Дневник читателя. Русская литература в 2007 году

Леонид Дмитриевич Семенов был зверски убит вечером 13 декабря 1917 года. Нет, не большевиками, а бандитами, получившими свободу – вместе с неограниченными возможностями для насилия и грабежа – в результате долгожданной и светоносной Февральской революции, ласково-лживыми сказками о которой и сейчас – после публикации великого множества ужасающих документов и мемуарных свидетельств, после издания третьего и четвертого узлов «Красного Колеса»! – продолжают тешить себя иные патентованные умники. Его убили не в Петрограде (или ином «развращенном» цивилизацией городе), а в самой что ни на есть глубине России – в рязанской губернии, близ родового имения Гремячки, где Семенов несколько лет жил на отшибе, в простой избе, чередуя крестьянский труд с работой над заветной книгой о долгих и мучительных скитаниях (в прямом и переносном смысле) автора и обретении им нравственного света. Книга эта – «Грешный грешным» – осталась неоконченной. Рукописи были изодраны и сожжены погромщиками, разнесшими избу гранатой, испоганившими все, что попалось под руку (о том, что поживиться у «полоумного» барина-бессребреника нечем, подонки прекрасно знали), а заодно уж и стрельнувшими в хозяина-работника.

Семенову выпал жизненный срок гениев – тридцать семь лет. Гением он не был, хотя в тот короткий период, когда Семенов сполна отдавался словесности, нехудшие читатели ставили его в один ряд с великими сверстниками Блоком (тесно общавшимся с Семеновым и много о нем думавшим) и Андреем Белым. «Собрание стихотворений» (1905) – единственная прижизненная книга Семенова – и сейчас кажется если не родной, то двоюродной сестрой первой книги Блока («Стихи о Прекрасной Даме» вышли немногим раньше). Некоторые стихи Семенова пророчат появление большого поэта. Но он выбрал иную стезю. Вернее, тем блужданиям и исканиям, которые сверстники Семенова переводили в область поэтического творчества (даже яростно отрицая литературу и экстатически мечтая о «простой и честной» жизни), он до конца подчинил свое земное бытие. Да и успешный бросок в зоревую, лазурную, туманную, изломанную и чающую неземной ясности модернистскую словесность был не только (и не столько) следствием прирожденной писательской складки (кстати, вовсе не гарантирующей истинные творческие свершения), сколько жизнестроительным актом. При том не первым.

Семенов родился в просвещенной дворянской семье (дед его – великий географ и путешественник в 1906 году стал по высочайшему повелению именоваться Семеновым-Тян-Шанским; достойно и удачно служили отечеству и другие старшие родственники), у него было безоблачное (елико это возможно) детство, он превосходно учился, но в старших классах, воспылав могучей страстью к музыке, едва не бросил гимназию. Композитором, однако, не стал (тут невольно вспоминается юный Пастернак), родителей на сей раз послушался и в итоге поступил в Петербургский университет, где быстро сменил естественный факультет (семейная традиция) на историко-филологический. Серьезно занимался наукой (Семенова-студента ценил равно взыскательный и блистательный эллинист Ф. Ф. Зелинский), чуждался «общественных» веяний, подчеркивал свою «правизну» и дворянскую стать. Что, впрочем, не противоречило модернистским литературным пристрастиям.

Поворот случился 9 января 1905 года. Печатается «Собрание стихотворений», пишутся и публикуются новые стихи, не сразу рвутся связи с литераторской средой, но университет оставлен – ради революции, то есть справедливости. Вместе с революцией приходит любовь – к не менее странной, чем сам Семенов, революционерке (кто-то скажет – святой, кто-то – полоумной; в этой связи полезно перечитать тургеневское стихотворение в прозе «Порог»), «сестре Маше». Маша была сестрой не Семенова, а другого знакового персонажа декадентско-революционно-богоискательской эпохи – поэта (с проблесками гениальности) Александра Добролюбова, сменившего крайность утонченного модернизма на радикальное опрощение, растворение в народе. (И с Семеновым это случится.) Любовь была обоюдной, платонической и надрывной – на вопрос о том, спасались ли «брат Леонид» и «сестра Маша» от нахлынувшей страсти (и плотских соблазнов) революционной деятельностью на российских просторах или, напротив, императив служения народу (отмщения страшному миру) заставлял их жертвовать личными чувствами, пусть отвечают ушлые психоаналитики. Встречи были редкими, взаимное восхищение (и сцепленное с ним самообличение) захлебывающимся, конец – страшным. Семенов прошел тюрьму, следствие и суд – был по большей части обвинений оправдан (что не означает – вовсе невиновен перед государством). Накануне его освобождения Маша умерла. Не исключено, что покончила с собой. Возможно, оказавшись перед чудовищным выбором: участие в теракте, то есть убийстве (Маша была эсеркой), или отказ, означающий попрание великих идеалов, неминуемо обрекающий на презрение однопартийцев, если не на остракизм. Возможно, «просто» не выдержало сердце.