Дневник читателя. Русская литература в 2007 году

потому что финала нет, вообще нет слов,

это род депрессии, пустокипение мозговое:

поздновато встретились? но ведь встретились, а любов,

как тов. Сталин писал, побеждает смерть и всё такое,

и одна надежда, что не упёрты у нас вожди

и дадут умереть своей смертью в своей постели,

чем не льгота, когда бы не роковая дыра впереди,

Господи, говорю, неужели Ты здесь, неужели

шанс даёшь, вот и парки Твои поустали, поди,

пряжу прясть незаметную – разве она не прореха ль? —

но подруга со мной, на заре Ты её не буди,

на заре она сладко так спит, и трамвай уехал

Лев Осповат

Книга Льва Самойловича Осповата «Как вспомнилось» (М.: Водолей Publishers) – самая большая неожиданность литературного года. Ждать от много повидавшего человека (помнящего тридцатые, прошедшего войну, пережившего черное послевоенное лихолетье) – знающего цену фактам профессионального историка, многоопытного литератора, – насыщенных подробностями и умных воспоминаний естественно. Предположить, что мемуары Л. С. обернутся пунктирной лирической поэмой, что миниатюрные главки о разных разностях вступят в головокружительную перекличку, что «простые» слова («звучащие» и при чтении «про себя», одними глазами) встанут в единственно возможном, предустановленном, порядке, что русский верлибр здесь явит свою обычно таимую стиховую природу, было невозможно. Поэтов вообще не ждут – они, по слову Давида Самойлова, приходят сами.

Смертный ужас

был мной испытан впервые

не на фронте,

не в больницах, куда привозили с инфарктами,

а в семилетнем возрасте

в городке Андижане.

До меня вдруг дошло

неведомо какими путями,

что я смертен

и, стало быть, тоже исчезну,

и, оглядевшись,

внезапно увидел по-новому

весь этот мир, окружавший меня, —

и нестерпимо яркое солнце,

и бесцветное небо,

и дом и деревья, представил:

все будет таким же,

как и сейчас,

и только меня

в этом мире не будет.

По-моему, говорится здесь не о смерти, а о драгоценном даре жизни и предощущении бессмертия. Как и во всей удивительной книге, вобравшей множество страшных, печальных, зловеще гротескных историй (щедр на них был ХХ век), черноту которых одолевает властная музыка свободного (действительно – свободного) стиха. Потому и увидев себя во сне узником концлагеря, идущим к душегубке, Л. С. вдруг слышит

со столба

из радиорупора —

Концерт номер 21

до мажор,

часть вторая.

Оказывается, и здесь

бывают минуты

счастья!

Да, бывают. Откликаясь на выход книги, я уже цитировал эти строки. Обойтись без них не могу и сейчас.

Олег Лекманов, Михаил Свердлов

Есенин – поэт отчетливо мифогенный и культовый. Поэтому писать о нем легко истеричным (или расчетливо имитирующим экстаз) апологетам и злорадным разоблачителям – и очень трудно профессионалам. Олег Лекманов и Михаил Свердлов любят Есенина гораздо сильнее, чем сочинители сусальных сказок, сползающих в бульварные детективы, и знают о нем гораздо больше, чем те, кто брезгливо игнорируют якобы банального и вульгарного стихотворца. Потому в написанной ими книге «Сергей Есенин. Биография» (СПб.: Вита Нова) и решена задача, долго казавшаяся мне неразрешимой, – явлена страшная и изломанная, «сумасшедшая, бешеная, кровавая» жизнь великого поэта. О величии поэзии Есенина авторы не позволяют забыть читателю ни в одной точке динамичного и строго выверенного повествования. Трагедия предполагает ужас и сострадание. Жанровый ориентир книги Лекманова и Свердлова не мелодрама и даже не социально-психологический роман, а именно трагедия, предполагающая резкую «отдельность» всегда не до конца «проясненного» протагониста.

Трагедия почитается жанром устаревшим, ибо она сутью своей противостоит агрессивным претензиям детерминизма любого розлива – хоть конспирологогического, хоть психоаналитического, хоть социологического. Смелость дерзнувших на трагедию авторов вызывает не меньшее восхищение, чем основательность их исторических знаний и изящество филологических решений.

Александр Долинин