Дневник мертвеца(СИ)

Эти двое пришли вечером. Они выглядели именно так, как описывал их Слава. Благодаря какому-то звериному чутью они сразу восприняли мое появление в правильном свете - как противовес их влиянию, и с первых минут стали испытывать ко мне почти нескрываемую враждебность.

До прямого конфликта дело не доходило, потому что они видели славино отношение ко мне, а его они все же слегка побаивались; но была плохо скрываемая неприязнь, выражавшаяся разнообразными способами. Зная, что их присутствие в моей жизни продлится недолго, я старался "не лезть в бутылку" и не обострять отношения. Мне очень не хотелось, чтобы какие-либо неприятности помешали нашему уходу.

Они же, будучи людьми невысокой морали, считали мою сдержанность проявлением слабости. Мое молчание в ответ на нападки лишь возбуждало их азарт и подстегивало выдумывать все новые способы досаждать мне. Справедливости ради, чаще этим занимался молодой, при молчаливом одобрении старшего.

Мои с ними натянутые отношения еще более ухудшились после того, как я случайно узнал их тайну - или, может быть, одну из их грязных тайн. С первого дня знакомства с ними меня удивлял стиль их общения между собой. На это мне указывал еще Слава, когда впервые рассказал о них. Это было странно и как-то... не совсем правильно, что ли: я не раз видел, как старший, положив младшему руку на колено и приблизившись лицом к лицу, жарко шептал что-то; как он полуобнимал его за плечи и целовал при всех - и множество подобных необычных поступков. Им можно было найти объяснение, будь они родственниками, но, как и говорил Слава, их различное этническое происхождение исключало подобный вариант.

Во мне стали крепнуть худшие подозрения. И однажды они получили подтверждение. В поисках нужной мне вещи я спустился на этаж ниже и зашел в одно из редко посещаемых помещений, где случайно застал нашу парочку. То, чем они занимались... это отвратительно, я не хочу описывать открывшуюся мне неприличную сцену. Они были захвачены врасплох, растеряны и не знали, что предпринять. Я увидел досаду и злость на их раскрасневшихся лицах. Не найдя ничего лучшего, я зачем-то извинился и, проклиная свою идею зайти туда, поспешно ретировался.

С того дня между нами пробежала даже не кошка, а тигр-людоед. Я не знал, стоит ли говорить об увиденном Славе. Это была их личная жизнь и, кто бы и как не относился к подобным вещам, это касалось, по большому счету, только их. С другой стороны, Славе следовало знать истинные отношения между членами его отряда, ведь в чрезвычайной ситуации они могли самым неожиданным образом отразиться на их мотивах и действиях, подставив всех нас под удар. Меня мучила необходимость что-то решить в связи с этим. Признаюсь, я так и не сказал ничего Славе - возможно, потому, что не успел.

Они же, судя о людях по себе, были уверены, что я выдал их тайну, и возненавидели меня лютой ненавистью. Славино присутствие сдерживало их; зато когда он уходил на разведку, они, что называется, отрывались по полной. Фролов не был для них авторитетом и эти двое совершенно не стеснялись его, когда оскорбляли меня и иными способами задирали, создавая конфликтные ситуации, чреватые чем угодно - учитывая, что все мы имели оружие. Валентин Иванович не мог вмешаться, его сдерживало беспокойство о Маше и, как я думал, разумная осторожность в отношении собственной безопасности - все-таки его благополучие значило для будущих судеб человечества куда больше, чем машино, славино или мое.

Не буду перечислять всевозможные пакости, которыми они ежедневно досаждали мне. Я чувствовал себя как незабвенный доктор Борменталь, противостоящий коллективному Шарикову, только в моем случае было очень мало комического. Но я самоотверженно терпел, по-настоящему выйдя из себя лишь однажды; вернее, дважды, если считать и последний раз.

Первый раз произошло следующее. Я решил навестить свое убежище и проверить, все ли там в порядке; а заодно забрать дневник и кое-какие нужные мелочи. Слава по-прежнему ничего не знал об убежище; я подумал, что прошло уже много времени и не стоит упоминать о нем - в конце концов, даже близким друзьям мы не обязаны отчитываться о своих счетах и банковских вкладах. Говорить о нем было поздно, да и не имело смысла, поскольку я не собирался уходить из отряда и возвращаться в подвал. Я видел свое будущее с ними: со Славой, Фроловым и Машей. Примерно так я рассуждал.

Выбрав удобный момент, я побывал в убежище; дом находился менее чем в часе пешего пути. Взяв необходимое, я почти сразу вернулся назад. Принесенные вещи я выдал за найденную в брошенном доме добычу, что в некотором смысле было правдой; мы честно разделили их между собой, как принято. Спустя небольшое время я сообразил, что забыл взять главное - свой дневник.