Дневник лабуха длиною в жизнь (СИ)

Я еще долго сидел в машине. Через три дня, забрав Виталика из Ходорива, мы поехали "дикарями" в Ялту. Отпуск был не из лучших. Разговаривали между собой мало. Я скучал по Наташе. Ира чувствовала это и молча переживала. Наконец отпуск подошел к концу, и мы вернулись домой. Дома находиться я не мог, все искал причины, чтобы улизнуть. Срибный, узнав, что я натворил, обозвал меня мудаком.

Он иногда ходил вместе с Наташей в гости, но никогда не представлял ее как девушку друга, видимо, надеялся на то, что придет время и он с чистой совестью сможет поведать ей о своих чувствах.

Любовью мы с Ирой занимались все реже и спокойнее.

Ну и невеста!

Вскоре Лёня стал встречаться с Таней. Все его девушки - Зина, Беба и Таня - были пианистками, учились вместе с ним на одном курсе в училище, а затем и в консерватории.

Прохладным октябрьским днем мы грузили в мою и Боярского машины инструменты и аппаратуру. Натан, Кабан, Лещ, Боярский и я ехали играть еврейскую свадьбу. Хозяева свадьбы хотели, чтобы свадьбу играл именно этот состав, и по этой причине назначили ее на будний день. Пришло время выхода жениха и невесты. Мы заиграли Мендельсона. В большом и просторном зале открылась дверь. В зал вошли молодые... и у нас отвалились от изумления челюсти. Рядом с высоким, рыжим симпатичным парнем, держа его под руку, плыла улыбаясь, шатенка выше среднего роста с красивейшими резными губами, с карими большими глазами, белоснежными зубами, пышной грудью и великолепной попой. И все это в обрамлении шикарного белого свадебного наряда. Зал восхищенно замер. Кабан дул марш и дико вращал глазами, у Натана забегал кадык, он глотал слюни и не мог вымолвить ни слово. Боюсь, что и у меня слюни капали на клавиши. Лещ и Боярский таращили глаза. Свадьба прошла весело и хорошо.

По дороге домой рядом со мной сидел Натан.

- Вот это баба! Вот это невеста! Ну точно Софи Лорен! Повезло же парню отхватить такую! - не закрывался у него рот.

Я утвердительно покачивал головой.

Страдания

Пришел холодный и дождливый ноябрь. У меня - выходной, но, несмотря на дождь, я пытался что-либо придумать, сорваться куда-нибудь. Ира видела, что я не в себе. "Через два месяца родится ребенок, и надо будет вписать его в вызов, подать документы на эмиграцию. Но я не могу ехать! Не могу оставить навсегда Наташу!" Таяла льдинкой моя любовь к Ире. Она уже давно это почувствовала, и мы оба мучились. Видел боль в ее глазах. Сказать было нечего. "Необходимо что-то менять! Но что и как?"

Ира лежала на кровати. Я сидел за столом и курил одну за другой, тоскливо уставившись в мокрое окно.

- Ира, - глухо вымолвил, - нам нужно поговорить.

Она не отвечала.

- Ира, ты меня слышишь?

- Да, - тихо прозвучало с кровати.

Я подошел, присел рядом. Колебался, не зная, как начать.

- Ира... не знаю, как тебе сказать... у нас с тобой многое изменилось...

- Можешь не продолжать, - неожиданно резко перебила она, - я ведь вижу - ты влюбился в Наташу, и не о чем тут рассуждать!

Уставившись в пол, я молчал. Ира отвернулась к стенке. В безмолвном плаче подрагивали ее плечи. Мои глаза увлажнились, две капли упали на пол. Жалость к обоим комом застряла в горле. Оба беззвучно плакали. За окном вторил ливень.

- Эдик, - шепнула Ира в стенку, - не уходи сейчас... через два месяца я рожу... дай мне спокойно родить.

- Хорошо... не уйду, - прошептал я.

Я приехал к Наташе. Мерзкий холодный дождь не прекращался. В машине было тепло и уютно. Я рассказал ей о создавшейся ситуации, о том, что обещал подождать до родов, что уже не смогу быть отцом второму ребенку, что любовь моя к Ире угасла, и что жить с ней я уже не смогу.

- И уже твердо знаю, что тебя люблю! - прибавил я тихо.

Она глянула на меня и проговорила с укоризной, грустно покачивая головой:

- Что же ты наделал... ведь я тебя тоже люблю.

Воодушевившись, взял ее ладони в свои руки.

- Наташенька, пожалуйста, дай мне два месяца, она родит, и я уйду.

- Тебе решать, я тебе ничего не обещаю, - сказала она и стихла.

Я молча и понуро покивал головой.

- Я пошла, - открыв дверь машины, она быстро забежала в свой подъезд.

Дождь все лил. Я еще долго сидел одиноко в машине, слушая радио. Польша давала джаз.

Пришел декабрь, а с ним и холода. У нас с Ирой совсем все разладилось. Живот ее был уже большим, и поэтому в спектаклях она больше не участвовала. Помогала хореографу и проводила балетные упражнения у станка. Не пила, не курила. Мы не ругались и почти не общались. Любовью тоже больше не занимались. Оба молча страдали.

Как-то вечером, не находя себе места, я позвонил Срибному. Наташа была у него. Сказала, что собирается встречать Новый год вместе с ним в какой-то компании. Настроение испортилось вконец.

Живу в каком-то подвешенном состоянии, не зная, что дальше произойдет. Знал лишь, что с Ирой жить не смогу. Иногда пробегали мысли: "Что, если все-таки не мой ребенок? Что, если Наташа найдет другого?"

Дог