Дневник Марины Мнишек

Дня 3. Прямо противоположные известия. Пришли грамоты от Шуйского, он сообщал с великой гордостью ярославцам, что разгромил изменников и гетмана их, называющегося Болотниковым, около 5000 человек поймал.[252] Другие же говорили, что все это ложь.[253] Была, правда, суровая битва, которая продолжалась день и ночь (так как в это время заря ночью никогда не гаснет, и ночи едва 4 часа продолжаются), 29 июня. В ней, действительно, с обеих сторон немало людей полегло, но все-таки несравнимо больше потерял Шуйский, а именно, говорили о 25 000 убитых людях его.[254] Однако сам Шуйский находился в Серпухове. А о Дмитрии все в один голос соглашались, что он жив и наступает с большим войском, чтобы соединиться с Болотниковым. Много и других малоправдоподобных вестей в то время долетало.

Дня 9. Возвратился стрелец, которого посылали на разведку от себя стерегшие нас стрельцы. Он рассказал им, как нам говорили, что Дмитрий точно жив и с великою силой идет против Шуйского. А Шуйский также с большим войском готовится выступить против него, мало кого в Москве с братом своим Дмитрием Шуйским оставил. Другие же рассказывали иное: что царь Шуйский уже возвратился в Москву, оставив войско свое у реки, называющейся Ока. Различные слухи и известия были, которым мы не верили из-за их переменчивости. Поэтому не верили также, что царь в Москву возвратился.

Дня 10. Дошло к нам известие, что наших, которых, отделив от нас, отослали в Вологду, то есть Дворжицкого с другими, в большой тесноте содержали и корм им довольно скудный давали, еще сократив наполовину. А все это из-за того, что задумали такой подвиг, на какой настроились, еще находясь с нами, то есть хотели тайно уехать.

Дня 12. Отдали нам тайные письма для вручения пану воеводе от одного испанского монаха ордена святого Августина,[255] по имени Николай, а по прозвищу де Мелло,[256] который, будучи послан в Новую Индию, 20 с лишним лет проповедовал слово Божье тамошним народам и стал генералом всей Америки.[257] Оттуда же, отправившись по приказанию папы[258] и испанского короля,[259] был он у короля персов,[260] у которого очень хорошо был принят, и взял письма с некоторыми поручениями к отцу папе и к королю Испании. А так как упомянутый Николай не мог ехать морем из-за опасностей войны, он, имея паспорт от короля персов и других монархов, пустился сушей через границы Московии. Но “москва”, увидев этого монаха и будучи неприятельницей веры римской и таких особ (еще при Борисе Годунове это случилось), отобрала у него все те письма и все, что было при нем. Увидев, что из писем и поручений ему данных могли воспоследовать великие достижения римской религии в королевстве Персидском, а также, с другой стороны, заметив большое расположение короля персов к вере католической и ко всем католикам, и поэтому боясь, чтобы тот находящийся у их границ могущественнейший король, став католиком, не захотел в государствах своих приумножить эту веру, они задержали Николая и заключили в суровую тюрьму в крепости Соловках.

Но по смерти Бориса, когда вступил на царство Дмитрий и узнал о том Божьем муже, он приказал его немедленно освободить и проводить, как можно учтивее, к себе в Москву, желая его отослать со своими поручениями к королю испанскому. А в это время случился несчастный погром. Так как Николай уже был в дороге, его, по приказанию Шуйского, привезли в Москву, где он рассказывал о своем деле устно, через английского толмача,[261] царю и думным боярам. После чего Николай, по приказанию царя и происками тех находившихся в Москве англичан, главных неприятелей католической веры и испанского народа, снова был отослан в монастырь Борисов,[262] в 3 милях от Ростова, и заключен в тюрьму. Оттуда он и написал те письма на французском языке и дал знать о положении своих дел.

В своем большом письме он свидетельствовал всему свету о том, что он делал в Америке, Новой Индии, в Персии, на границах Китайского королевства ad emolumentum[263] католической религии. Сделал он это из-за того, что отчаялся в своей eliberacyi[264] и надеялся, что, если пана воеводу соблаговолил бы Господь Бог освободить, то известие о нем могло бы дойти как до его королевской милости и папы, так и до короля испанского. Свою стойкость и неизменную любовь к вере он доказывал, заботясь об одном мальчике, индийце, который, будучи сыном знатного и лучшего в Индии человека, пустился вместе с ним ко двору короля испанского, как и он, попал в сети и был посажен в тюрьму. Этого мальчика всякими жестокими муками пытались насильно привести к тому, чтобы, отступившись от католической религии, он пристал к их обману. Чего из него никаким способом вымучить не могли.

Вместе с тем посланием было также письмо пана Андрея Стадницкого из Ростова, в котором он извещал, что ему стало известно о коронных раздорах[265] и о внутреннем столкновении между королем его милостью и панами. Поэтому говорили больше об огорчениях и печалях.