Как по мне, тон Божьего обращения, записанного в Книге Иова, несколько резковат. Но его основная мысль, пожалуй, и заключается в том, что Господь вселенной имеет право резко ответить на выпады крошечного человеческого существа, какими бы обоснованными ни были его жалобы. Мы, потомки Иова, не должны отрывать взгляд от Общей Картины, проблеск которой легче всего рассмотреть в безлунную, звездную ночь.
7 сентября
Бытие в дикой природе
После тринадцати лет, прожитых в центре Чикаго, мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к новой обстановке Скалистых гор. Я скучал по персонажам из нашего бывшего района: сборщик мусора, называвший себя «Тутом Необычным»; психически больной, который дни напролет просиживал в кафетерии, делая вид, что курит незажженную сигарету; чудак, бродивший по Кларк-Стрит с транспарантом: «Мне нужна жена!»
В нашем же новом месте обитания мы встречали больше животных, чем людей: лося, пасущегося на холме позади нашего дома; дятлов, барабанящих по обшивке стен; рыжего лиса, которого мы прозвали Фостером. Этот лис прибегал к нам каждый вечер в ожидании очередной подачки. Недавно Фостер уселся у двери террасы, слушая радиопередачу Гаррисона Кейлора, пока я клеил обои в своем кабинете. Слушая кантри, он недоуменно дергал головой, но, в целом, передача явно пришлась ему по душе.
Вскоре после переезда я стал перечитывать Библию, начав с Бытия, и вскоре обнаружил, что в новой обстановке она зазвучала для меня как-то по-другому. О сотворении мира я читал, когда вокруг лежал снег. Горы мерцали в лучах утреннего солнца, а каждая сосна была облачена в чистую, кристально белую мантию. Мне было легко представить радость, сопутствовавшую творению. Как впоследствии Бог сказал Иову, это происходило «при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости».
Впрочем, на той же неделе мое чтение прервал громкий удар. Это в окно врезался маленький сосновый чиж с вилочковым хвостом и желтыми шевронами на крыльях. Он распластался на снежной глыбе, судорожно хватая воздух клювом, из которого сочились ярко-красные капли крови. Так он пролежал около двадцати минут, кивая головой, словно боролся со сном, пока, наконец, не предпринял последнюю отчаянную попытку встать и, уронив голову в снег, умер.
Так, я стал свидетелем лишь одного небольшого эпизода в длинной веренице трагедий того дня. В дневных новостях я услышал о бойне на Ближнем Востоке и кровопролитии в Африке. Тем не менее, почему-то именно смерть одной птицы за моим оконным стеклом сделала особенно весомым прочитанное мной в тот день. Она стала миниатюрным отражением радикальной перемены, произошедшей между 2 и 3 главами Бытия: между раем и падшим творением.
8 сентября
После грехопадения
Бытие 2 содержит «примечание редактора», которого я раньше никогда не замечал. В замечательной сцене Бог проводит перед Адамом множество животных, «чтобы видеть, как он назовет их». Какое необычное, новое проявление всемогущества! Творец вселенной во всей ее безбрежной совокупности исполняет роль наблюдателя, ожидающего, «чтобы видеть», что сделает Адам.
Нам, людям, по выражению Блеза Паскаля, даровано «достоинство причинности», и следующие несколько глав Бытия подтверждают, что причинно-следственные связи стали не только достоинством, но и бременем. Люди очень быстро освоили азы семейной жизни, земледелие, музыку и производство орудий труда, но не меньше они преуспели и в умении убивать, блудить и в других прискорбных делах, присущих человеческому роду. Вскоре Бог «раскаялся» о Своем решении: «И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем» (6:6).
На протяжении всего Ветхого Завета Бог попеременно был то Зрителем, то Участником. Иногда, когда кровь взывала от земли, когда несправедливость становилась просто невыносимой, когда зло переходило все границы, Бог начинал действовать — решительно и даже жестко. Горы дымились, земля разверзалась, люди умирали. Однако Новый Завет показывает Бога, Который самоотверженно стал причастником достоинства причинности, придя на землю, чтобы стать ее Жертвой. Имеющий право уничтожить этот мир (что Он почти и сделал во дни Ноя) вместо этого предпочел любить его и притом — любой ценой.
Иногда я задаю себе вопрос: «Насколько Богу было трудно не действовать на протяжении истории?» Что Он чувствует, видя, как славные образы творения — тропические леса, киты, слоны — один за другим исчезают с лица земли? Что Он чувствовал, когда сами евреи едва не были истреблены? А когда потерял Сына? Какова цена Божьей сдержанности?