Дневник библиотекаря Хильдегарт

12 январь 2009 г. Я, Собака и Город Контрастов

У моей Собаки температура всегда сорок. Даже больше.

Я чувствую это, когда вечером она залезает ко мне по одеяло и, привалившись к моим ногам, обжигает их даже сквозь пижамные штаны. Засыпая, она судорожно вздыхает и всхлипывает, а во сне часто вздрагивает и глухо матерится.

— Что тебе снилось? – спрашиваю я у неё наутро.

— Лучше тебе не знать, - отвечает она.

Белки у неё постоянно красные, а шерсть на холке навсегда застыла, ощетинившись, как у дикобраза. Сидя у окна, она вздыхает, стучит зубами и дрожит от ужаса, восторга и ярости. Как для ирландского героя Кухулина, для неё это совершенно привычное, обыденное состояние. Я об этом знаю. Мои соседи – нет. Поэтому, когда мы с Собакой подходим к лифту, я, прежде чем нажать на кнопку, прослушиваю и простукиваю его, как врач – лёгочного больного. На тот предмет, не затерялся ли где-нибудь внутри какой-нибудь Сосед. Иначе, если дверь лифта откроется перед носом моей Собаки, а в кабинке будет Сосед, - случится скандал. И Бог знает, что они оба – Сосед и Собака – со страху могут натворить… И, главное, я никак не смогу это предотвратить, никакими средствами.

— Дрессировке она не поддаётся, - сообщил мне Собачий Инструктор. – Слишком нервная. Редко, но бывает такое. Попробуйте давать ей «Кот Баюн». Хорошее средство.

— Кто – Баюн? – сухо осведомилась моя собака из-под дивана.

— Не «Кто Баюн», а «Кот Баюн», - сказала я. – Что-то знакомое, между прочим.

— Щас посмотрим, - сказал мне Костик и полез в шкаф за сборником русских народных сказок. - «Ну-ка, кот Баюн, покажи большую страсть!» - Вот кот Баюн когти точит, на царя их ладит, хочет ему белу грудь раздирать, из живого – сердце вынимать.

— Э-э-э, - сказала я.

— Не годится, - сказал Костик. – Это твоя Собака и так может. Без всяких баюнов. В лучшем виде. Может, валерьянки ей давать?

— Васька от валерьянки спился, между прочим, - напомнила нам из-под дивана Собака.

— Верно, - сказал Костик. – Тогда надо выходить с ней очень рано утром и очень поздно вечером. Когда никого нет, кроме дворников. Дворников она уважает. У них мётла с прутьями и лопаты с черенками.

— Сволочи вы, - сказала Собака из-под дивана. – Я и так неконтактная. А вы хотите лишить меня даже минимального шанса на нормальное общение. Вы что, не знаете, что для гармоничного развития собака обязательно должна контактировать с себе подобными?

— Подобных тебе нет, - сказала я. – И не будет никогда. Я даже знаю, как это сказать по-ирландски.

— Это всё, что ты знаешь по-ирландски! – сказала Собака из-под дивана. Я не возразила, потому что это правда. Она всегда выходит победителем из любой словесной перепалки.

И мы гуляем с ней по Москве очень ранним утром и очень поздним вечером. При этом она всё равно умудряется найти жертву и вступить с ней в контакт.

— Что мне с тобой делать? – риторически спрашиваю я, оттаскивая её от жертвы в подворотню и безуспешно пытаясь нахлобучить ей намордник.

— Я не виновата, - тяжело дыша и отплёвываясь от намордника, отвечает она. – Я его предупреждала: не подходи, я психованная. И вообще, что это за манера – нюхать у дамы под хвостом? Почему я должна позволять это делать всякому незнакомому сброду?

В очереди ветеринарной клиники она обычно сидит глубоко под скамейкой и смотрит оттуда на всех мудрыми и скорбными глазами.

— Как они могут тут собачиться? – тихо спрашивает она, глядя на волнующуюся очередь. – Они что, не понимают, что в последние минуты жизни надо думать не об этом?

— Какие последние минуты? – безнадёжно уговариваю её я. – Они тут все на профилактическую прививку. И ты, между прочим, тоже. Это же каждый год бывает – ты что, не помнишь, что ли? Совершенно безобидный и безболезненный укол, от которого никто не помирает.

Она горько улыбается в ответ, прикрывает глаза и принимается бормотать мантры. Потом приоткрывает один глаз и встречается с таким же мудрым и тоскливым взором лежащего в сторонке Белого Лабрадора.

— Ну, что ты скис? - пытается приободрить его хозяин. – Вон – смотри, какая женщина красивая под скамейкой лежит...

— Василий Иваныч, мне не до сук, - пытается горько скаламбурить Белый Лабрадор. Потом прикрывает глаза, кладёт голову на лапы и принимается бормотать мантры.

— А он ничего, - вздыхает моя Собака. – Жаль – поздно встретились. Вот оно всегда так бывает….

Уже после прививки, на улице, она пытается хорохориться, но всё ещё чувствует себя смущённой.

— Я же говорила тебе – ничего страшного, - напоминаю я ей. – Ну, скажи мне, как можно, как так можно – жить и ВСЕГО БОЯТЬСЯ… ну, вообще – ВСЕГО. Без исключения. Как так можно?

— Ты сколько лет живёшь в этом городе? – отвечает она. – Сорок? Вот то-то и оно… Привыкла уже и не замечаешь. Город контрастов. Нельзя не бояться. Никак невозможно.