Второй раз замечаю. Попадая с базы, где относительно (относительно!) тихо, в самую сердцевину войны, пальба и взрывы поначалу напрягают. Потом они уходят в фоновый режим, и Сердце Дракона кажется уютным и безопасным местечком. Холодно только. В остальном сносно. Держать круговую оборону двадцать четыре на семь не так страшно и почти не выматывает. Почти.
Башкир («ноги») принёс еду и хорошую новость. На базу привезли «молодых». Пополнение прибыло. Будет полегче. С заходами в Сердце и выходами есть сложности. С одной стороны, спокойно, с другой — участились прилёты по тропе, да и птичек опять много.
Рыжий и Трёшка ночью болтались со мной на посту. Потом пропали. Сменился, пришёл отдохнуть, смотрю: спит парочка на моём месте. Пришлось изогнуться буквой зю, чтобы не потревожить новобрачных.
Отдохнул после поста сносно. Нарубил дров. Дрова только для готовки. Принёс воду. Вода медленно идёт. Будто заканчивается. Печалька.
Разведка наша вышла. Они в этот заход погибших воинов забирали с поля боя. Немцы подозрительно молчат. Редкие РПГ, автоматные и пулемётные очереди по Сердцу. Арта нацистов не работает по нам уже несколько дней — тьфу, тьфу, тьфу.
Хочется в баньку. По щучьему велению, по моему хотению, Банька, приди ко мне!
Душевный вечер на работе.
Сева. Один из самых чистоплотных бойцов. У него с собой подписанные тарелка, кружка, ложка. Он их тщательно моет и убирает к себе в рюкзак после каждого приёма пищи. Общей посудой не пользуется.
Рядом с моим постом есть свободное пространство. Сева приходит в четыре вечера, делает зарядку (приседает, отжимается), чистит зубы. Он работает в ночь. Разговаривает мало. Голос у него вкрадчивый, тихий, интеллигентский. Говорит, если говорит, будто извиняется. Никогда не повышает тона. Если устаёт, ворчит себе что-то под нос. Парню около сорока. Детей нет. «Роковая женщина попалась, — сетует Сева, — потому и детей нет». Сделал зарядку, спросил, не надо ли принести чаю. Я отказался. Он ушёл.
После Севы пришёл Пианист. Просто поболтать, или, как он выразился, пообщаться. Пришёл с чаем. Говорили о Великой Отечественной, о том, как туго было солдатам того времени, не то что нам. Разговаривали о древних цивилизациях, о войнах разных эпох. Потихоньку разговор перешёл на личные темы.
Пианист ушёл на войну за свою свободу. Чтобы вернуться домой не в двадцать восьмом, а в нынешнем, двадцать третьем. Кумир у него — Че Гевара. К слову, среди зетовцев огромное количество людей, болеющих Советским Союзом, его идеологией, которой им, как я понял, сейчас, да и все последние годы, не хватало.
Идеи нет, оттого много пустых людей — основной посыл мысли.
Сел Пианист четыре года назад. Непредумышленное. Пришли, говорит, утром, когда кофе пил, надели наручники и увели. Так, говорит, чашка кофе и осталась дома стоять на столе.
Я слушал и смотрел на то, как Рыжий, поймав мышку, играет с ней. Отпустит из лапок, она побежит, он прыгнет, возьмёт в зубки, положит на прежнее место, пару раз ударит лапкой, чуть отойдёт и ждёт, когда мышка снова побежит.
Вслед за Пианистом подтянулся Демон. Отвязный хлопец. Парням не хватает душевных разговоров, поэтому частенько заглядывают ко мне излить душу. Демон завёл разговор о том, как вернётся домой — ему осталось двадцать дней, как Пианисту, — раскинет пальцы (тюрьма, война), и все девчонки с района будут его. Они, заключил Демон, таких любят. Пианист послушал его, послушал и тихо ушёл. Демон продолжил о девчонках, пощёлкивая языком и закатывая глаза, не обратив внимания на уход Пианиста.
Появился Арес. Спросил таблетки от язвы — дескать, Кобра загибается, срочно нужно. У Демона как раз оказалась пара таблеток. Тоже язва. Поэтому держит всегда при себе на случай обострения. «Пойду отнесу таблетки», — сказал Демон и, оставив мне повербанк, чтобы я зарядил себе телефон, ушёл.
Полчаса тишины — немцы молчат — и сменить меня пришли Сергеич с Мусульманином. Тоже дембеля. Им осталось две недели. Это парни из моего подразделения, те, которые уже второй раз дембеля. Они заступают на полночи, потом я с Пианистом меняю парней. Пожелал тихой работы и пошёл спать. На моей лежанке примостились котята. Подвинул, лёг рядом и записал сегодняшний вечер, чай, повербанк есть, не жалко провести лишние полчаса с включённым телефоном.
Ночь выдалась тяжёлая. Мысли о детях гонял, отключиться не мог. В результате появились лёгкая тревожность и раздражённость. А под утро, когда уже с ног валился, объявили боевую готовность. После отбоя тревоги упал. До вечера буду отдыхать. Если дадут. Надо быть в форме.
Десять дней на Драконе. Должны выводить. Пока молчат.
В ночной перестрелке Демон по темноте вместо ВОГа вогнал в подствольник фонарик и жахнул. Тут же представил мысли немцев — дескать, у русских патроны закончились, и они фонариками отстреливаются.
Долго отдыхать не смог. Перенёс взрыватели. Неудобно стояли. Теперь лучше.