Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

На следующий день я, как обычно, вышла на улицу и пошла к Мане. Она еще не собралась, и я стала ее ждать на крыльце. Ко мне подошли ребята, Шура, Коля, Петя и Коля Осипушкин. Уселись все на крыльце. Мне было не очень удобно, потому что Коля Осипушкин очень распустил свой язык, потому что был выпивши. Вышла Маня. Посидели немного на крыльце, но потом нам пришлось с ней уйти, потому что слушать дальше россказни Коли Осипушкина и Пети стало невозможно. Мы пошли на артемовское крыльцо. Сидим, смотрим, идет Коля Антоновский и проходит мимо, мы сидим внизу, и нас не было видно. Мы с Маней свистнули и засмеялись. Он вернулся и сел с нами. Маня скоро ушла, и мы остались с ним вдвоем. Он принес мне обещанную песню. В ней, кроме песни, было еще написано: «Ах, да пускай свет осуждает, ах, да пускай клянет молва, но кто любит, тот все знает, не осудит никогда!» – и подписано «от вашего уважаемого человека» и подпись: «Антонов».

В этот вечер мы были с ним около соломы, против давыдовского двора.

На другой день Коли опять не было на улице. В четверг он вышел, но мне нельзя было гулять, Маня заболела и на улицу не вышла. Другие девчата не гуляли, и мне одной с ребятами гулять было неудобно. Но я все-таки вышла на улицу, постояла немного с Шурой и Егором, потом они пошли к Осипушкиным на бревна, мне идти вместе с ними было неудобно, и я хотела идти домой. Гляжу, идет Коля, подошел ко мне. Мы встали с ним около дерева, как раз против нашего дома. Мы жалели о том, что нет никого на улице из девчат, но придумать ничего не смогли. Оглянувшись на свое крыльцо, я увидела, что там кто-то стоит с папиросой, вероятно папа. Я испугалась, подумав, что он видит или слышит нас. Мы ушли от дерева и пошли к ребятам. Положение мое было самое неудобное, ребята разговаривали, я же стояла около березы и молчала. Наконец я решила уйти, но не домой, а просто пройти по улице. Прошла раз, слышу, ребята еще сидят, я вернулась и прошла еще раз. Идя обратно, я уже думала незаметным образом уйти домой, но гляжу, идет Коля, он ушел от ребят и пошел отыскивать меня. Мы сели с ним на бревнах, но сидеть долго нельзя было, мне было опасно гулять без Мани. Я отдала Коле адрес и, кроме того, написала ему еще на память стихотворение. Посидев немного, мы пошли и чуть было не наткнулись на какую-то тетку, Таисину мать, кажется. Она нас не узнала и кликнула какого-то Михаила, за которого она приняла Колю. Не доходя до моего дома, мы разошлись и пошли по домам.

На другой день мы ходили брать лен на последнюю поляну. Рядом с нами была поляна Антоновских. Коля с матерью брали лен. Льну у нас оставалось немного, и мы кончили его брать еще до обеда. После обеда ходили в баню. Вечером я вышла на улицу, но гулять не собиралась, потому что не надеялась на Маню, что она выйдет. Постояла против дома, смотрю, идут Шура и Коля Антоновский. Подошли ко мне, остановились, поговорили. Смотрю, идет Маня. Это меня очень обрадовало. Значит, можно вечер погулять. Мы пошли все на артемовское крыльцо и сели там. Вскоре вышла Ольга, потом пришел Коля Осипушкин. Было очень весело. Я пропела им сочиненную мной песню о Колоске на мотив «Кирпичики», они попросили написать эту песню. Да, совсем забыла, Ольга в этот вечер не выходила гулять, и мы были с Маней вдвоем. Посидев на крыльце, Маня стала собираться домой. Я и Коля пошли ее провожать. Проводив ее, мы пошли по улице под гору и уселись против Лавреновых на жердях. Сидели мы там недолго, потому что видим вдруг, идет к нам Шура. Подошел, спросил, не видали ли мы Колю Осипушкина, мы ответили, что нет. Потом он ушел, но мы уже не стали больше здесь сидеть и ушли в сад к Коле. Там мы опять встали у садовой калитки. Провожая меня домой, Коля остановил меня около соломы, и мы постояли еще там немного.

В следующий вечер Коли на улице не было. Он еще днем уехал с отцом в Вязьму. Но я все равно гуляла. На улице были Маня и Ольга. Из ребят были Шура и Коля Осипушкин. Коля был выпивши и молол всякую чепуху. Меня он то и дело подковыривал Колей. Домой он ушел раньше всех. Мы же, посидев немного на крыльце, разошлись по домам. Шура хотел, вероятно, немного погулять со мной, но я не стала и быстро ушла домой.

Наступило наконец воскресенье, последний день моего пребывания в деревне. С утра я ходила как помешанная, как только вспоминала, что это последний день, так сердце ныло. Мама укладывалась, бабушка была расстроенная, жаль было с нами расставаться.