Я описываю его так подробно лишь по одной причине: Слава был совершенно прав насчет него, Валентин - действительно очень особенный человек. Я хочу, чтобы читатель моего дневника запомнил это имя: Валентин Иванович Фролов. Возможно, ему посчастливиться выжить и он однажды встретится тебе, мой неизвестный читатель - или ты повстречаешь людей, которые его видели; я хочу обратиться к тебе и попросить: пожалуйста, помоги ему, сделай все, что в твоих силах, чтобы этот человек остался в живых. Он - единственен, уникален. Сохранить ему жизнь очень важно; не ради него самого, а ради всех оставшихся людей. Совсем скоро я объясню, почему.
Слава коротко рассказал ему обо мне и сообщил, что я теперь - член команды. Валентин Иванович радостно поприветствовал меня в этом качестве. Мне показалось, что он воспринял эту новость с заметным облегчением. Должно быть, чужаки, вызывавшие столь сильную неприязнь у Славы, заставляли и его испытывать серьезные опасения. Я ожидал знакомства с ними тоже, но они отсутствовали - ушли якобы на поиски новых припасов, а на самом деле, как считал Слава, обделывали где-то свои темные делишки, о которых никогда не рассказывали. Уходили они часто, но очень редко приносили что-нибудь полезное; всегда минимум, достаточный лишь для того, чтобы никто не смог обвинить их в саботаже и безделье.
Маша отдыхала в своей комнате; Валентин Иванович сказал, что она проснется к ужину. Он поинтересовался, говорю ли я по-английски. Узнав, что почти нет, он удовлетворенно кивнул.
Слава вкратце поведал Фролову мою историю. Тот слушал очень внимательно, а в конце задал мне несколько вопросов. Казалось, он ищет противоречия и нестыковки в моей посткризисной биографии. Я отнес его слегка задевшую меня, но понятную в нынешних условиях подозрительность на этих двоих, которые, похоже, и впрямь всех здесь достали.
После завершения учиненного мне "допроса" Слава объяснил Валентину Ивановичу, что я уже в курсе всех событий, произошедших с их маленькой общиной, за исключением его личной истории. Слава сказал, что я хотел бы выслушать ее от него самого. Фролов не возражал. Но вместо того, чтобы начать рассказывать, он закатал левый рукав своей куртки, потом рубашки и молча показал мне обнажившуюся руку. Внутри у меня все похолодело. На его предплечье отчетливо виднелись два симметричных багрово-синих шрама в форме подковы, один над другим. Даже мне, весьма далекому от медицины, было ясно, что это след человеческих зубов.
"Это случилось почти год назад", - ответил Фролов в ответ на мой невысказанный вопрос. "И я все еще жив, и не превратился в зомби. У меня иммунитет". Сказать, что это зрелище и его слова потрясли меня, было бы слишком мягко. Я был сражен наповал, мои мысли путались, в голове крутилось множество вопросов, сводившихся к одному: неужели это действительно возможно? Я нащупал рукой стул позади себя и медленно сел. Прежде мне никогда не приходилось слышать или сталкиваться ни с одним случаем иммунитета - за исключением истории Холеры, который, похоже, безвозвратно сгинул вместе с подельниками; значит, его случай непроверяемый и остается всего лишь слухом. Но прямо сейчас передо мной стоял живой человек, укушенный зомби год назад, - то есть в самом начале эпидемии, - выживший и оставшийся при этом человеком! Невероятно!
Казалось, Валентину Ивановичу доставил удовольствие произведенный эффект. Он попросил меня набраться терпения и заверил, что рассказ будет коротким; он надеется, что не успеет меня сильно утомить. Его вежливость была излишней: я готов был слушать все, что он скажет и столько времени, сколько потребуется. Я весь превратился во внимание, не желая пропустить ни единого слова.
Его история такова. За неделю до катастрофы он со своей женой - она, как и многие другие, к сожалению, погибла в те дни - получили путевку в ведомственный пансионат, находившийся в семнадцати километрах от места, где мы сейчас разговаривали. Он поехал первым, а жена осталась в городе, чтобы закончить бытовые дела; они договорились, что она приедет к нему через несколько дней.
Через пару дней стало ясно, что в воздухе пахнет большой бедой. Отдыхающие в пансионате только и делали, что обсуждали последние телевизионные новости, вгоняя себя и других в нервозное состояние. Валентин Иванович не выдержал, позвонил жене и потребовал, чтобы она немедленно бросила все и приезжала - его беспокоило, что она остается в городе одна. Их взрослый сын давно покинул Россию и жил со своей семьей в Дании, связь с ним пропала еще два дня назад. Она согласилась и попросила встретить ее с вечерней электрички. Вечером он стоял на станции, весь как на иголках - по транзисторному приемнику, с которым он теперь не расставался, передали, что в городе начались беспорядки и стрельба.