Алла потянулась за листком для объяснительной. Вдруг ее качнуло. Волна непреодолимой тошноты поднялась откуда-то из глубин существа. «Неужели для меня учеба – такая тошниловка?» – мелькнуло в голове. Но в следующую секунду она уже вскочила и выпрыгнула в коридор, судорожно распахнула «биркин» и извергла в роскошные недра сумки и кофе с молоком, и творожники с изюмом, и какую-то мерзкую слизь и горечь. С раскрытой сумкой, как с ночным горшком, она бросилась в туалет. Продолжая скрючиваться от холостых позывов рвоты, она кое-как отмыла внутренность «биркина» и его содержимое. Хорошо, что права и документы на машину запаяны в пластик. Студенческий, паспорт и «биркин», конечно, осквернены, но это ерунда. Она посмотрела в зеркало на свое бледное лицо. Это после вчерашнего коньяка или что похуже? На ватных ногах Алла вернулась в учебную часть дописать объяснительную.
– Вы не расстраивайтесь так, – стесненно сказала кураторша, – может, еще все обойдется.
«О чем это она? Что обойдется? Неужели все-таки это подлянка от Кахи? – Смутное ощущение тревоги смешалось у Аллы с тошнотой. – Да, подлянка от Кахи, и по-моему, не единственная. Надо топать в аптеку за тестом на беременность. Вот будет смехота, если я залетела. Без оргазма, но с презервативом. Анекдот, причем на этот раз не еврейский!»
С заветной индикаторной картонной ленточкой она снова поехала к прамачехе. В такой момент Алла была не в силах оставаться одна.
Прамачеха тактично ни о чем не спрашивала первые десять минут, пока Алла возилась в туалете с идиотскими полосками экспресс-анализа на беременность. Делать тест полагалось утром натощак, но Алле было все равно – она без всякого анализа знала, что беременна. Ведь что могла еще выставить ненависть в качестве козыря? Только это.
Алла еще раз внимательно взглянула на себя в зеркало, словно стараясь разглядеть кого-то еще у себя за спиной. Она пыталась различить свою новую соперницу. Что ж, у нее личная битва с ненавистью. Ух, как та навалилась. Значит, она представляет какую-то ценность для пространства? Может, она какой-нибудь миллионный искушаемый, за которого идет схватка в маркетинговых верхах?
– Я беременна.
Лина Ивановна ахнула и осела на стул. Она не понимала, расстраиваться ей или восторгаться, и ждала подсказки. Но Алла сама не знала, расстраиваться ей или восторгаться, и растерянно смотрела на прамачеху – что та скажет. Так они в некотором недоумении смотрели друг на друга. У мести в этой игре оказались очень крутые козыри.
– Кахе ни слова. Он может отнять ребенка, назло, – первое, что пришло Алле в голову.
– Ты хочешь его оставить? – робко спросила Лина Ивановна.
– А то! Какая-то неизвестная мне душа выбрала меня себе в матери. Из миллионов, десятков миллионов женщин эта душа выбрала меня, как я могу ее подвести?
Лина Ивановна хлопала глазами. Такого аргумента она никак не ожидала. «По-моему, надо радоваться», – сообразила, наконец, она и растерянно, но широко улыбнулась. Потом нахмурилась, мгновенно включившись в новый виток игрового действа:
– Но как же быть? Ведь рано или поздно он все равно узнает?
– Значит, надо быстро переспать с кем-то еще.
Они внимательно посмотрели друг на друга и поняли, что этот «кто-то» давно найден и все это время только и ждал своего часа.
– Завтра же еду в Тверь. Я не буду выходить за него замуж, – успокоила свою и прамачехину совесть Алла. – Ятолько хочу им от Кахи прикрыться. Каха очень жесткий и… злопамятный. Понимаешь? Мне нужен только подставной папа. А буду я мамой-одиночкой. Ты мне поможешь? Справнуком?
– Конечно, – автоматически ответила прамачеха. Жизнь повернулась совершенно неожиданной стороной.
– Я к тебе перееду, свою квартиру сдам. Денег будет достаточно.
Лина Ивановна широко, хотя и скованно, улыбнулась. Вот это да! Она даже представить себе не могла такой перспективы! Когда к ней снова вернулся дар речи, она широко расправила плечи и сказала красивым грудным голосом: