В этот критический момент у него из головы выскочило все, что он читал в учебниках о данной операции, включая то, как мастерски делал ее великий Маккивен. Финлей действовал инстинктивно, на ощупь, чувствуя на себе дикий взгляд Роберта Глена…
Теперь он добрался до кости, до самой хрупкой кости черепа. Маленьким желобоватым долотом он проник в полость. Кость оказалась прочнее, чем он ожидал. Неужели он не попал в нужное место? Неужели он совершил какую-то роковую ошибку?
Его прошиб холодный пот. Медленно, но с нарастающим отчаянием он погружался все глубже и глубже. А затем, чувствуя, что вот-вот проникнет в сам мозг, он добрался наконец до очага воспаления.
Он тщательно выскоблил полость, промыл ее антисептиком, покрыл марлей, пропитанной йодоформом. Еще пять минут – и пациентка снова лежала на своем диване, дыша тихо и глубоко, как будто спала.
Целый час Хислоп не отходил от нее. Дважды он мерил ей температуру. За это короткое время она упала на целых полтора градуса. Пульс стал ощутимее. Доктор почти уверился, что девушка непременно поправится.
Наконец с чувством удовлетворения, которое лишь в редких случаях испытывает многострадальный врач общей практики, он встал и собрал свой саквояж. Все это время он не смотрел на Роберта Глена и не разговаривал с ним, но теперь бросил на него взгляд.
Мужчина стоял у стола, откуда в течение последнего часа пристально наблюдал за Хислопом. Заметив, что с темного лица Глена исчезла угрюмость, доктор с мрачным торжеством сказал:
– С ней все будет хорошо.
– Д-да, действительно, она… она выглядит лучше, – пробормотал Глен.
Финлею Хислопу было видно, что Глен разрывается между чувством благодарности и своей привычной ненавистью к окружающим, которым он перестал доверять.
Гнев доктора угас, и он испытал прилив жалости к этому человеку, который был совершенно явно потрясен возвращением к жизни своей дочери.
Чтобы разрядить обстановку, Хислоп кивнул в сторону хозяйки дома, скользнувшей к дивану, чтобы занять место, которое он освободил.
– Не будем забывать вот о чем. Мы должны поблагодарить вашу жену за то, что она попросила меня приехать.
Глен в замешательстве мрачно уставился на доктора.
– Я не понимаю, – пробормотал он. – Это Джини, наша служанка. Она не говорит по-английски, только по-гэльски.
– Но боже правый! – возразил Хислоп. – Как бы иначе я получил вызов? Она позвонила мне, чтобы я приехал сюда.
В глазах Роберта Глена было удивление.
– На много миль вокруг нет телефона.
Вид Глена говорил о том, что это правда. Доктор ошеломленно посмотрел на него.
– Боже мой, дружище, – выдохнул Хислоп, – неужели вам не ясно, что это ваша жена умоляла меня явиться к вам? Телефон или не телефон, но она говорила со мной этой ночью. Я спросил ее, кто она, и она прямо ответила, что она ваша жена.
В бешенстве вскинув руку со сжатым кулаком, Роберт Глен навис над доктором. Хислопу показалось, что этот человек вот-вот ударит его. Но Глен с огромным усилием овладел собой и хрипло сказал:
– Моя жена умерла в этой комнате пять лет назад.
Третий ингредиент
Дискуссия по итогам заседания отдела Медицинской ассоциации проводилась в помещениях Философского общества в Ливенфорде. Доктор Финлей Хислоп и доктор Камерон тоже были там вместе с прочими врачами города и окрестностей.
Все уже покончили с ужином, и разговоры шли полным ходом, но приятные дебаты были испорчены одним ослом. Доктор Снодди высокомерно провозгласил, что, по его мнению, пузырек с лекарством – это не более чем фальшивка и обман!
– Несомненно, что основой медицинского лечения является наука – чистая наука, – заявил он. – В наши дни нельзя рассчитывать на получение положительных результатов с помощью устаревшего метода лечения – разведенного в бутылке лекарства.
Последовала неловкая пауза, ведь в тот самый день большинство из присутствующих как раз выписывали подобные лекарства. Внезапно слово взял старый доктор Камерон.
– Возможно, да, – начал он, – а возможно, и нет. И возможно, некоторые из нас, болванов, используют в своих рецептах ингредиенты, которые вы, ученые, не признаете!
– Прошу прощения, – произнес Снодди.
– Ну, я имею в виду один конкретный ингредиент, – ответил Камерон, – и один конкретный случай.
– В своей врачебной практике я встречаюсь не с герцогинями, – в своем суховатом стиле продолжил Камерон, – и не с герцогами. Джейми был всего лишь помощником парикмахера, когда я впервые узнал его. Маленький человечек, смуглый, подвижный и услужливый. Таким был Джейми, пока не началась война. Джейми вызвался добровольцем, но ему отказали, потому что он был слишком мал. В конце концов он отправился со мной в Медицинский корпус Королевской армии, а когда война закончилась, вернулся и вложил свои средства в парикмахерскую напротив моей приемной.
Он остался таким же, каким и был до войны: застенчивым, мягким, надежным и робким – о, робким, как его тюбики зубной пасты. Он продавал их как побочный товар – так был увлечен своим заведением, так стремился к успеху.