Дневник Дейзи Доули

Люси пригласила меня на вечеринку в качестве сочувствующего лица, а затем мы сговорились поужинать вдвоем, девичником. Вечеринка оказалась шикарной, а саму Люси туда позвал красавец-адвокат Марк, помогавший Люси с разводом. Оказавшись в гуще разряженной публики, состоявшей сплошь из богатых, лощеных и преуспевающих, я философски подумала: вот, людям кажется, будто они всего добились и все у них в полном ажуре, а на самом-то деле жизнь у них идет кривее некуда. Особенно раздражали меня мужчины. Господи, как они распускали хвосты! Снисходительно, высокомерно глядя на женщин и пыжась, изображая из себя первосортных самцов. Как они важничали, как красовались! Павлины несчастные! Из-под их загара, заработанного на средиземноморских пляжах, сквозила мертвечина. Меня так и подмывало вскочить на стол посреди комнаты и провозгласить: «Люди, опомнитесь! Не рвитесь вы так к успеху! Стремиться надо к другому: к тому, чтобы что-то значить в жизни, найти в ней смысл!» Но ведь в конечном итоге получается, что этим духовным пустышкам живется куда как лучше и проще, вот в чем вся штука. Эти дутые мачо, подсевшие на адреналин, как на наркотик, каждый час своей жизни за чем-нибудь да гнались: за деньгами, успехом, властью, положением и невыносимо агрессивным сексом, который для них, конечно же, тоже был формой самоутверждения, и у них просто не было времени, чтобы остановиться и понять, как суетны все их усилия. Да уж, с таким человеком никакой духовной связи в принципе быть не может, подумала я. Такого можно охмурить, увести, обмануть, польстить ему, но узнать его невозможно. Все люди этого сорта похожи на мустангов, что носятся по диким прериям и не поддаются приручению и укрощению. Да, жениться-то они женятся и детей заводят, а потом уходят и опять заводят детей, но привязанность им неведома, потому что они не хотят и не умеют привязываться. Такие больше всего на свете боятся встретить того, кто разобьет им сердце. Боятся мужчины, но еще больше боятся и женщины этого сорта. Всплеск эмоций, неуправляемые чувства для них страшнее разорения, болезни или конца света — потому что означают утрату контроля.

Наблюдая всю эту публику несколько со стороны, я ощутила удивительно приятную свободу; меня даже покинула обычная в таких случаях стеснительность, и, наверно, даже со стороны было заметно, что я держусь особняком. В любой обстановке, помимо такой, как здесь, на вечеринке, где все эти сытые мужчины, образно говоря, играют мускулами и соревнуются, кто дальше писает, им кажется, что могущество лучше всего выражается в молчании. Для них помещение, в котором тихо и все молчат, — нечто лишенное угрозы, безобидное и мирное, а поскольку я держалась в сторонке и ни с кем не болтала, то здешних самцов тянуло ко мне как магнитом. Один такой, уже немолодой, подошел ко мне поболтать и назвался Дэвидом. Услышав, что я разведена, он выдал:

— Выйдете замуж еще раз и тем самым проверите, насколько правильно было развестись.

После чего подмигнул.

Мне ужасно хотелось сказать этому борову что-нибудь вроде: «Дэвид, лет так пять назад, когда у тебя брюшко еще не нависало над данхилловским брючным ремнем, а обручальное кольцо еще не впивалось в сосиску-палец, ты, возможно, был желанной добычей. Но теперь, старина, тебе надо почаще смотреться в зеркало, желательно трезвым взглядом, и трезво оценивать, каким ты стал. Потому что меня, знаешь ли, не заводит ни твоя ухмылочка желтых прокуренных зубов, ни твое несвежее дыхание, — даже если бумажник у тебя такой же толстый, как брюхо (а в бумажнике-то наверняка фотографии женушки и деток, скотина ты этакая)».

Ничего этого я, конечно, не сказала, а вот разговорчивый Дэвид попросил у меня визитку и тем поймал меня врасплох — карточку я ему дала. Упрятав мою визитку в карман, он подмигнул, словно желая сказать: «Тебе сегодня повезло, пупсик», но тут, к счастью, подоспел его приятель и утащил общительного Дэвида, как буксир — баржу. Дэвид даже не обернулся.

Минут через пять я отыскала его в толпе и постучала по плечу. Он удивленно развернулся: мол, кто это посмел меня отвлечь? Я встала так, чтобы меня видели и слышали его коллеги, и самым сладким тоном сказала:

— Извините, Дэвид, но я как воспитанное и наивное создание дала вам свою визитку, поскольку вы у меня ее попросили, так вот, это была ужасная ошибка с моей стороны. Честно говоря, меня тошнит при мысли о том, что моя карточка будет болтаться в вашем дурацком кармане и навевать вам порнографические мысли. Так что будьте любезны, Дэвид, верните мне мою визитку.

Дэвид задрал брови и подмигнул онемевшим коллегам, будто говоря: «Вот так чокнутая дамочка!», нервно рассмеялся, но визитку вернул.

— Вы у меня первая! Со мной такое в первый раз! — Ему, видимо, казалось, что он отмочил чудную шутку.

— Не волнуйтесь, и в последний, — с этими словами я отчалила в полном восторге от собственной внутренней свободы.