Дневник дерзаний и тревог

В моих взаимоотношениях с учительницами и девушками русская речь играла совершенно особую роль, по сути, как язык поэзии и классической прозы. В какой-то мере роль французского языка в эпоху Пушкина. Русский язык, теперь мне это ясно, сыграл роль греческого и латыни, носителей европейской культуры и мысли, и русский язык открыл мне классическую поэзию и прозу Востока. Все это свидетельствует о ренессансности эпохи, в какую мы жили еще недавно.

Русский язык никогда не был для меня чисто разговорным на бытовом уровне; одно время я еще владел ненормативной лексикой, даже мог похвастать перед товарищами, но в классе 9 неприметно для самого себя совершенно утратил эту способность, - русский язык стал для меня лишь языком поэзии и мысли. Если я поэт, разумеется, русский поэт.

Но при нынешнем умонастроении тех же писателей и издателей кто примет меня за русского писателя, тем более за русского поэта и мыслителя? Я заговорил на эту тему, которая меня мало занимает в отношении себя, но касается напрямую моего творчества, чтобы обозначить лейтмотив этих заметок, который прояснивается с полной ясностью, поэтому лучше дать им определение, пусть у кого-то оно вызовет недоверие и смех. Вот что здесь развертывается - Дневник одинокого гения.

У меня нет ни притязаний, ни амбиций. Таких свойств мне всегда не хватало. Это моя жизнь и мое творчество, еще неведомое, хотя книга драм "Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга" издана в 2002 году тиражом 700 экз. Возможно, отпечатано больше и существуют электронные версии.

Но критики нет. Полное молчание. О Петре I мало ли кто не писал. А о Пушкине в стихах?! И этого не заметить? Если это плохо, как не разразиться патетической статьей? По форме это классическая драма, уже это достойно внимания, по крайней мере, как современный опыт.

Эти трагедии возникли не случайно. Ее персонажи предстают как ренессансные личности, с обоснованием автора ренессансных явлений русской истории и русского искусства. Это делается у нас впервые. И полное молчание. Или уже и критики, и литературоведы, и искусствоведы перевелись в России? Я вижу, литературный процесс у нас прерван, но не настолько же? И как его вновь запустить, как не новой всеобъемлющей идеей Русского Ренессанса?

Антивирусная программа, трагизм бытия, красота

   14 ноября 2005 года.

Россия не может существовать, не может сохранить единство в пределах РФ, не обладая государственной идеологией, которой нет у нынешней власти, отказавшейся от всякой идеологии, кроме костяшек антикоммунизма и антисоветизма, и продолжающей играть ими. Это игра Смерти с народами России. Это она назначила день "согласия, примирения, освобождения". Сколько во всем этом межумочной лжи! Она, как вирус неведомой болезни, уносит миллионы жизней. Как этого не понять?!

При таковых условиях у гражданина России не может быть иных целей и задач, как выработка антивирусной программы во всех сферах жизни и творчества, где бы он ни подвизался. Ибо нельзя достичь успеха и счастья, когда страна охвачена эпидемией лжи и разрушения.

Моя сфера - литература, искусство, что могло бы остаться моим личным делом, если бы не открытие Ренессанса в России, к чему я пришел в итоге всей моей жизни, в итоге постижений явлений природы и искусства с детских лет. 

Казалось бы, я родился "на незамеченной земле", вдали от очагов культуры. Но атмосфера эпохи имеет всегда решающее значение, особенно атмосфера великих эпох. Во всех нынешних нападках на СССР забывают именно о советской эпохе, высокой, песенно-прекрасной и трагической.

В фильме "Космос как предчувствие" время не воссоздано в его новизне и первозданности, что было характерно для 20-60 годов XX века. Нынешняя рефлексия смазала картину великой эпохи. Даже название фильма неточно, перевернуто, великое, безмерное сведено к чему-то малому и неопределенному.

"В предчувствии Космоса" - вот умонастроение советской эпохи, что запечатлели литература, живопись, театр, кинематограф того времени.

У меня из детства и от родителей не сохранилось никаких документов, кроме нескольких фотографий. На одной из них - два мальчика... В то время приезд фотографа, как и кинопередвижки, было большим событием в селе. Вероятно, во дворе нашего дома, рядом с большим домом бабушки, собралось много народу. Мне четыре или пять. Я смотрю отрешенно куда-то вдаль, совсем не туда, откуда вылетит "птичка".

Как я мог отвлечься от суматохи вокруг, волнения матери и своего собственного и задуматься о чем-то? Но я таким рос. Посреди игр с ребятишками под вечер я мог вдруг побежать в сторону, охваченный, возможно, страхом, поскольку ощущал себя где-то в глубинах Вселенной - на розовых волнах, словно посыпанных песком, что имело, к тому же, острый запах, как запах шиповника в зной.