его кровати кто–то резко отдернул и он увидел Минерву МакГонагалл, которая смотрела на него сквозь перекошенные очки так, словно увидела нечто ужасное. Гарри знал, что за ним придут, и этот страшный момент наступил. Он боялся, что это будут авроры и появление родного декана его немного успокоило, хотя вид профессора МакГонагалл мог испугать любого.

– Вы не спите, Поттер? – строго произнесла декан Гриффиндора. – Хорошо, следуйте за мной, немедленно.

– Куда? – дрожащими губами прошептал Гарри, – В тюрьму?

– К директору, – отчеканила преподаватель.

Идти к директору было лучше, чем под суд, но, тем не менее, у Гарри потемнело перед глазами. Видимо, Забини уже обнаружили в лаборатории и слизеринец сумел рассказать о нападении. Дамблдор уже все знает и теперь будет решать его дальнейшую судьбу. Поттер поднялся с постели и на негнущихся ногах поплелся за своим деканом. Соседи по спальне проснулись и, щурясь от мерцающего света свечей, с недоумением смотрели на него и МакГонагалл. Мимо безмолвных Рона, Невилла, Дина и Симуса они вышли из спальни, спустились по винтовой лестнице в гостиную, откуда через портретную дверь вышли в коридор Полной Дамы. Гарри боялся, что его паника в любую секунду может прорваться наружу. Он чувствовал, как бешено бьется сердце где–то в горле, слышал, как стучат зубы, и ощущал, как противно трясутся коленки, а ладони покрываются липким потом. Поттер никогда не был трусом, скорее безрассудным храбрецом, но сейчас ему было чертовски страшно, как никогда в жизни. Он боялся, что Забини умер, а его осудят за убийство, а если итальянец и выжил, то за содеянное ему все равно грозит заключение в самую жуткую магическую тюрьму, где он окажется вместе с Пожирателями Смерти, которых отправил туда после нападения на Отдел Тайн, дав против них показания. Гарри даже подумать было страшно, что с ним может произойти в Азкабане… И пока гриффиндорец шел к кабинету директора, в его голове пронеслось множество мыслей, одна противоречивее другой.

Они прошли мимо миссис Норрис, которая обратила на них свои глаза–лампы и тихо зашипела, но профессор МакГонагалл сказала: «Брысь!» – и кошка шмыгнула в темноту. Гарри поморщился, потому что проклятый шрам опять начало подергивать пульсирующей болью, и он снова ощутил влияние со стороны, будто бы в его голову вливалось чужое сознание. Но сейчас он не смог сконцентрироваться и поставить мощный заслон этому внешнему вторжению, он был очень взволнован, чертовски напуган и на грани паники. Чужой голос стал нашептывать ему, что ни в чем признаваться не надо, а утверждать, что с Забини произошел несчастный случай, к которому он не имеет никакого отношения. И Поттер решил, что так и нужно поступить. Если он сознается во всем – он погиб.

Через несколько минут они остановились перед каменной горгульей, сторожившей вход в кабинет директора.

– Летучая шипучка, – сказала декан Гриффиндора и горгулья ожила, отскочив в сторону, стена позади нее разошлась, открыв каменную лестницу, непрерывно бегущую вверх наподобие спирального эскалатора. Они стали на движущиеся ступени, стена за ними закрылась с глухим стуком, и лестница понесла их наверх.

Оказавшись в кабинете директора, вся уверенность Гарри рассыпалась, как карточный домик, и он снова испытал приступ паники и даже почувствовал, что внезапно захотел в туалет по–большому. В помещении царил полумрак, непонятные серебряные приборы не жужжали и не пыхали дымом, как обычно, а стояли неподвижно и безмолвно. Портреты прежних директоров и директрис не спали, а взирали на него с осуждением.