Дневник Л. (1947–1952)

«Знаешь, доченька, мы не обязаны любить своих отцов. Спроси у Нила, было ли с его отцом просто. Настоящий негодяй, я помню это, но семью он обеспечивал. И, к тому же, это ведь не может быть причиной, чтобы… Если он командует, значит, так нужно для твоего блага. В жизни мы не всегда делаем то, что нам хочется, понимаешь? Да и если уж на то пошло, не верится мне, что моя сноха могла выйти замуж за пьяницу, жестокого мужчину или обидчика детей. Уверена, он даже не знает, что ты у нас».

«Знает, знает. Он разрешил».

«Раз так, ты напишешь ему письмо, чтобы сказать, что с тобой все хорошо и скоро, к началу учебы, ты вернешься».

Повисла тишина. Нил все смотрел на меня и улыбался точно так же, как когда возвращался домой пьяным. Он и сейчас был нетрезв. Муж тети допивал уже пятую бутылку пива, не считая тех, которые выпил в баре.

Магда повторила: «Или так, или ты отправишься в приют для сирот».

Я разревелась.

«Нет, Магда! Ты ведь не станешь отсылать меня в детский дом! Я буду усердно работать, я научусь штопать, обещаю».

Она обхватила мою голову руками – лицо у меня было мокрым от слез – и поцеловала.

«Нам нужен зал, – сказала она. – Тут очень мало места, ты же видишь. Ты не сможешь жить в этой комнате годами. А у нас нет отдельной спальни для тебя, девочка моя».

«Но мне не нужно комнаты, тетя Магда, я могу… Я могу спать в мастерской Нила – могу стелить себе постель там. В мастерской много тряпок, и можно лечь на брезент. Будет очень удобно. Я вас больше не стесню…»

Я думала, что мы нашли решение, что я навсегда останусь в ее объятиях, но она лишь прижала меня сильнее, промолвив: «Я вынуждена».

Что же тебя вынуждает?

В конце концов, она сказала: «Ладно, подумаем об этом позже», – а потом бросила взгляд на мужа. Тот, покачиваясь, поднимался наверх, как будто сбегал из постановки, безжалостный сценарий которой писала его жена. Казалось, что на этот счет между ними не было согласия.

Я выкрикнула ему вдогонку: «И ты, Нил, ты тоже не хочешь, чтобы я осталась? Чтобы я драила дом, чтобы нашла тут школу? Днем я буду ну уроках, а ночью – в твоей мастерской. Я обещаю не прикасаться к инструментам, вообще ни до чего не дотронусь. Вы совсем перестанете меня замечать…»

Он обернулся и пробурчал что-то неразборчивое. Я видела, как взор Магды перескакивал от меня к мужу в полном отчаянии, пока ее благоверный поднимался по ступенькам в их спальню. В последнее время Нил старался не смотреть на меня, а когда я обращалась к нему, ко мне оборачивалось слепое лицо.

Магда говорила «посмотрим», но она не хотела, чтобы я оставалась у них, только я не понимала почему.

В ту ночь Нил снова пришел в зал, предварительно откупорив и выпив на кухне пару-тройку бутылок пива. На этот раз он приблизился к моей самодельной кровати и шепотом произнес: «Я хочу, чтобы ты здесь осталась, ты это знаешь. Знаешь ведь, так? И Магда тоже знает, что ты мне нравишься. Вот почему она хочет, чтобы ты уехала, понимаешь?»

Я не ответила. Он подождал. Я чувствовала его дыхание и запах алкоголя. И он ушел. Я слышала, как наверху в спальне они с Магдой занимаются любовью. Все скрипело: пол ходил ходуном, а кровать билась о стену. Магда молчала: ни стона, ни звука. Потом вернулась тишина.

Как ребенок… Нужно, чтобы эти люди видели в тебе потерянного ребенка, убитого невыносимым трауром, а не неблагодарную девчонку, сбежавшую от внимательного отчима.

Поэтому сегодня я постараюсь съежиться, стать практически незаметной. Нужно причесаться поскромнее: стянуть и завязать сзади волосы. Я не спала, у меня усталый вид, и я хочу, чтобы они это видели. Я усталый ребенок.

* * *

Стекло было опущено, и я помахала этим подлецам рукой из машины, улыбнулась на прощание. Потом Гум нажал на газ, и мы стали подниматься по Пасифик-Коаст Хайвей в сторону Санта-Моники и северных каньонов. Я была счастлива быть здесь – показать Магде и Нилу, что они мне не нужны, что кто-то любит меня гораздо больше, чем они, скотины, и сделает что угодно, чтобы забрать меня и оставить при себе. Ах! Они хотели, чтобы я написала Гуму, этому милому молодому человеку, который так хорошо обо мне заботится? Ну так задание выполнено, вроде того. Под конец я сказала им, что, возможно, знаю, где найти Гума, и позвонила в отель в Морро-Бэй. Гум никуда не делся. Этот суетливый манипулятор, этот обеспокоенный педант дожидался новостей от меня, как будто знал, что я вернусь, что я должна была вернуться. Как будто предугадывал мое поражение.

Магда говорила с ним десять минут, на протяжении которых она охала и ахала, и, положив трубку, дала волю гневу: «Он приедет сюда на машине, и все ради тебя. И вы, оказывается, были на каникулах на берегу моря, грязная маленькая лгунья».

«Извини, Магда, я не хотела…»