Читаем Дневник графомана полностью

 А через одно поколение пилотов все устаканится, и не будет этой проблемы, потому что не будет обратной схемы, останется один прямой тип авиагоризонта.


  Написал статью, 6 страниц. Не нравится: не очень убедительно.  Работаю над ней.  Сам не пойму: если статья о необходимости восстановления Ан-2, то собственно о нем – скороговоркой, а насчет состояния дел – налил воды. Проблем перед авиацией много, я же упомянул несколько, но без конкретных предложений, в частности, насчет языка.

 А если о поддержании профессионализма, то одного Ан-2 мало.


 Нет, таки еще раз перечитал статью, исправил пару ошибок. Вроде ничего так. Завтра свежим взглядом еще раз просмотрю, может, чего добавлю.




 22.06. 

 Тиллес прислал письмо с просьбой подключаться, а также  несколько документов по теме. Готовится постановление правительства о развитии полярной авиации, на базе восстановленных Ан-2 и Ми-8; летно-технический состав возьмут, в основном, из ВВС. Короче, как ни странно, дело идет к тому, что таки подымут на крыло Ан-2. Моя статья уже вроде как и запоздала; ну, все равно отправил ее Тиллесу.


 Олег по моей просьбе выложил на Проту мою статью о двух философиях полета. Пошло обсуждение. Никто из симмеров меня, в общем, не понимает, удивляются, зачем я это написал. Ну… не пилоты они.

 Жду, через пару дней появится ссылка на авиа ру. Вот тогда на мне отоспятся.

 Тем временем, статью опубликовали в этой газете «Воздушный транспорт», цветная такая газета; просят мой адрес, чтоб выслать. А я им отправлю и вторую статью. Буду будоражить общественное мнение.


 23.06. 

 На Проту-154 Денис Окань уже вежливо отправил меня в «совершенно заблудившуюся вселенную», с обязательным вежливым «при всем уважении…»  Вот – отношение реального современного пилота к бредням пилота-старика.

 Что ж, он врубился в прекрасную суть западной философии полета, а я нет. Пусть же мои заблуждения станут иллюстрацией нынешнего уровня понимания вопроса совковыми летчиками. Я выполнил свой долг.

 На авиа ру о статье пока тишина.

 Ладно, процесс уже не остановить, и мне вмешиваться нет смысла. Я высказал свою точку зрения, наблюдаю реакцию продвинутой молодежи и вижу, что, и правда, дремуче отстал.

 Вот так я семь лет назад относился к компьютерам – так ним до сих пор относится большинство стариков. А жизнь мчится вперед. И я внутри чувствую себя ущербным.

 Если опубликуют мою статью о возрождении Ан-2, ко мне прочно прилипнет ярлык дремучего ретрограда.

 Но я иного пути сохранения летного состава не вижу.

 Денис, Костя, Дима и другие счастливчики, может, предпоследние из могикан пилоты, еще отечественного помола. А через десять лет само собою будет разуметься, что сырьевому придатку Европы приличествует одно: добывать нефть и газ и не разевать рот на столь высокие материи как отечественные летчики и самолеты. И все споры канут.

 Езжай, Вася, в свою деревню и пиши мемуары, без всяких выводов, просто картинки.


Июль

4.07. 

 Позавтракал, сел править три главы мемуаров про Ан-2, они отлежались, я перечитал; вижу, что хорошо получились две, а третью я выправил и, может, дополню. Пафоса особого там нет, но тон высокий. У меня всегда тон высокий, чтоб человек думал и думал.

 Я пишу мемуары, в частности, и для того, чтобы, познавая факты, любуясь красотами, читатель попутно получал и нравственный импульс. Вот чем банальные мемуары грешат – равнодушным перечислением фактов или, наоборот, накачкой идеологии. Идеологию читатель интуитивно отвергает, а факты утилитарно использует. Хочу, чтобы мои мемуары задели за душу и чтобы, как и о других моих книгах, можно было сказать: лучше Ершова так о своей летной молодости никто не написал.



 12.07. 

 Письмо от Баранкина: он год болтался в Аэрофлоте на земле, зато переучили на А320, уже ввелся в строй вторым пилотом. Хочет тренироваться на нормальном самолете, вроде Ан-2, ищет, где бы устроиться подработать. Завидует Максу, что тот летает на Ан-24 по северам… а я, мол, – по Венециям...

 Я знаю, его сейчас так запрягут, что будет не до тренировок, но все же написал, что он будет зарабатывать достаточно, чтобы позволить себе за деньги подлетывать в охотку в аэроклубе.

 Конечно, приятно, что ко мне иногда обращаются молодые пилоты.   


 Сел править главу про Ил-18, кое-что добавил. Четыре главы; подходит уже к авторскому листу. Спешить некуда, мучений с сюжетом или композицией нет, пишу  что на ум придет. Да вот особо не приходит.



 14.07.

 Я вот осмысливаю причины, заставившие меня взяться за перо. Это была боль, что дальше в стране так жить нельзя, и, конкретно, – в моей авиации. Я надеялся, что могу хоть как-то, хоть что-то в ней изменить. Я верил, что смогу вдохновить стариков на передачу опыта, а молодежь – на использование этого опыта как ступенек дальше, вверх. Я хотел зажечь факел и осветить путь.

 То есть: была вера, что моим скромным трудом я продвину какую-то часть жизни дальше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное