Дневник читателя. Русская литература в 2007 году

Дабы избежать чреватых обидами недоразумений, подчеркну: я ни в коей мере не имею в виду тех коллег, что решительно сменили литературное амплуа, то есть оставили критику для того, чтобы сосредоточиться на иной работе. (Наиболее выразителен пример Евгения Шкловского, который прозу писал с давних пор, но настоящую силу обрел в недавние годы, когда четко от критики дистанцировался. Есть ли здесь причинно-следственная связь, а если есть, то каков ее характер, не знаю. И не думаю, что в данном случае это так уж важно.) Равным образом я не имею в виду коллег, совмещающих (удачно или неудачно – иной вопрос; бывает по-разному) критику с беллетристикой. Я имею в виду исключительно себя самого. Как прежде, так и сейчас я с большим сомнением отношусь к императиву литературного «универсализма». Я как думал, так и думаю, что «навыки» и «дар» суть материи разные. Тезис «критик обязан быть писателем» мне (что встарь, что ныне) так же чужд (если не сказать грубее), как тезисы «критик – тоже писатель» или «критик – лакей при писателе». Я думал и думаю, что критик – это критик, литератор, которому есть дело до всего (оговорку великолепного Козьмы держим в уме), что творится в литературном мире. Именно поэтому мое отдаление от современной словесности (не от нескольких горячо любимых писателей, которые теперь, впрочем, и без моей публичной поддержки отлично обойдутся, а от ее «целого») при формальном сохранении «все той же позицьи» заставляет меня задаваться вопросом о своем (и своих писаний) статусе. Именно поэтому мне неловко именовать себя критиком. Я слишком высоко ценю эту профессию и ее неподдельных мастеров (которые могут уставать и отходить в сторону, но не утрачивают счастливого чувства присутствия «в деле» и веры в необходимость собственного высказывания или в весомость – тоже, стало быть, необходимую – собственного молчания), чтобы козырять многолетним «исполнением обязанностей».

До осени 1991 года я никаким критиком не был (хотя время от времени что-то о современной литературе писал, а служил так вообще в «главном» критическом органе державы – «Литературном обозрении»; «Нового…», замечу, тогда еще не было. Как и многого иного, сегодня воспринимаемого как «всегда сущее» и «в принципе неотменимое»). За гуж в баснословные времена послеавгустовской эйфории и первого состава «Независимой газеты» я взялся по стечению разнородных обстоятельств, не в последнюю очередь – из-за временной (ситуационно обусловленной и много раз обсужденной) тогдашней нехватки кадров, теперь успешно ликвидированной. Кого-кого, а новых критиков, молодых – даже не обязательно по российским меркам – уверенных в себе, собственных бескомпромиссности, тонком вкусе, мощной фундированности, настоящей – без малейшего намека на осточертевшую групповщину и старые скучные счеты! – свободе и принципиальной новизне как предлагаемых глобальных концепций, так и – минимум раз в полгода – поднимаемых на щит «новых гоголей», теперь у нас пруд пруди. Дерзайте, мальчики! И, как политкорректно уточнял много лет назад один мой остроумный одноклассник, девочки, разумеется, тоже.

Со всех сторон нас заверяют, что время дилетантов и «заместителей» вышло. Возможно, все так и есть. Я совсем не склонен петь отходную критике как таковой – напротив, утверждения многих коллег (как старших, так сказать, наблюдателей процесса, так и младших, то есть его активных «пропагандистов») о том, что, дескать, «литературная журналистика» окончательно победила «архаичную» критику, кажутся мне даже не «несколько преувеличенными», а просто смешными: все более-менее приметные «литературные журналисты» (какие бы эмоции у меня их опусы, между прочим, написанные очень по-разному, ни вызывали) на поверку оказываются точно такими же критиками, как их «отцы» и «деды». (А что невежества и бестактности многовато, так почитайте советские журналы 1960—70-х годов, то есть лучшей их поры – гарантирую: апокалипсические настроения быстро поутихнут; хотя, конечно, лучше от этого новейшие врали, неучи и хамы не станут.) Я просто думаю, что сегодняшние критики (включая тех, кому приятнее именовать себя «литературными журналистами») со своим (нашим) делом справятся. А если кто-то из них (раньше или позже) почувствует себя «заместителем», то это будет уже его личной проблемой. В общем, не самой страшной.