Дневник мамы первоклассника

– Нет, расскажите, – попросила мама-отличница. – А что тут такого?

Конечно, она хотела послушать, какие все вокруг идиоты по сравнению с ее Сонечкой. Это же так приятно. И хулиганят, и ручку неправильно держат, и математический диктант написать не могут.

– Да, вот Федя, – вспоминала учительница, – прилежный мальчик. Только не сразу все понимает. Нужно просто ответ написать. Например, три. Он пишет три и всю строчку прописывает.

– А как надо? – испуганно спросил папа Феди, сидевший за первой партой.

– Надо только одну цифру, – объяснила Светлана Александровна, – это же диктант.

– Трудоголик, – съехидничала хорошистка – любительница черновиков.

– Вася уже сидит, – сказала Светлана Александровна мне. – Молодец.

Ну да. Пока они там диктантами меряются, мы стараемся просто усидеть на месте. Нам бы их проблемы.

– А что, бегают? – с ужасом спросила мама-отличница со второй парты.

– Да, дети разные, – философски заметила Светлана Александровна. – Вася бегает, а вот Федю заставь побегать или даже пройтись, так нет. Он будет сидеть с книжкой и с места не сдвинется.

Федин папа посмотрел на учительницу с таким реальным ужасом в глазах, так и не поняв: сейчас про его сына как сказали – хорошо или плохо? Нужно бегать или с книжкой сидеть?

– И еще, родители, купите нормальные карандаши. Мягкие, – сказала Светлана Александровна, – они давят на них так, что тетради рвутся.

– Ой, а можно карандашик или ручку попросить, а то мне писать нечем? – пискнула женщина с середины. Я ее даже сначала не заметила. Тихоня, про которую никто никогда не вспоминает, если она не подаст голос.

– Только сильно не давите, – съехидничал папа Феди.

– Вот и дети ваши так же, – сказала Светлана Александровна, выдавая маме ручку, – то карандаша нет, то ручки.

– Теперь слово предоставляется родительскому комитету, – сказала активистка родительского комитета сама про себя.

Все дружно застонали. Непроизвольно. Просто вырвалось. Активистка, поднявшаяся с места, обиделась:

– Нужно сдать деньги на охрану, заклеить окна и купить репродукции. Предлагаю Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Одна репродукция – две тысячи рублей. Никто не против репродукций?

Все промолчали и уставились в лежащие на партах учебники детей по русской грамоте.

– Родители, поактивнее, пожалуйста. Если у вас нет возражений по авторам, то сдавайте деньги. Если есть возражения, скажите сейчас, чтобы потом не было вопросов, – опять обиделась активистка.

– А помните, как мы им усы пририсовывали и бороды? – подал голос Федин папа.

Я чуть не прослезилась. Сидит за первой партой на маленьком стульчике мужчина с сединой в волосах, в дурацкой розовой рубашке, галстуке и ностальгирует. У него даже глаза загорелись.

– Наши дети рисовать не будут, – сказала строго мама-отличница.

– А можно вас за хвостик дернуть? – ласково обратился к ней Федин папа. Мама-отличница зарделась, фыркнула и отвернулась. Но прическу непроизвольно поправила.

– Нет, это мы в учебниках рисовали, – оживился папа Кати, – а на стены не лазили… Я даже не помню, кто у нас там висел.

– Может, детские рисунки повесить? – подала голос я. – Или кого-нибудь, близкого детям. Чуковского или Хармса?

– Дети должны расти на классике, – накинулась на меня активистка. – Где я вам найду репродукцию Чуковского? Что было в магазине, то и предлагаю.

– А почему так дорого? – спросила мама-хорошистка.

– А как вы думаете? Там рамы хорошие… – возмутилась активистка.

– А может, классиков разбавить? – спросил Катин папа.

– Как это – разбавить? – испугалась активистка.

– Ну, художников повесить или композиторов. А то столько лет прошло, а мы все Пушкина с Некрасовым вешаем, – сказал папа.

– Родители, – распрямила плечи активистка, – еще раз хочу довести до вашего сведения. Я предлагаю репродукции, которые были в наличии. Если у вас есть другой список… э-э-э… классиков, то сами и ищите, и вешайте, – обиженно заявила она.

– Ну да, сам выбирай колор и сам крась, – засмеялся Катин папа, но его никто не поддержал.

– Кто останется клеить окна? – подключилась к обсуждению еще одна мама, которую активистка назначила ответственной за окна. Она еще до начала собрания у всех спрашивала про окна, но так и не получила ответа.

Все забыли про Пушкина и опять стали с увлечением разглядывать русскую грамоту.

– Так, остаетесь вы, вы, вы, – говорила активистка, показывая на маму-отличницу, маму-хорошистку и крепкую бабушку в кроссовках.

– Я не могу. Мне еще с собакой гулять, – сказала бабушка.

– У всех собаки, всем гулять, – возмутилась активистка. – Тут сифонит изо всех щелей, а вы!

– Хорошо, хорошо, – согласилась бабушка.

Федин папа оказался сообразительнее всех. Пока женщины галдели – кто про Чуковского, кто про окна, он подошел к Светлане Александровне и начал ее благодарить. Поблагодарил и откланялся. Катин папа сделал то же самое. Я долго думала – пройдет ли этот номер в моем случае. В результате пошла на компромисс – сдала деньги на репродукции и убежала, стараясь не попасться активистке под горячую руку.

Вторая четверть

5 ноября Красный день календаря