Дневник чайного мастера

С дороги мама посылала нам сообщения, окрашенные настроением путешественника, дивящегося увиденному в большом мире.

«Мне никогда раньше не приходилось видеть такого огромного порта, — написала она из Нового Петербурга. — За 15 лет город вырос чрезвычайно. Ах, кого только не встретишь в поезде! Вчера ужинала за одним столом с семьей из пяти человек: они прибыли на корабле из Пиренеев и направляются на Урал. Уверена, что единственная причина, мешающая им выбросить своих беснующихся детей из поезда, это присутствие военных. Думаю о вас. Обнимаю, Л.»

Ты думаешь о нас гораздо меньше, чем мы о тебе. Перед тобой открыт весь мир, в нем нет наших следов, и они никогда не смогут медленно исчезнуть. А здесь только дом, где нет тебя, и мы бережем твои следы, чтобы они сохранились здесь надолго, чтобы ты признала их, когда решишь вернуться. Если вернешься.

В то утро я проснулась рано. Церемониальная одежда чайного мастера висела на плечиках на карнизе перед открытым окном, слегка покачиваясь на ветру. Ее время еще не настало. Накануне отец сообщил, что после завтрака мы сходим в тундру, конечно, за водой для чайной церемонии моего посвящения, но я знала, что речь идет о чем-то другом, иначе зачем я ему понадобилась. Я надела свою обычную одежду и походные башмаки на толстой подошве, позавтракала сваренной отцом пшенной кашей, налила в бутылку воды и положила в карман немного еды. Выходя на улицу, взяла с собой москитную сетку.

Отец разравнивал граблями сад камней. Нанятые им работники успели привести все в должный вид, оставалось совсем немного — сущие мелочи. Лужайка и сад выглядели, как и прежде, если не считать нескольких стершихся волн на песке. Чайный домик пострадал больше всего, часть пола даже пришлось заменить, и теперь разница между старыми и новыми досками бросалась в глаза. Все было в полном порядке и пригодно для церемоний. Глядя на это, я вспомнила слова отца о том, что несовершенство, недостатки и перемены являются частью чайного мастерства, что им следует отдавать должное равно как идеальному и незыблемому.

Отец увидел меня и с восхищением произнес:

— Тебе суждено стать гораздо лучшим мастером чайной церемонии, чем я даже могу себе представить.

Он вышел из сада камней и стер граблями следы за собой. Волны окружили грубые камни, словно молчаливое морское дно.

— Пойдем, нам предстоит длинный день.

Мы пошли в тундру тем же маршрутом, что и в первый раз, когда отец отвел меня к сокровенному источнику. Однако на склоне сопки вдруг повернули в другую сторону, затем прошли еще немного и остановились перед извилистой трещиной с гладкими стенками, на дне которой были камни и песок.

— Как ты думаешь, что это? — спросил он.

Конечно же я знала. Такое мне приходилось видеть и раньше.

— Русло высохшего ручья, — ответила я. — Судя по густым мхам на камнях, там давным-давно уже не течет вода.

— Молодец, умеешь подмечать детали, но ты должна научиться еще кое-чему. Наверное, мне следовало давно рассказать тебе о тайном знании чайного мастера, но традиция такова, что оно переходит от учителя к ученику именно в тот день, когда последний становится мастером чайной церемонии. У источника ты поймешь, что я имею в виду.

Мы повернули обратно к пещере. Отцу было интересно, сумею ли я найти дорогу к входу в форме кошачьей головы. Это не представляло особого труда, ведь места эти мне были знакомы с детства. Затем от меня потребовалось найти тайный рычажок, открыть лаз в потолке пещеры и пролезть первой в проход к источнику. Отец шел следом, передав мне один из фонарей. Шум источника становился все отчетливей, чем ближе мы подходили к нему, а потолок и стены становились все более влажными.

Наконец мы вошли в пещеру: вода вырывается из расщелины мощными струями, искрящимися на фоне темных камней, и уходит вновь в глубь горы. Я встала на краю озерца, отец же обошел его и поставил фонарь у самой кромки воды. В глубине виднелось белое пятно — я смутно припомнила, что видела его и в первый раз. На высоте полуметра от поверхности воды в скалу был вбит металлический стержень с остатками белой краски. В полумраке я его почти не видела.