Дневник читателя. Русская литература в 2007 году

Писали письма, в которых главными вопросами оказывались вопросы о смысле жизни. Письма писал. Электрического Интернета в те времена не было, а иногородние друзья были. Что такое «вопросы о смысле жизни», как тогда не понимал, так и сейчас не понимаю. Но, сдается мне, этих самых «вопросов» в нашем эпистолярии было примерно столько же, сколько сейчас в «живом журнале».

Собирали книги философов и даже пытались их читать. Верно. Только пристойных (и даже полупристойных) книг по философии (истории, эстетике, психологии) было очень мало. «Собирались» они так же, как и прочая не вовсе мертвая литература. (От которой тоже полки не ломились.) Ну а процент засыпающих на тридцатой странице Лосева (Канта, Делеза), думаю, не сильно изменился. Нынче, пожалуй, философия в большем фаворе.

Могли ночь простоять за билетами в театр. А могли добывать сей дефицит иными способами, о каковых и вспоминают информанты (альянс с кассиршей, протекция знакомцев из «высших сфер», контакт с перекупщиком, месткомовские заявки, ловля лишнего билетика и проч.). Тут приходят на ум два соображения. Во-первых, подавляющее большинство опрошенных всё или почти всё, что почиталось «интересным» и/или «престижным», посмотреть ухитрились. Если учесть, что изобилия шедевров не наблюдалось, а залы Таганки и «Современника» были крохотными, то встает резонный вопрос: так ли широк был круг ценителей театральных изысков? Во-вторых же, сейчас, когда число театральных площадок резко выросло, видеотехника позволяет вкушать весьма разнообразную духовную пищу, не вставая с дивана, а цены на билеты штурмуют небо, московские театры отнюдь не пустуют. (Даже громадина Театра Российской армии иногда заполняется – сам видел! – почти под завязку.) С концертами и выставками дело обстоит примерно так же. А мы все талдычим свое заветное: давеча не то, что теперича.

Могли встать в шесть утра и поехать занимать очередь на выставку. Если кто «жаворонок», то вольному – воля. Прочие лица, охочие до шедевров мировой живописи и не имевшие блата, подгребали к ГМИИ в течение дня, отстаивали те же полтора (два, три) часа и лицезрели ровно те же великие полотна.

Самым свободным временем оказывалось время, проведенное на работе. Там вязали, обсуждали романы Торнтона Уайльдера, бесконечно пили чай. Кроме академических институтов и отраслевых НИИ (где тоже бывало по-разному) существовали еще больницы, поликлиники, школы, вузы, издательства и другие структуры, где приходилось работать. Бездельники, конечно, были везде, но информанты Дубновых на них не похожи. Даже те, кто волей случая (или собственной ошибки) оказывался на «чужом» месте и нетерпеливо ждал вечера, когда начиналась настоящая жизнь. Те же, кто попадал на «свое» (хотя бы относительно) место, вкалывал – обычно еще и «за того парня», который только пил чай. Кстати, чая на рабочем месте я сейчас потребляю не меньше, чем когда служил в «Литературном обозрении» (1983–1990).

Различия долгих (1964–1987) семидесятых и длящихся (конца не видно) двухтысячных очевидны. Но не так сильны, как нам кажется и хочется. Тогдашняя «духовность-культурность» (особенно пышно расцветавшая на открытых партсобраниях, политинформациях, ленинских зачетах и прочих пятиминутках ненависти) такой же миф, как сегодняшняя «деловитость», оркестрируемая повсеместным воем о нехватке профессионалов. Мы – и, боюсь, даже наши дети – родом оттуда. Не потому грустно, что моя семидесятническая молодость прошла, а потому, что уходить не намерена.

...

2 февраля

P. S. Эти размышления вовсе не подразумевают вывода о неизменности нашего бытия. За последние тридцать пять лет жизнь изменилась просто невероятно. В минувшем году, читая курс русской литературы второй половины ХХ века, я буквально извелся, пытаясь объяснить студентам, в какой атмосфере прошла моя молодость. Плохо удавалось. Не проходил даже многократно отработанный прием. Заметишь в лекции о Пушкине, что Интернета в его времена не было, – хохочут и задумываются. Говоришь то же самое о 70-х – улыбаются, но, похоже, не верят. Как и в реальность очередей, продуктовых электричек, цензуры, ЦК КПСС. Так-то вот с нашим недавним прошлым: куда ни кинь – всюду клин.

Напоминание о главном

Алексей Зверев, Владимир Туниманов. Лев Толстой. М.: Молодая гвардия