Дневник чудотворцев

Сапожковский не теряя ни минуты, достал свою единственную фризовую шинель – знак особо чинной государственной принадлежности – и, прямо как цирковой акробат, ловко выскочил на козлы к Назару Прокопьевичу, где с особой теплотой укрыл его своей одёжкой. Кучер в ответ только благодарил, поправляя свой картуз, постоянно норовивший куда-то улететь от усиления ветра. Через некоторое время профессор вновь вернулся под крышу, промокший и запачканный с ног до головы. Выражение физиономии его оставалось непоколебимым. Предстоящие трудности нисколько его не сломили, а даже подзадорили, сделав его без того притягательный вид ещё более мужественным и даже моложавым. Пётр прекрасно понимал, что в такой ситуации от него сейчас мало что зависит, но он в любой момент был готов ринуться на передовую, если то потребуют обстоятельства. Но судьба видимо очень благоволила путешественникам, и дождь также внезапно закончился, как до этого несколько минут назад неожиданно возник. Ветер, тем не менее, не стих и задул по-осеннему противно, пробирая путешественников холодком до мозга костей. Какого было на самом деле кучеру, совсем не известно. Мужичок с гордостью держался прямо, довольствуясь шинелью с барского плеча. Профессор и его юный помощник хоть и находились за деревянными стенками кузова, но теплее им от этого не становилось – сквозняки гуляли здесь по-хозяйски, а слишком повышенная влажность способствовала чувствовать себя в настоящей обстановке куда менее уютно, чем этого хотелось. Но жаловаться было нечего.

Лошадки месили грунтовку под копытами, волоча за собой замызганную тележку. Колёса прокручивались по нескольку раз на одном и том же месте, но темп экипажа не сбавлялся, и путешественники довольно быстро преодолевали последующий участок пути этого вынужденного испытания. Скользя по заброшенному тракту, словно в зимнюю пору на санях, путешественники начали замечать, что окружающий ландшафт заметно изменялся: дорога сильнее завиляла, а местность приобрела холмистую структуру, обзаведясь соснами с причудливыми формами стволов, которые закручивались то в петлю, то гнулись, словно натянутый лук.

Теперь уже скорость экипажа заметно стала сбавляться. Частота резких поворотов, покатых склонов и коварных подъёмов заметно увеличилась, хотя наличие густой поросли прямо на пути поубавилось. Лес как будто бы отступал перед бесстрашными путниками, которые проехали и без того достаточно нелёгкую часть пути под проливным дождём и прескверным ветровым напором. Даже солнце, показавшееся из-за облаков, засветило как будто бы по-доброму, улыбаясь двигающейся тройке. Тем не менее, кучер не спешил снимать с себя профессорскую шинель – ветер, похоже, и не собирался ослаблять своих ледяных оков, потому Назар Прокопьевич только сильнее кутался.

В такие времена людям всегда свойственно согревать себя только самыми тёплыми воспоминаниями, чем естественно и занялся Пётр, погрузившись, как это с ним иногда бывает, в некую немую туманную думу, которая увела его от мира реального к воспоминаниям прошлого, или это вовсе не были воспоминаниями, может быть что-то выдуманное, нафантазированное, но такое приятное, что на душе становится чуть поспокойнее. Мысль уносилась совершенно в неизвестном направлении, к тем самым краям, где зарождаются сомнения о содеянном, о выборе, который был уже совершён. Пётр ловил себя на том самом вопиющем вопросе: «А нужно ли было всё-таки соглашаться на такое мероприятие, если даже сейчас в самом начале пути возникает такие ситуации, от которых ты совершенно не зависим и котором ты обязан просто подчиниться, плывя по этому течению неизвестности?». Такое случается слишком часто с неопытными зелёными головами, которые готовы погрузится в пучину страстей, а как лишь только подвернётся неудача или того и гляди испортится погода, то дают непременно заднюю. Но в какой-то момент Пётр теряет нить сомнений, и перед ним встаёт та самая неведомая картина, меняющая настроение с ног на голову. Детство. Дом. Они с отцом Алексеем Михайловичем прогуливались по цветущему садику. Здесь благоухают яблони и вишни, а где-то совсем недалеко, за высокой оградой, слышится цветение сирени… Маленький Петя никогда не бывал за территорией сада, но именно туда манило детское любопытство. Он старался держаться как можно ближе к ограде, чтобы была возможность, проходя мимо, хоть через щелку в дощечках рассмотреть, что же там снаружи. Отец смотрел на сынишку с упоением, но не знал, о чём тот думает, а Петя ничего не сказал ему об этом. И только вечером за прочтением сказки перед сном, он обратился робко к матушке:

– Что там за оградой, где мы гуляли?

– Там город, где живут другие люди, – отвечала ласково она.

– А я когда-нибудь смогу туда пойти?

– Ну конечно сможешь, малыш, – рассмеялась матушка – Если хочешь, уже завтра выйдем и посмотрим?

– Завтра?