Дневник княгини Варвары Туркестановой, фрейлины Ее Императорского Величества Марии Фёдоровны, за 1818 год.

Мой первый гонец отправился с русской границы, второй же пуститься в путь с польской. Мы приехали в Калиш полчаса тому назад. Этим утром мы поднялись в четыре часа и сели в карету, когда еще не пробило и пяти. Господа Новосильцев и Брониц распрощались с нами, а остальные сопровождали нас. Обедали мы в двух милях от Ловича, в маленьком местечке под названием Кольс. Целый день дул северный ветер и стояла отвратительная погода. Я не выходила из кареты, читала глупый роман, но была необыкновенна счастлива, что мне не надо поддерживать беседу. Мы встретили здесь князя Антона Радзивилла, который намеревался ехать в Аркадию, но который не поехал туда, уж не знаю по какой причине. Я вчера со слезами на глазах рассталась с добрейшей княгиней, с которой не увижусь, пока не приедут в долину Иозафат. Она завоевала мое сердце, и она мне нравится больше, чем вѣдьма[13] Чарторыйская, которая представляется мне насквозь лживой, угодливой и пустомелей. Дочь Чарторыйской, герцогиня Вюртенбергская, не приехала, хотя ее ожидали. Она не смогла оставить отца и ограничилась тем, что написала императрице письмо. Завтра мы въезжаем в Пруссию и будем обедать у принца Евгения, того самого брата, которого мы видели в Варшаве. Наследный принц Пруссии и его брат, принц Вильгельм, ожидали нас в Бреслау. Одним словом, наше путешествие было триумфальным, однако я безмерно устала. Чтобы немного развлечься, пойду поболтаю со старой графиней. Доброй ночи, сердечно обнимаю вас. Нижайший поклон Рибопьеру, его супруге, Владимиру Голицыну. Передайте от меня привет графине Ожаровской и примите от госпожи Ливен заверения в дружбе. Софи свидетельствует вам свое почтение.

Карлсруэ, Силезия, 18 сентября.

Я начинаю третью тетрадь. Если вы испытываете хоть немного удовольствия, читая мой дневник, то это для меня служит наградой за усилия, которые я прилагаю при его ведении. Сегодня, например, выдался совершенно ужасный день! Уже пробило два часа ночи, а мы только что закончили ужин, начавшийся ровно в полночь. В какой-то момент я даже подумала, что мы просидим за столом до утра. Если все дворы Германии похожи на двор принца Евгения Вюртенбергского, то тогда просто нет слов! Это настолько смешно, что надо видеть собственными глазами: пажи, которым перевалило за 100 лет, оруженосцы с седыми усами, камергер, подающий носовой платок на маленькой серебряной тарелочке с вензелями. А дамы! Ох, уж эти дамы! Он похожи на кукол, которых раньше продавали нюрнбергские торговцы. Они знают, что сейчас носят перья, и у них есть перья. Однако они совершенно не знают, как их носить: у одних они похожи на метлу, другие прикрепляют их сзади, третьи прикрепляют их впереди. Из семи или восьми дам, присутствующих сегодня на ужине, ни одна не была более или менее сносного головного убора. Я не говорю о княгине Бирон. Она весьма хорошенькая и ее волосы были просто уложены в прическу.

Герцогиня Вюртенбергская в молодости, скорей всего, была очень красива, поскольку на ее лице до сих пор заметны следы красоты. Впрочем, она, наверно, наделена большим умом. Во всяком случае, ее манера выражаться позволяет это предполагать. Императрица познакомилась с ней сегодня, раньше они никогда не виделись. Мы встретили здесь молодого принца Евгения и его другого брата, состоящего на прусской службе. Наследный принц и принц Вильгельм соблаговолили приехать сюда, чтобы встретиться с императрицей. Завтра мы приедем в Бреслау, однако они прибудут туда раньше. Великий князь Константин покинул нас сегодня утром на границе с Силезией. Расставание было настолько трогательным, что все присутствующие расплакались. Поляки пришли в восторг от императрицы, а она в свою очередь восторгалась Польшей. Если бы она смогла остаться в Варшаве еще на несколько дней, уверяю вас, она бы это сделала… Князь Антон Радзивилл устроил в нашу честь обед в Шильдберге. Если бы я не чувствовала небольшое недомогание, я бы воздала должное блюдам, которые показались мне превосходными. И напротив, ужин взывал у меня отвращение: он был обильным и вычурным. Надо видеть, как едят немцы! Это заставляет содрогнуться. Если мой сегодняшний сосед по столу еще не умер, то, значит, он будет жить вечно. Но пусть делает так, как ему хочется, а я отправляюсь спать.

Бреслау, 19 сентября.