Дневник горнорабочего

А шаг влево, шаг вправо, комбайн, взрыв, обвал.
Или гасит все, или суфляр идет
Ну зачем ты, душа, все время скорбишь,
Добычная ты жизнь моя черная.
Лава — ад в темноте, ну а на голове -
Солнце ГРОЗа, вперед лучик бьет всегда.
Освещает во тьме лишь кусочек земли,
Небольшой, два на два, его лишь видишь ты.

………………………………………………………………..

Здесь на небе нет солнца и выхода нет.
И земля под ногами казенная.
Сотни метров земли закрывают рассвет,
И стоят строго в ряд погребенные.

Фу–у–у! Все!

Не, не могу, еще кусок, обязательно!

…Все разошлись
Мало нас, мало нас, пацаны.
Вот уж остались нас единицы,
Просто нормальных и знающих толк,
Нас окружают собаки и птицы,
Все позабыли, что значит пацан — это волк.

15 марта

В лаве опять поломка. Я уже собрался было расположиться на своем топчане, но Н-цев (выздоровел, гад) нашел мне занятие на всю смену — зачищать уклон. Пару часов я благополучно валял дурака, разделывал кабель и гремел для вида лопатой. В конце концов горняку это надело. Он заявил, что завтра я могу на работу не выходить, уволен, одним словом. Мы с ним только перестали враждовать, заговорили по–человечески, и вот опять. Я работал и придумывал кары на его голову, мысленно оскорблял и даже, помнится, побил.

Вручную нагрузил 3 вагона товара, устал и бросил.

Передавая наряд, горняк упомянул меня добрым словом. Мол, лава стоит, один вагонщик добычь дает. Хрупкий мир, бывший между нами, восстановился.

17 марта

Вернул Лёхе тетрадь со стихами. На его вопрос «Ну как?» молча скривился. Он не был удивлен — видать, я не первый даю такую оценку. Снова наблюдал за ним. Лёха невпопад шутил, много и бестолково говорил, перебивал стариков банальнейшими замечаниями. Те недоумевали, но слушали. Подумалось: он не безвредный скучный человек, как многие, он скучен навязчиво. Не приведи господь оказаться с таким вдвоем в тюремной камере, в больничной палате или в купе поезда.

25 марта

Забурил с четырех груженый вагон. Из лавы помощи не дождешься, пришлось ставить одному. Подвесил к раме конструкцию из цепей и жака (ручная лебедка), долго возился, но все же сделал. Всю смену гордился собой.

Коллеги, удивленные моим институтством, иногда спрашивают, зачем мне оно. Отвечаю:

— Сидеть на пересыпе с лопатой и высшим образованием гораздо лучше, чем с одной только лопатой.

28 марта

Один Лёхин стих посвящен погибшим недавно проходчикам. Глупый как и все прочие. Но навел на мысли о моей беспечности. В поисках кабеля я сую голову во все щели, во все пустоты за затяжкой, совершенно не думая, что могу ее потерять. Упадет порода и придавит башку. Вот будет забавная картина — на затяжке висит вагонщик, тело снаружи, а голова там, породой завалена. И пенсию семье не дадут, скажут — сам виноват.

Выборы приближаются. Ходят слухи, что накануне шахтерам отдадут задолженность. Чтобы они перепились, не пошли голосовать, и можно было подкинуть в урны их бюллетени. Пусть перепиваются, пусть подкидывают, лишь бы деньги отдали.

29 марта

Добычная смена. Они у нас все добычные, но обычно мы добываем уголь для директора (мужики говорят, что он толкает нашу добычь налево, поскольку лава нигде не числится, официально она закрыта) и немного для себя, а сегодня сделали наоборот. Немного нагрузили шахте, и целый вагон выдали для себя, точнее, для Андрюхи–комбайнера, который рассчитался водкой. Непьющие тоже занимались выгрузкой, и я увлекшись общим азартом, таскал мешки вместе со всеми.

3 апреля

Тысячи людей работают в шахтах, сотни пишут о шахте стихи, однако известны лишь «Черное золото» Высоцкого и «Там на шахте угольной…» не знаю чье. Хорошие поэты работают где угодно, но почему–то нет среди них шахтеров, обходят стороной они этот род деятельности. А ведь есть о чем рассказать. Когда–нибудь в своей будущей финансово–кредитной жизни я забуду, как все это делалось, забуду термины и названия и не сумею правильно рассказать о своей подземной молодости. Останется только то, что было записано. Поэтому памятка для себя.

Способ соединения цепи