Дневник библиотекаря Хильдегарт

— Представляешь, такой сон сегодня был… Как будто я участвую в фильме. Ну, то есть, это вроде бы как фильм, но на самом деле всё реально, всё как в жизни. Как будто я вместе с какой-то археологической экспедицией поехал раскапывать курганы. И мы там откопали мужика, очень древнего и очень такого из себя знатного… такой хорошо сохранившийся мужик, типа мумии, и с признаками насильственной смерти. И тут оказывается, что среди нас есть Эркюль Пуаро – прикинь, да?. И он нам говорит, что этот мужик вовсе даже не в бою каком-то там погиб, а это было убийство, очень какое-то вероломное и нехорошее. А дальше выясняется, что все мы, как один, в прошлой жизни жили одновременно с этим мужиком и каждый из нас мог тогда его пришить… у всех были мотивы и возможности. Ну, у кого-то там он жену похитил, у кого-то брата убил, а кто-то просто на его место метил… обычное дело. И Пуаро начинает расследовать, кто же из нас его в прошлой жизни убил…

— А на фига расследовать? Срок-то какой прошёл… теперь уж не наказуемо.

— Да не затем, чтобы наказать. Наоборот. Тот, кто это сделал, этим самым убийством капитально изгадил себе карму на много тысяч лет вперёд. А если Пуаро выяснит, кто убийца, и этот убийца, пусть хоть и запоздало, но покается, то ему будет прощение, и карма очистится. И поэтому там каждый жутко заинтересован в том, чтобы убийцей оказался именно он. Потому что все, как один, сидят в полной заднице и не понимают, за что им такая непруха по жизни. Понимаешь? А тут – бац! – и очистился, и никаких тебе больше несчастий. И все поэтому лезут в убийцы. Но с Пуаро этот номер не проходит, он ищет настоящего…

— И что, находит?

— Я не знаю. Проснулся, не досмотрел.

— Кру-уто.. Слушай! Напиши такой роман. По-моему, такого ещё не было.

— Не, не смогу. Пишу с ошибками.

— Что, в школе плохо учился?

— Да нет. Карма плохая…

2006/09/22 Невавилонская библиотека

Герберт Уэллс "Род Ди Сорно"

Рукопись, найденная в картонке

А картонка принадлежала Ефимии. Ее содержимое было варварски раскидано обезумевшим мужем, которому до зарезу понадобился галстук и не хватало выдержки и терпения дождаться, пока придет жена и разыщет пропажу.Конечно, в картонке галстука не оказалось; хотя муж, как легко догадаться,перерыл ее снизу доверху. Галстука там не было, зато в руки ему попалась пачка бумаг, которые можно было просмотреть, чтобы скоротать время до прихода Главного хранителя галстуков. К тому же всего интересней читать то, что ненароком попадает вам в руки.

Уже то, что Ефимия берегла какие-то бумаги, было открытием. На первыйвзгляд эти мелко исписанные страницы порождали мысль об измене, и поэтому муж взялся за чтение, исполненный страхов, которые рассеялись, едва он

пробежал первые строчки. Он, так сказать, выполнял функцию полиции и тем себя оправдывал. И он начал читать. Но что это?! "Она стояла на балконе; позади нее было окно, а вельможный владелец замка ловил каждый взгляд ее

капризных очей, тщетно надеясь прочесть в них благосклонность и преодолеть ее гордыню". Ничего похожего на измену!

Муж перелистнул страницу-другую - он начал сомневаться в своих полицейских правах. За фразой - "...отвести ее к ее гордому родителю"

стояло написанное другими чернилами: "Сколько ярдов ковра, шириной в три четверти ярда потребуется для того, чтобы застеклить комнату в шестнадцать футов шириной и в двадцать семь с половиной футов длиной?" Тут он понял, что читает великий роман, созданный Ефимией в шестнадцатилетнем возрасте.

Он уже что-то о нем слышал. Он держал в руках тетрадку, не зная, какпоступить, - его все еще мучила совесть.

— Вздор! - решительно сказал он себе. - Допустим, что от романа простоне оторваться. Иначе мы выкажем пренебрежение к автору и его таланту.

С этими словами он плюхнулся в картонку прямо на груду вещей и,устроившись поудобнее, стал читать и читал до самого прихода Ефимии. Но она, узрев его голову и ноги, бросила несколько отрывочных и довольно-таки обидных замечаний по поводу какой-то раздавленной шляпки, а потом стала зачем-то силком вытаскивать его из картонки. Впрочем, это мои личные огорчения. А нас занимают сейчас достоинства романа Ефимии.

Героем ее повести был венецианец, звавшийся почему-то Джон ди Сорно. Насколько я мог установить, он и представлял собой весь род ди Сорно, упомянутый в заглавии. Никаких других ди Сорно я не обнаружил. Как и

прочие герои повести, он был несметно богат и терзался глубокой печалью, причины которой остались неясными, но, очевидно, таились в его душе. Впервые он предстал перед нами, когда брел "...грустно поигрывая осыпанной каменьями рукоятью кинжала... по темной аллее земляничных дерев и остролистника, удивительно гармонировавшей с его сумрачным видом". Он размышлял о своей жизни, которую влачил под тягостным бременем богатства, не ведая чувства любви. Вот он "...идет по длинной великолепной