Дневник горнорабочего

Поскрипывая и вздыхая пошел на работу. Ожидание неприятностей обычно страшнее самих неприятностей. Меня не стошнило при виде шахты. Процесс внедрения происходил постепенно — автобус, нарядная, баня, табельная, ламповая, снова автобус — и почти безболезненно.

Оказывается, пока я сдавал сессию, коллеги бастовали. Даже не бастовали, а тупо отказывались от спуска в шахту. И сегодня начальник спросил каждого, идет ли он в шахту. Пошли все.

За месяц моего отсутствия лаву не закончили, так что рабочее место не изменилось. Всё та же куча под конвейером и лопата с короткой ручкой. На этот раз она досталась мне. Лениво кидал товар, стер руки, отвыкшие от работы, и уже начал подозревать, что эта смена никогда не закончится.

Спросил Верховского, отпустят ли меня на курсы ГРОЗ. Тот ответил утвердительно. Значит решено — становлюсь ГРОЗом. Хватит уже числится в команде недоразвитых.

29 января

Вышел в четвертую, а звено идти в шахту отказалось. Для меня это дело новое, забастовочного опыта — один день на «Краснолучской», который потом пришлось отрабатывать. Какое–то время колебался, слушал коллег. Все они кажутся грамотными, знают законы, ходят по судам и прокуратурам, некоторые участвовали в знаменитых пеших походах на Киев. А я ни хрена не знаю, хоть и горжусь своими двумя неоконченными высшими.

Курсы ГРОЗ с 4 февраля. Напишу заявление и подамся в горбатые. Буду профессионально расти, зашибать деньгу, зарабатывать бурсит и силикоз.

30 января

Вчера мы не пошли на работу в четвертую. Написали заявление на имя директора. «Я, ФИО, 29.01.02 отказался спуститься в шахту в связи с невыплатой зарплаты за октябрь, ноябрь, декабрь 2001 г.»

Возможно, когда нибудь это покажется диким, а сейчас работать и не получать зарплату — в порядке вещей. Постоянно меняется руководство шахты. Новый директор начинает с заявления: « Я вам ничего не должен. Требуйте свои деньги у того, кто вам задолжал.» Но, как правило, тот кто задолжал, находится уже вне досягаемости — ушел на повышение, в область, на другую шахту.

Людишки пытаются выбить задолженность через суд, но там огромная очередь, которая почти не движется. Можно несколько лет быть 544‑ым, в то время как проныры со связями получают деньги без очереди.

Встречаются двое на улице, и первый вопрос: «Что слышно?» То есть — какие новые сведения о деньгах? Когда обещают, сколько процентов и за какой месяц?

Рабочие отказываются идти в шахту, начальники бегают по нарядным — пугают, уговаривают, клянутся, что деньги будут такого–то числа, в противном случае можете считать меня пидорасом. Но вот приходит назначенное число, денег нет, и даже сознание того, что теперь начальника можно в глаза называть пидорасом, не радует.

Так и живем — работаем спустя рукава, возмущаемся вяло и неубедительно. Все уже привыкли к такому положению вещей, оно стало нормой.

31 января

Звено в шахту не пошло, кроме четырех штрейкбрехеров. Одному до пенсии два месяца осталось, другому прогулы нужно отработать, у третьего и четвертого тоже нашлись причины. Никто их не осуждал, уже давно каждый сам за себя. Пошел и я. В новых сапогах. Забыл сказать — я украл у товарища сапоги, так как мои совсем разлохматились, даже на калоши не годились. А новых мне родина не дала.

Горбатые всю смену возились с цепью, я пытался уснуть.

Собрал и вывез свои трофеи — клевак, клин, наколенники. Готовлюсь к опасной, но почетной профессии.

Сегодня обещают деньги. Их обещали и вчера, и неделю назад. Наш участок в шахту вообще не ходит кроме пары–тройки отщепенцев. Соседи ходят эпизодически. Машинисты давно положили на всё, КС-ники на работе появляются, но тоже нерегулярно. Напугает ли это руководство? По моему, им давно на это наплевать. Рабочие кричат, что они голодают, но, видимо, не настолько, чтобы устроить настоящий бунт, бессмысленный и беспощадный, с разрушениями и кровопролитием. Их решимости хватает только на отказ от работы. Хотя, когда на шахте возобновили выдачу тормозков под зарплату, их размели в два дня. Значит, жрать все таки нечего.

1 февраля

Сегодня я прощался со второй западной лавой. 4‑го числа ухожу на курсы, за месяц её закончат, и я никогда её больше не увижу. Не увижу этих кнопок, этого пересыпа, этой лопаты. Не буду больше растягивать канат. В другой лаве на других кнопках будет сидеть другой ГРП, а я буду проходить мимо, гордо неся свои первые наколенники.

Но мечты мои изгадил директор. Сказал, что ГРОЗов у нас как грязи, и заявление не подписал. А я то размечтался.

Значит, никакого 4‑го числа, буду добивать лаву вместе со всеми. Такая вот неудача.

11 февраля

Горбатые сожгли двигатель конвейера и всю смену с ним проеблись. Я откровенно бил баклуши. Не взяли меня в свою компанию — теперь пожалеете! И все таки было немного стыдно. Ведь учили меня на «Краснолучской»: старый взялся — и ты берись, пусть без пользы, но делай то же, что и он.