— Странно получается — женщина может быть хоть сто раз самостоятельной, преуспевающей и независимой, но в ней все равно есть что-то первобытное, какой-то инстинкт, который требует мужской поддержки. Ужасно, но правда. Какими бы эмансипированными мы все не стали, нам все равно непременно нужно знать, что нас ценят и по шкале пригодности для мужчины. Помню, меня это ужасно изводило, когда я рассталась с Джейми. Где были моя глаза? Я, образованная, с прекрасным дипломом, как я могла выбрать себе такое? Когда понимаешь, что не можешь доверять собственному сердцу, — оно просто разрывается. Но теперь я настроена иначе, более философски. Люди меняются, отношения завязываются и рвутся, а жизнь прекрасна и одновременно ужасно непредсказуема.
— Джесси считает меня дурой… — жалобно хныкнула Люси.
— Она тебя не осуждает, — соврала я. — Просто желает тебе добра. Мы все хотим, чтобы ты была счастлива.
— А ты сейчас счастлива? — вдруг спросила Люси.
Я помолчала.
— Я стала увереннее в себе. То есть поняла, что могу быть одна. Конечно, временами на меня накатывает страх, и я начинаю думать, что навсегда останусь одинокой и бездетной, но все равно я сейчас чувствую себя спокойнее, потому что живу в ладу с собой.
— Получается, вся эта эзотерика и самопомощь все-таки действуют?
— Боль они не заглушают, — грустно усмехнулась я. — На самом деле чем больше ты осознаешь, тем больнее. В книгах по буддизму говорится, что любая ступень духовной инициации, то есть исключительно трудный переходный этап жизни, заставляющий задуматься и усомниться в ее смысле, — это новый шанс. Только он прикидывается утратой.
— Мудрено. Но где в моем положении кроется этот самый тайный шанс? — недоуменно спросила Люси.
— Ты можешь найти в себе мужество уйти от Эдварда, — мягко предложила я. — Построить самостоятельную жизнь и стремиться к тому, чтобы реализовать свои мечты.
— Я не такая сильная, как ты, — отозвалась Люси. — И у меня дочки, а им нужен отец.
— Безусловно. Но еще больше им нужна счастливая мать, у которой хватит храбрости постоять за себя. Если ты останешься с Эдвардом, то загонишь себя в угол и изведешься от сожалений.
Люси уронила голову на руки.
— Разве не лучше мне оставить все как есть и постараться быть хорошей женой и матерью?
— Такой ценой? — возразила я.
Люси заплакала. Я обняла ее.
— Люси, тебе только сорок. Это не конец, а, возможно, лишь начало.
Я склонилась над грифельной доской и старательно выводила цитату дня — ярким вишневым мелком: «Счастье приходит в двери, о существовании которых вы даже не подозревали, хотя оставили их открытыми».
Майлс сделал вид, что его тошнит.
— Бе! Скорее подай мне бумажный пакет, я выблюю весь этот сентиментальный сироп! — завопил он. — Сахару переложено!
— Ты просто чурбан бесчувственный, — отмахнулась я. — Слушай перевод: чтобы стать счастливым, нужно просто-напросто как следует этого захотеть.
— Я всегда хочу, — отозвался Майлс и пояснил, чего именно. — Ты когда-нибудь видела, чтобы я отказывался от перепихона?
— Речь идет о другом. О том, чтобы быть открытым для новизны, стремиться к чему-то большему, чем твоя обычная жизнь. Хотеть большого и светлого.
— Например, мытого слона! — вставил циничный Майлс, но я снова отмахнулась и продолжала:
— Работает это так: если тебе не везет в поисках любви, нужно просто подождать, пока любовь найдет тебя сама.
Майлс смерил меня непонятным взглядом.
— Ты что, всерьез во все это веришь?
— Отчасти, — призналась я.
— Ну и куда тебя это все завело? — саркастически спросил он.
— Не завело, а вывело. Из неудачного брака.
— Но для начала ты в него влипла благодаря этой чуши.
Ого! Я не выдержала и рассмеялась.
— Хорошо, вот тебе примерчик повеселее: эта философия подарила мне новое свидание с молодым красавцем Максом Найтли. Он пригласил меня в воскресенье на обед. К себе домой.
Хотя от первого свидания с Максом я была не в восторге, но все равно мне понравилось. Главным образом понравилось мне то, что вот, объявился красивый мужчина, который жаждет завоевать мою благосклонность, а что касается разницы в возрасте, так это как поглядеть. Даже лестно. Мои сорокалетние друзья мужского пола вроде Майлса свихнулись на молоденьких девочках, с гладкими телами, не ведавшими материнства (Майлс все время разливался на тему «юной упругой плоти»). И поэтому сам факт того, что юноша двадцати семи лет предпочел этим упругим цыпочкам почти сорокалетнюю меня с моим целлюлитом и обвисшей грудью, — этот факт вдохновлял, освежал и бодрил. За месяцы, проведенные в одиночестве, я уяснила, что же в нем такого страшного и невыносимого. Самым страшным оказалось отсутствие адреналина. Знаете, таких пузырьков, которые вскипают в крови, стоит телефону зазвонить или СМС-сообщению высветиться на мобильнике. Одиночество означает, что тебе ежедневно нечего предвкушать — разве что посиделки с подругами.