Дневник кота с лимонадным именем (Сборник)

Я открыл глаза: кругом темно, сверху — синеющее вечернее небо в бледных звёздах. На краю окоёма показались две головы, одна лохматая, другая лысая. Мусорщики уставились на меня.

— Ты как тут? — спросил тот, что повыше, лысый. — С Луны, что ль?

— Нет-нет, что вы! — Я пошевелился, застонал: тело затекло и болело.

— Так вылазь! — грубо потребовал второй, лохматый. Он едва доставал напарнику до плеча.

Две пары крепких рук схватили меня за локти и запястья и вытащили наружу. Ох! Припадая на правую, совершенно онемевшую ногу, я отковылял от бачка.

— Где я? — спросил тупо, хлопая тяжёлыми веками. В глаза будто песка насыпали.

— На космодроме, болван, — отозвался лохматый. — Убирайся, бомжатник!

— Я нормальный!

— Не спорь, мужик, давай отседова. — Лысый похлопал меня по плечу. — Ты нам тут не нужен. Ещё скажут, чего привезли. Ты как попал-то к нам?

Набрав в грудь ставший прохладным воздух, я собрался было рассказать, как…

— Хрена ли лысого слушать ещё! — возмутился лохматый, забирая из бачка лопаты. — У нас график, братка! Пусть чапает в терминал и там объясняет охране, как пробрался на территорию. Пошёл, залётный! Чтоб мы тебя тут не видали больше…

Последние слова он произносил, отвернувшись от меня. Лысый состроил сочувствующую мину, разведя руками, после чего, подхватив пару мётел, отправился за напарником.

— А где терминал-то?! Эй, куда идти-то?! — спохватившись, крикнул я.

Не оборачиваясь, лохматый махнул в сторону. Я разглядел низкую громаду какого-то здания, понурившись, побрёл туда. Подходил к концу, но ещё не закончился сомнительный какой-то день. Чувствовал я себя фаршем, натуральным фаршем с глазами.

В длинном прямоугольнике терминала возник жёлтый квадратик: открылась дверь. На её фоне мелькнул чёрный силуэт: вышел человек — и свет исчез. Я быстрее двинулся вперёд и даже перестал хромать.

Ухнуло где-то рядом. Темнота ожила. Вокруг засвистел ветер, он нарастал, превращаясь в ураган. Воздух закручивался между ног. Меня потянуло куда-то, понесло, подошвы оторвались от земли… Я закричал. Ревущий поток поднимал меня и тащил вверх, крутил и засасывал, втягивал в какое-то невидимое жерло, неведомую пасть…

Но тут кто-то схватил меня за ноги, повис на мне, секунду мощный воздушный пылесос ещё пытался утянуть нас обоих, однако не сдюжил, и мы сверзились. Песок набился в рот, а тот, кто схватил меня, навалился сверху, вдавливая в землю. Я с силой зажимал уши, чтобы хоть как-то защититься от какофонии — казалось, то ревёт и воет само пространство, однако вибрации рвали тело, проникали внутрь, минуя уши.

И вдруг всё стихло. Давление сверху исчезло. Я потряс головой, сплёвывая траву и песчинки. Человек встал и помог мне подняться. В слабом свете звёзд я разглядел юное безусое лицо, волевое, с крупным подбородком.

— Романтик? — неприветливо спросил он.

— Нет-нет, — на всякий случай поторопился откреститься я, смущённо отряхивая рубашку на животе и джинсы.

— Ну да, вы ещё молоды, — согласился он, присмотревшись. — Как же вы очутились на поле?

— Да я заснул в мусорном бачке, и ребята приволокли…

Наклонив голову, он изучил мои ноги.

— С Луны свалился? — с подозрением спросил он, отступая на шаг.

— Да нет же! — Я даже руки поднял для убедительности. — Я из этих, как их… свободный я, во.

— Бомжатник… — скривился парень. — Ну да чего теперь. Давай тогда зайдём чайку дёрнем. Я раньше пришёл, экипаж ещё не подъехал, скоротаем времечко. Небось давно нормально не ел?

Через каких-то двадцать шагов по полю он толкнул дверь — и я зажмурился от яркого света. Это была ракета. А я даже не заметил её корпуса: он сливался с темнотой. Перед тем как шагнуть через порог, я отступил, запрокинул голову и вроде бы разглядел. Она уходила вверх, узкая, стройная, чуть серебрящаяся по контуру, красивая, как детская мечта.

Мы попали в небольшую уютную комнатку. Стены, пол, потолок — всё металлическое, посередине стоит деревянный стол, вокруг пластиковые стулья, и у входа — глубокое кожаное кресло. Хозяин гостеприимно усадил меня туда, сам начал открывать встроенные шкафчики, методично доставая оттуда и ставя поочередно на стол термос, стаканы в подстаканниках, кусковой сахар в хрустальной сахарнице, алюминиевые чайные ложки. Потом достал ещё хлеб, масло, колбасу и сыр.

— Странно, что вы о них не знаете, — рассказывал он, подавая мне дымящийся стаканчик. — Они лет двадцать как появились, даже больше. — (Ему самому было от силы девятнадцать, мне же — к тридцати.) — Романтики — это старики, которые летать сами уже не могут, тяги не хватает. Но ещё хотят. Вот и приходят сюда, смотрят, как мы стартуем. Их притягивает к ракете воздушным потоком и уносит в открытый космос.

Я поёжился, сообразив, чего избежал, и искренне поблагодарил юношу. Он тем временем нарезал бутерброды.

— Вам повезло, что я как раз шёл, — спокойно отозвался он.

— А куда летите? — поинтересовался я.

— К М51 Гончих Псов.

— Ого! И что там? — Название ничего не говорило ни уму ни сердцу.

Он прищурился, высокий лоб его пересекла морщина.