Дневник горнорабочего

Компетентная комиссия установила причину несчастного случая и обвинила в смерти посадчика самого посадчика. Нарушил, мол, технику безопасности, проводил посадку, не подкрепив кровлю дополнительной стойкой. Не удивительно. Во всех бедах обычно виноваты сами рабочие. Нарушают, падлы, технику безопасности. А кто их принуждает к этому? Кто в погоне за дополнительными тоннами требует давать добычь любой ценой?

Инспектор закрывает лаву за многочисленные нарушения. Не успел он еще до ствола дойти, как лава снова работает. Позвонили, пригрозили — запускайте, иначе ой вам, а не зарплата.

Или взрывается метан — комиссия находит в шахте окурок. Ага, курили, суки, вот в чем причина! Мужики рассказывают, что в газовых шахтах никто не курит, даже не пытается. Сами работяги следят за этим и жестоко карают нарушителя. А громоздкое оборудование при взрыве разлетается далеко в стороны, и тонны пыли оседают на почву. То есть, найти там окурок просто невозможно.

28 мая

День пограничника. Наш пограничник Вовка взял выходной, завтра принесет сводку о потерях убитыми, ранеными и упившимися до смерти.

Лаву, где погиб рабочий, закрыли, участок расформировали. ГРОЗов раскидали по другим участкам. Наше звено пополнилось новыми работягами. Старые остались в меньшинстве, жмутся к друг другу.

Полсмены валяли дурака на поверхности, другие полсмены зачищали уклон. Горбатые в очередной раз сломали комбайн (какая–то черная полоса у них!), но я этому только рад.

1 июня

Ох, ну и смена была! Я выдержал настоящий бой с пересыпом. Причем в этом бою не победить ни силой, ни умом, ни хитростью. Только тупым упорством робота, бесчисленным повторением движений. Набрал товар, потянул лопату на себя, высыпал на конвейер. И так бесконечно. Одну смену я выдержал, но завтра еще одна, а потом еще — до самого 11‑го числа, до сессии. Или я стану очень сильным, или умру, на ой, на этой лопате.

3 июня

Встали ленты — как я люблю эти проблемы КС-ников, их головную боль! Стоят ленты — стоим и мы, точнее, лежим. Не слышно ударов клевака, грохота конвейера, даже по селектору никто не переговаривается. Все спят. Пожевав жесткого сала, что положила жена на тормозок, я залег на своем топчане. Спал и мерз, а копейки со звоном сыпались в мою сверку. Каждая минута моего пребывания под землей оплачивается государством. Только денег у меня нет, и уже давно.

6 июня

На шахте им. газеты «Известия» комбайнера порубало в куски. Что–то слишком густо стали ложиться снаряды.

Со своей дурацкой долей бороться с пересыпом я уже смирился и безропотно перелопачиваю вагоны товара, сыплющегося в духовку. Лишь изредка мечтаю об авариях и поломках.

По дороге к стволу коллеги рассказывали о малолетке (зоне для малолетних преступников — один из наших работяг в детстве отбывал). Красный цвет — нельзя, «Приму» курить нельзя (пачка красная), самолет пролетел — есть нельзя (звезды на крыльях), колбасу — нельзя (на ой похожа). В бане у каждого по два куска мыла и по два полотенца — для верхней половины тела и для нижней. И не дай бог перепутать. Короче, жуть.

10 июня

Угадайте с 10 раз, что я нашел сегодня в шахте? В жизни не угадаете! Третий том собрания сочинений О’Генри. Какой–то мой предшественник–пересыпщик не пожалел книгу, взял в шахту. Читал, правда, аккуратно, не сильно испачкал. Сование носа за все рамы и затяжки приносит плоды не только в виде клеваков, наколенников и кабелей.

Приятное сообщение — я больше не шахтер. Целых две недели я буду студентом, забуду про лопату, ничего тяжелее ручки не подниму. Да здравствует умственный труд!

30 июня

Стих. Называется «Шахтер». Безжалостно вырван мной из стенной газеты Профсоюза работников угольной промышленности и приобщен к другим перлам. Написал В. Ляхов.