Читаем Дневник Чумного Года полностью

Это последнее мнение было в то время более распространенным, и, признаюсь, основания на то имелись; подтверждает его и опыт горожан: те дома, где в комнатах постоянно поддерживался огонь, оставались совершенно незараженными: прибавлю к этому и собственные наблюдения: я нашел, что постоянный огонь в камине делал атмосферу нашего дома здоровой и приятной и — я твердо уверен — делал такими же его обитателей, поддерживая наше здоровье более, чем если бы мы не зажигали огня.

Но возвращаюсь к торговле углем. Торговля эта поддерживалась с великими трудностями, особенно из-за войны с голландцами, которая шла в то время, так как поначалу голландские каперы захватили немало наших кораблей, перевозивших уголь; это сделало остальных более осмотрительными и заставило их передвигаться целыми флотилиями. Однако вскоре не то каперы стали бояться нападать на суда, не то хозяева — я имею в виду государство в целом — стали этого бояться, что было весьма разумно, и запретили им на нас нападать из страха заразиться чумой, — но, во всяком случае, торговля после этого пошла бойчее.

По распоряжению лорд-мэра для безопасности торговцев с севера кораблям разрешалось одновременно заходить в Заводь не более определенного количества; лихтерам и другим судам, которыми располагали лесоторговцы и торговцы углем, было приказано спускаться вниз по реке до Детфорда, Гринвича, а то и ниже, и забирать уголь.

Другие привозили огромные грузы угля в те места, где корабль мог подойти к берегу, такие как Гринвич, Блэкуолл[336] и другие, и ссыпали уголь в огромные груды, как для продажи; его убирали уже после того, как корабль уходил; и все это делалось для того, чтобы матросы не общались с местными жителями, обитавшими у реки, и даже вообще не приближались к ним.

Но эти предосторожности не могли должным образом оградить угольщиков от заразы; прежде всего, на кораблях умерло от нее немало людей, и — хуже того — они занесли болезнь в Ипсуич, Ярмут, Ньюкасл-на-Тайне и другие места на побережье, и там, особенно в Ньюкасле и Сандерленде, чума унесла много жизней.[337]

Поддержание почти постоянного огня, о чем я говорил выше, требовало огромного количества угля; это да еще одна-две задержки с поступлением топлива, когда корабли не приходили то ли из-за встречного ветра, то ли из-за действий противника, не помню точно, — сразу резко подняли цену на уголь, вплоть до четырех фунтов за чолдрен,[338] но она вскоре упала, когда корабли вновь стали приходить регулярно, и оставалась вполне приемлемой вплоть до конца года.

Общественные костры на улицах, которые устраивались в связи с этим бедствием, должны были обойтись городу не менее, чем в двести чолдренов угля в неделю, и если бы они продержались, на них потратили бы большую сумму, однако, поскольку они считались необходимыми, то средств на это не жалели; но так как некоторые врачи резко воспротивились этому, костры продержались не более четырех-пяти дней. Их приказали было жечь в следующих местах:[339] у таможни, у Биллингсгейтских ворот,[340] у Куинзхитта,[341] у монастыря Блэкфрайарз,[342] у ворот Брайдсуэлла,[343] на углу Леденхолл-стрит и Грейс-Черч-стрит, у северных и южных ворот Королевской биржи, около Гилдхолла, у ворот Блэкуэлл-холла, у дома лорд-мэра в приходе Сент-Хеленс,[344] у западного входа в собор Св. Павла[345] и у дверей Боу-Черч.[346] Не припомню, были ли костры у городских ворот, но один у подножия Моста точно был, как раз рядом с Сент-Магнус-Черч.[347]

Знаю, что многие ворчали потом на эту меру и утверждали, что от костров перемерло еще больше народу,[348] но убежден, что у тех, кто так говорил, не было ни малейших доказательств их правоты, и я ни за что не поверю таким утверждениям.

Остается сказать еще о состоянии торговли внутри страны в то ужасное время, и, в частности, о состоянии промышленности и городской торговли. Вы легко можете представить себе, что, как только начался мор, люди были страшно напуганы, а вся торговля приостановлена, не считая торговли продуктами питания и самым необходимым. Но и здесь, учитывая, сколько народу бежало из города, как много людей свалила болезнь, не говоря уж о тех, которые умерли, потребление снизилось на одну треть, если не вдвое по сравнению с обычным.

Богу угодно было, чтобы год тот оказался урожайным на зерно и фрукты, но травы было мало — а значит, и сена. Поэтому хлеб был дешев из-за обилия зерна, а мясо дешево из-за нехватки травы, однако по той же причине масло и сыр были дороги, а сено на рынке у Уайтчеппл-Бара продавали по четыре фунта за лоуд.[349] Но это не отражалось на положении бедняков. Было неслыханное обилие самых разнообразных ягод и фруктов: яблок, груш, слив, вишен, винограда; и они становились тем дешевле, чем меньше оставалось народу; однако бедняки ели их в слишком большом количестве, в результате — поносы, рези в желудке, переедание и тому подобное, что часто способствовало заражению чумой.[350]

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза