Дневник лабуха длиною в жизнь (СИ)

- Папа, если ты сейчас же не вернешься в зал, то у тебя с мамой будут большие неприятности.

- Да-да, бегу! - встрепенулся папа. - Ниночка, я побежал!

- Беги, беги, Гришенька и счастья молодоженам! - сказала вслед Нина, улыбнувшись мне.

По дороге домой папа, уже прилично набравшийся, вдруг завелся и осмелев, стал говорить маме нелицеприятные вещи: ты, мол, такая да сякая, и вообще ты местечковая Хайка.

Мама, которая никогда от него ничего подобного до тех пор не слыхала, молча шла рядом. Она не разговаривала и не спала с ним три дня. На третий день отец на коленях у кровати взмолился о прощении и великодушно получил его.

Соседка Полина Лазаревна

Мало того, что соседи часто (особенно летом) слышали сопрано нашей мамы, наша соседка с третьего этажа Полина Лазаревна давала частные уроки вокалистам, распевавшим вокализы. Но по-настоящему - она была самым знаменитым педагогом по вокалу, и ее частные уроки посещали все, кто хотел чего-то добиться по профессии. Она окончила киевскую консерваторию по фортепиано и вокалу и работала концертмейстером в консерватории. Меня она невзлюбила с двенадцатилетнего возраста. Как-то, играясь на Бассейне, я кинул небольшую дощечку и случайно попал в шею ее сыну Алику, младше меня на два года. Появилась пара капель крови. С тех пор она навсегда перестала со мной здороваться. Лёню она любила, и он частенько бывал у них дома.

Лёня рассказал, что вскоре после того, как они с Таней поженились, он обратил внимание на то, что Полина Лазаревна, которая его с детства очень любила, перестала с ним здороваться. В конце концов он ее припер к стенке и спросил:

- Тетя Поля, что случилось? Почему вы со мной не здороваетесь?

- Потому что ты женился на немке.

- Ну и что?

- Я их ненавижу.

- Почему?

И тут она рассказала.

Она и Матвей Захарович были родом из маленького украинского города Звенигорода Черкасской области. Когда началась война, Матвей Захарович был пилотом самолета-истребителя. В 1943 году был награжден орденом Красной Звезды. Она же с маленьким сыном, которому не было трех лет, осталась в городе. Пришли немцы, и начались расстрелы евреев города. Ее забрали вместе с ребенком. расстрел был неминуем. Но тут к их группе подошел офицер, командующий расстрелом и сообщил, что у него - день рождения и что сегодня каждый десятый останется жить. Заставил их всех встать в один ряд, причем тетя Поля должна была поставить ребенка рядом с собой. Ей выпало жить на один день дольше. Тогда она стала умолять офицера оставить ребенка жить и расстрелять ее. Фашист схватил ребенка за ноги и размозжил ему голову об камни.

Ночью ей удалось бежать. Она бежала по лесам и полям. В каком-то селе ее спрятала на сеновале украинская женщина. Но муж этой женщины был украинским полицейским, работающим на немцев. Поэтому она тетю Полю прятала и от своего мужа. В конце концов он ее все же обнаружил, но не выдал, а сказал, чтобы она ушла, так как сам боялся, что немцы и его семью арестуют. Тетя Поля бежала дальше. После войны тетя Поля нашла опять эту женщину. Они дружили до тех пор, пока эта женщина не умерла. Тетя Поля помогала ей всем, чем могла.

Роковое вмешательство судьбы

Им бы знать вчера, что будет завтра,

По-другому все могло бы быть.

Смерть, как вор, приходит так внезапно,

Не оставив шанса долюбить.

(Э. Асадов)

В последние три месяца беременности за Ирой, получая от меня определенную мзду, наблюдал врач-гинеколог по имени Лёня, обещавший принять у нее роды в больнице "Охмадет". Больница находилась напротив большого, старинного Лычаковского кладбища, известного своими красивыми и дорогими памятниками, тысячами склепов, впечатляющими надгробьями - тщеславие, обращенное в камень. Кладбище входило в обязательную программу посещения туристами.

До встречи с врачом оставалось полчаса, и мы решили прогуляться по кладбищу. День был прохладный, безветренный. Небольшой снежок приятно поскрипывал под ногами. Ира держала меня под руку. По обеим сторонам дорожки стояли шикарные мраморные памятники, один красивее другого. Остановились у великолепного памятника со скульптурой спящей девушки в натуральную величину, с красивыми волосами и грустным лицом.

- Ира, ты не против, если родится девочка, назвать ее Наташей? - осторожно спросил я.

Помолчав немного, наклонив голову, Ира спокойно ответила:

- Не против, имя хорошее.

В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое января мне приснился жуткий сон. Снились мне две больничные койки, стоящие рядом, - на одной Ира, на другой - я. Тонкий эластичный шланг воткнут в мою руку, другой конец в Ирину. Я вижу, как моя кровь течет к ней, но ничего не помогает, и она умирает. Тихо, чтобы не разбудить, повернулся к Ире и обнял ее за живот.

27 января.