В его взгляде заметил изумление, злость, страх и понимание причины моего прихода. Мне было плевать, что подумают его жена и теща, жившая с ними. Пусть выкручивается!
- Иди сюда, - нахмурился он.
Мы зашли в пустую комнату, дядя плотно прикрыл за собой дверь.
- Да, Эдик? - произнес спокойным голосом, удобно располагаясь в большом кожаном кресле, деланно изумленно уставившись на меня.
- Кто вам дал право трогать мою жену?! - резко произнес я.
- Эдик, о чем это ты?
- Вы прекрасно знаете, о чем! - испепеляя его взглядом, отчеканил я. - Мне Ира все рассказала.
- Да что ты, Эдик? - вскинул плечи дядя Фима. - Я делал это ради тебя, просто хотел проверить ее, и...
- Заткнись! - резко перебил его я и сделал два шага к креслу.
Дядя с вызовом смотрел на меня.
- Говно ты, дядя Фима, скажи спасибо, что я тебе не говорю этого при всей твоей семье!
Развернувшись, я вышел в гостиную. Вокруг стола в ожидании собралась встревоженная семья. Холодно попрощавшись с ними, я оставил квартиру.
С годами нехорошее к дяде чувство поутихнет. В спорах мамы со своими тремя сестрами дядя всегда держал мамину сторону. Помогал деньгами, давая на поездку в Ессентуки, на воды.
Театр "Марии Заньковецкой"
"Поверить ли ей? А иначе как же нам жить? Неужели любовь - это постоянная борьба? Моя заключается в том, что должен убедить себя в ее правдивости? Однако бороться с собой так тяжело!"
Окончив училище, Ира получила свободный диплом, и через пару месяцев ее пригласили в театр имени Марии Заньковецкой в танцевальную группу. Она здорово танцевала народные танцы, особенно цыганские. Глаза светились задором, лихостью и страстью. Я всегда любовался танцующей Ирой. Ее сольные партии хорошо принимались. Со временем она станет солисткой и помощницей балетмейстера.
Наступило лето, и она повезла Виталика к родителям. Дед Владек и баба Тася с нетерпением ждали обожаемого внучонка. Долго находиться под одной крышей с отцом Ира не хотела и через неделю, оставив малого, вернулась. Конец августа стал началом работы в театре.
"Weltmeister"
Оркестр, в котором я служил, имел постоянную халтуру в клубе милиции. По субботам и воскресеньям мы играли танцы. Состав - три трубы, три саксофона, тромбон, ударные, контрабас и штатский пианист. Как-то я аранжировал песенку для певицы Ольги Комиссаровой, лет десять певшей с их оркестром. Майору Глазунову понравилось, и он захотел, чтобы я с ними играл на баяне и писал аранжировки. Я, конечно, тут же согласился. Складывалось совсем неплохо. Оркестр играл танцы в гражданском, и мне будет разрешено в эти дни носить гражданку, а также с субботы на воскресенье ночевать дома. Просто здорово!
Как-то, прогуливаясь с Ирой, зашли в комиссионный магазин. Там стоял красивый, большой, с регистрами и крупными кнопками пятирядный баян "Weltmeister". Дома, перед уходом на танцы в клуб, рассказал, ни на что не надеясь, о баяне. Цена была приличной - четыреста рублей! Родители послушали. Покивали головами. Папа выразительно пожал плечами, что означало - было бы хорошо, но дорого. Бабушка как раз была у нас. Она часто делала обход всех своих семерых детей.
- Эдинька, - спросила бабушка, - баян хороший, тебе нравится?
- Да, очень!
"Не может быть?!" - подумалось.
Бабушка не была богатой. Подрабатывала где придется, складывая копеечку с копеечкой. Так у меня появился большой и красивый баян "Weltmeister"!
Майор Глазунов.
Майору Глазунову давно уж пора была пойти на пенсию, но каким-то образом он задержался и продолжал командовать оркестром. Статный, выше среднего роста - его можно было бы назвать симпатичным мужчиной, если бы не постоянно влажный рот, огромный мясистый, с красными прожилками нос и какие-то бесцветные, мутные глаза тухлого окуня. К тому же был он весьма посредственным тромбонистом. Ходил он важным индюком, выпятив грудь с таким апломбом, как будто бы он как минимум дирижер Светланов. Часто в конце дня, когда все расходились по домам, Глазунов звал меня к себе в кабинет, где стояло пианино, и доставал свой тромбон. Я аккомпанировал ему разные песенки и усиленно его хвалил. Иногда, когда он был особенно доволен собой, давал мне увольнительную на пару часов. Однажды, натирая пол у него в кабинете, я заметил пачку незаполненных увольнительных и экспроприировал немного, чтобы выписывать их на себя. Когда пачка кончилась, лез через забор. Дома бывал довольно часто. В те дни, когда был в расположении части, после помывки и натирания полов качался невесть откуда взявшейся штангой с двумя "блинами", лежавшей под кроватью в оркестровой. Иногда играл на теноре, баритоне и тубе. Интересно, и есть чем занять мозги.
"Спартак"
После очередного нашего совместного музицирования Глазунов произнес:
- Эдуард! - (по имени обращался ко мне только у себя в кабинете и на танцах). - Есть возможность завтра пойти в оперный театр на генеральную репетицию балета "Спартак" Хачатуряна, имеешь желание?
Кто ж от такого откажется?
- У меня в театре есть человек, который достал несколько пропусков, - продолжил майор, - так что, пойдешь?
- Обязательно!