Дневник кота с лимонадным именем (Сборник)

Тот прикинул, о чём речь, понял, каким керосином пахнет дело, и благоволил оглядеть меня подробнее. Затем, придя к неутешительному для себя выводу о разнице физической кондиции двух спорящих сторон, изволил ответствовать. Кардинально другим тоном, разумеется. Но с непреклонным содержанием слов:

— Гражданин, пожалуйста, найдите себе другое место для рыбалки. Я провожу важные научные наблюдения!

Я фыркнул:

— В такой мутной воде — и наблюдения?

— Я не в воду гляжу, а смотрю за тем, что над ней показывается.

— А точнее? — пока ещё елейным, но праведно закипающим голосом осведомился я.

— Пятёрка меченых лягушек. Статистический подбор. Их только отсюда видно.

Гнев мой притормозил маленько. Я задумался над проблемой помечивания мокрых тваринок — в смысле чем это их? Наверное, уж не краской, лягушки, кажется, кожей дышат, сдохнут ненароком — и никаких тебе статистик. Помню я, помню кое-что о земноводных, в гимназиях всё же обучались… А долговязый лихорадочно записал ещё раз что-то в блокноте. И глазом снова присосался к оптике. Пинка ему дать, что ли? И я бы пнул, да любопытство заело.

— А в чём суть наблюдений? — спросил я. — Чем они такие важные, твои лягушки?

— Мух ловят.

Он что, издевается? Я, однако, остался внешне спокоен. Заметил:

— Каждый знает, что мух ловят. Типично для лягушек. Но ещё и комаров.

— Меня мухи интересуют.

Ишь ты…

— Почему?

— Потому что важно. За прошедшие дни среднестатистическая норма поедания мух нарушена. Что может быть симптомом экологического дисбалансирования локальной среды, а она в свою очередь способна спровоцировать цепную реакцию крушения систем обитания…

— Да ну!

— Да-да. Даже и генетический шок, и исчезновение человеческого рода.

Оба-на! Этот долговязый небось чокнулся. Шарики за ролики заехали в голове у научного исследователя. Стоит ли с психом связываться? Я подумал и решил продолжить беседу:

— Хорошо, глобальная катастрофа — это важно, да. А вы долго ещё собираетесь оставаться на моём месте? Я рыбачить пришёл аж из города!

— Не волнуйтесь, ещё минут десять, от силы четверть часа… Я тут уже пятый день, с девяти до десяти утра, снимаю данные для статистики… Вон там моя машина.

Я машинально повернулся посмотреть на автомобиль долговязого. Интересно, почему он мне показался долговязым? Ноги у него просто очень длинные, вот и всё. Пока лежит, не сразу заметно, сначала ноги в глаза бросаются. Кто его знает, может, даже и не выше меня…

Эх, а карпы внизу, на дне, пастями щёлкают, не терпится им наживу сцапать! Но потерпите, карлики, мне тут и вправду интересно стало.

— Секундочку, а что вы точно считаете? Мух?

— Да, съеденных мух. Каждая лягушка пронумерована.

— Они что, ваши лягушки, с ума сошли — на одном месте стоять? Болото-то большое.

— Меченых лягушек более ста штук, все приблизительно одинакового размера. Почти всегда пять из них оказываются вместе. Вот и считаю. Статистика потом обобщает. Неважно, какие именно номера оказываются в зоне наблюдения, это исследованию не помеха…

— И какова цель исследования?

— Межвидовой баланс.

Учёный чудик замолк. Рубль ему, что ли, за каждое слово платить? И ещё копейки за перевод на человеческий… Нет, я терпеть могу. Но не люблю терпеть, когда не понимаю. Да ещё и злость из-за занятого места не прошла. Я собрал остатки выдержки и попробовал в последний раз добиться нормального ответа. Если не получится — в дальнейшем стану общаться с лягушатником пинками!

— Объясните-ка подробнее, популярнее, — попросил я всё ещё вежливо.

А тот будто только и ждал, чтобы предпринять вылазку в мой огород.

— Что вы думаете об эволюции? — быстро прижал он меня вопросом.

Я поперхнулся воздухом.

— Что тут думать! В школе учили. Эволюция эволюцией. Сначала микробы одни были, потом динозавры, сейчас человек. Так Дарвин сказал.

Не люблю слыть простаком. Но вопрос меня смутил, и я не слишком умно отреагировал на провокацию, признаюсь. А может, хватит дискуссий — надавать дураку учёному по шее и достать удочки…

— Так сказал, да, — согласился долговязый. — Но действительно ли всё так?

— То есть?

— Ещё в тысяча девятьсот семьдесят первом году один учёный доказал, что некоторые виды не претерпели заметных изменений за миллионы лет, тогда как другие очень быстро возникали, развивались и гибли за тот же период, а даже и в ещё более короткий срок. Как чехарда — вид сменяет вид, а третий в сторонке стоит. Мухи и лягушки, например. Длительные периоды времени они сохраняли удивительную стабильность. И сейчас вдруг их статус меняется. Причём в сторону ухудшения. И причина не только, может, даже и не столько в человеческой деятельности, в промышленном загрязнении. Существуют и другие факторы…

— Чёрт побери, да объясните же, о чём толкуете!

— Лягушачьи языки. В последнее время становятся длиннее. Такое вот положение.

— Ну и что?

— Явное стремление ловить побольше мух, но результат таков, что мух всё меньше.

— Чем плохо? Мухи вредные насекомые.

— Ну… ладно, пусть вредные. Но лягушек тоже меньше стало. С одной стороны, меньше числом… да только КАЧЕСТВО у них уже другое.

— Качество?