Дневник библиотекаря Хильдегарт

— Что такое умереть? Что насъ в этомъ огорчаетъ? Конечно, для семьи это печально, но для лица, покидающаго этотъ мiр, это самое желательное.

— Вы совершенно правы, и я полагаю, что всякiй вамъ скажетъ то же самое. Но уже половина перваго, я долженъ проститься съ вами.

— Над?юсь, что вы мн? не откажете въ удовольствии вид?ть васъ у насъ сегодня вечеромъ.

И под конец – опять несколько произвольно следующих друг за другом фраз их того же самоучителя французского языка

***

Мы приближаемся къ подвалу. Графы зд?сь завтракаютъ, об?даютъ и ужинаютъ.

Купецъ былъ въ магазин?, въ контор?, (въ) завод?, въ кабак?, у двоюродной сестры сос?да, у племяяницы француза, на площади, в больниц?. Почему онъ не обращалъ вниманiя на предостереженiя сос?да?

Неприятель утомлялъ (harceler) наши войска в продолженiе двухъ м?сяцев. Они предпочли оставить городъ, теперь они путешествуютъ по Европе. Эта прогулка не доставила имъ никакого удовольствiя, она только утомила ихъ. Они см?ялись и см?ются еще. Добыча врага была очень значительна (cousid?rable).

Этотъ пастухъ былъ три года въ (en) тюрьме. Это отличie стоило ему много денегъ и хлопотъ, зато теперь онъ считатеъ себя сановникомъ (le dignitaire).

Вор былъ схваченъ вами в спальнъ моей тетки. Пригласили ли вы его на обрученiе дочери нашего cос?да?

Преступникъ былъ спрятанъ подъ кроватью. Онъ пренебрегъ своими обязанностями. Онъ уже не тотъ, какимъ былъ прежде. Онъ предпочитаетъ доброд?тель уму.

Чей это прелестный ребенокъ, не вашего ли отца? Да, онъ очарователенъ. Будьте спокойны, я не трогалъ вашей трости, я его ударилъ линейкой.

Неприятель отступилъ въ безпорядк?, потерявъ шесть орудiй. На нашей л?стнице было так темно, что онъ, уходя, упалъ два раза.

Нуженъ ли вамъ завтракъ поскорее? Можете держать его у себя до конца будущей недъли, онъ мн? не нуженъ раньше.

2008/10/13 Вавилонская библиотека

Былое без дум

Разбираясь в библиотечном подвале, мы нашли весы.

Когда-то мы взвешивали на этих весах продукты из заказов. Сливочное масло, селёдку, конфеты и сахарный песок. Подвал наполнялся шорохами, запахами и нервными вздохами. На запах селёдки из подземного сумрака выходили сантехники и коты, одинаково нехорошего, разбойничьего вида. Мы прятались от них за коробками с газетными подшивками. Селёдка лежала на списанных дублетных номерах «Таймса» и светилась в полутьме серебристым фосфором. По дну ящиков катались, как бильярдные шары, зелёные пачки с чаем. Все сейчас вспоминают почему-то исключительно индийский чай со слоном. Нам такого не давали. Нам давали только грузинский, а в Грузии слоны не водятся. Но мы не роптали. Мы радовались. Потому что с раздачей слонов была бы отдельная проблема, а нам и от селёдки доставалось довольно-таки крепко.

Под Новый Год заказы были красивее и содержательнее. В предновогодние дни подвал благоухал не селёдкой, а копчёной колбасой, сырными корочками, кексами и сливочной помадкой. Вместо грузинского чая на дне ящиков лежали укутанные, как младенцы на морозе, бутылки с венгерским ликёром «Рубин». Обезумевшие коты и сантехники скулили и фыркали по тут сторону коробок с подшивками, иногда принимаясь от возбуждения кататься клубком по каменному полу и раздирать ящики когтями. Иногда к ним присоединялись и другие сотрудники библиотеки, потому что знали – достанется не всем. А только тем, кто вытянет Длинную Спичку.

В те годы я была удачливая, не жадная и тщеславная. Я почти всегда вытягивала самую длинную из Длинных Спичек, а потом великодушно раздавала доставшиеся мне сокровища тем, кому такая спичка не выпала. Так я зарабатывала себе дешёвую популярность. Мне нравилось смотреть, как в глазах коллег сверкают благодарные слёзы, отсвечивая яркими, безумными отблесками ликёра «Рубин». Кстати, за всю жизнь мне так и не довелось его попробовать. Сейчас бы и рада, но почему-то нигде его не вижу, а ехать ради него в Будапешт как-то, вроде бы, глупо.

А ещё к нам под Новый Год привозили всякую одежду. Ярче всего помню невыносимо зелёные финские пальто с просторными монашескими капюшонами. После этого каждое утро из троллейбусов, подходящих к библиотеке, выплёскивались красивые зелёные ручейки и текли, текли к библиотечным воротам. Под тот же Новый Год администрация в «Иллюзионе» набралась дерзости и пустила в широкий показ цикл фильмов Бунюэля, во что мы сразу даже не очень поверили, а, поверив, стали попеременно смываться с рабочих мест на часик-полтора, чтобы постоять в очереди за билетами. Очередь огибала булочную и тянулась по берегу Яузы, притопывая сапогами, кашляя и возбуждённо посмеиваясь. На нас, библиотечных, смотрели косо. Люди в абсолютно одинаковых зелёных пальто с монашескими капюшонами, поочерёдно меняющие друг друга в очереди, видимо, давали всем остальным пищу для размышлений. Когда же наша очередь приближалась к Бунюэлю до такой степени, что становились видны двери в кассу, из этих дверей высовывалась билетёрша и радостно сообщала:

— Товарищи бунюэльщики, билетов больше не-ту! Расходитесь!

— А-а-а! – подаваясь вперёд, выдыхала очередь.