Дневник горнорабочего

В раздумье за и против взвесив,
В безжалостный и жесткий век
Опасности мужских профессий
Отважный выбрал человек.
А в шахте труд такого рода,
Что он в обыденные дни
Созвучен делу морехода,
Труду Гагарина сродни.
Метан — владыка преисподней,
Хранит подземные пласты.
Но горняки вчера, сегодня
И завтра с дьяволом на ты.
Шахтер не ставит жизнь на карту,
Но смелость города берет.
Нет безрассудного азарта,
Но мужественный есть расчет.
В досужих песнях про шахтеров,
Надуманный и неживой,
Явился богатырь, который
Подпер плечами шар земной.
А ты взгляни, как луч на каске
Простые высветил черты,
И моментально станет ясно:
Шахтер — не богатырь из сказки,
А он простой, совсем как ты.
Ничем особым не отмечен,
Смелее, только и всего.
Он за тебя подставит плечи,
А ты подставишь за него?

Во как!

4 июля

После смены звеном стояли во дворе, ждали автобус. К нам подошла грязная шахтная собака и тоскливо завыла.

— К покойнику, — сказал один. Другой пинком прогнал ее. Интересно, будет ли покойник? Я не кровожаден, просто любопытно, сбудется ли примета.

Пафосным стихом В. Ляхова навеяло.

Считается, что в шахте должно быть страшно. И бывает, когда вывозят очередного невезучего. А в остальное время — темно, грязно, холодно. И тяжело.

«Смелее, только и всего…» — это, пожалуй, относится только к ГРОЗам, самая опасная работа у них (пусть не обижаются проходчики, просто про их работу я ничего не знаю). А много ли смелости нужно, чтобы быть КС-ником, машинистом электровоза, стволовым? Да тем же самым пересыпщиком? Любой сможет.

А про ГРОЗов я пока не могу сказать — смелее они, дурнее или им больше других деньги нужны. Вот переведусь в лаву, тогда узнаю.

А вообще все стихи и песни про шахтеров рассчитаны на шахтеров пьяных, расчувствовавшихся, жалеющих себя. Или на тех, кто в шахте никогда не был, кому в этом тупом и тяжелом труде видится романтика.

10 июля

Каждый раз, спускаясь в шахту, я с завистью смотрю на выезжающую смену — отмучились. А нам предстоит долгих 6 часов. Зато по выезду, грязный и загребанный, я вижу чистых людей, опускающихся в шахту, и радуюсь, что я не с ними, что на сегодня для меня все закончилось.

Рабочие глухо ропщут, недовольны всем, слышны редкие и пока робкие призывы бастовать. Вряд ли они на это решатся — разве уж совсем невмоготу станет. Но высшие стараются этого не допускать, то денег подкинут, то колбасы под зарплату («Всем кинули по палке» — смеются коллеги). От ежедневных этих разговоров об обмане и несправедливости портится настроение, пребывание под землей кажется бессмысленным, хочется бежать.

14 июля

Мужик из нашего звена в завязке, лет 6 не пьет. Его спрашивают:

— И не хочется?

— Сначала сильно хотелось, первые два года. Да и теперь, бывает, так захочется, хоть вой.

Один из работяг (ни к кому не обращаясь):

— Тут каждый день хочется…

Сегодня у наших смелых парней мероприятие — бутылек. Да не абы какой, а с закуской, и много. К недоумению всего звена, я пить отказался. На шахте если человек не пьет, то либо баптист, либо «триппер впоймал». Других причин нет. Вот и меня, зная точно, что не баптист, стали подозревать в триппере. И не объяснить ведь, слов таких нет. Вечно я попадаю не в струю. Был барменом — пил без меры, хотя и запрещали («Пьяный за стойкой — преступник»). Сейчас пить обязательно, но не хочется.

Как–то спросил у них, почему они ежедневно пьют? Все отшутились, лишь один попытался ответить серьезно:

— Если не пить, что остается? Выпил — и два часа счастлив.

15 июля

Середина лета, жара, духота. Еле живые вываливаются людишки из рабочего автобуса и стремятся в шахту. Там хорошо, прохладно.

На работе я был зол и мал. Всем наплевать на худого пересыпщика с лопатой и мелочными проблемами. Подумаешь, товар сыплется! Тут лава стоит, цепь рвется, давай–давай, вперед к победе, дадим стране угля!

19 июля

Ежедневно спрашиваем у начальника про деньги. Тот отвечает — к концу недели, после 25‑го, после 30‑го. И так уже не первый месяц. Работяги возмущаются, негодуют, в рот ебут эту шахту, однако в лаву лезут и работают по–коммунистически.