Дневник моего исчезновения

– Черт побери! Не знаю, что вы не поделили. Но, что бы это ни было, решайте свои проблемы в нерабочее время и за пределами конторы.

Он вскакивает на ноги и начинает мерить комнату шагами.

– Но, – обращаюсь я к нему, – я только пыталась объяснить, почему люди так говорят. Они разочарованы, потому что никто им не помогает. Урмберг не получил и сотой доли ресурсов, которые выделяются беженцам. А сам ты что думаешь? Или ты об этом не думал?

Манфред останавливается и грозно смотрит на меня. Его тело застывает как немой укор.

– Неважно, что я думаю о приюте для беженцев. Неважно, устраивают мусульманским женщинам отдельные дни в бассейне или нет. Мы здесь расследуем убийство. Два убийства. «По меньшей мере», должен добавить, потому что, если мы не найдем Петера живым, их будет три.

Я бросаю взгляд на фото на стене. На скелет Урмбергской девочки и женщину без лица.

Манфред на меня не смотрит. Он продолжает говорить:

– И если вы не способны держать свои политические разногласия при себе, я отправлю вас домой. И сообщу вашему начальству о вашем непрофессионализме. Это понятно?

Он возвращается на стул, вздыхает и поднимает глаза к потолку.

– Такое поведение я у себя в команде не потерплю, – нарочито медленно произносит он. – Вам придется вести себя прилично.

Он снова вздыхает, массирует виски указательным и большим пальцем, потом продолжает:

– Завтра отправляйтесь в приют для беженцев и поговорите с персоналом. Проверьте, не оттуда ли убитая женщина. А затем поезжайте к тете Нермины Эсме в Гнесте. Она вчера вернулась с Канар. Нам нужно узнать побольше о Нермине Малкоц. И найти ее мать.

Джейк

Мы с Сагой сидим на ее кровати и смотрим ужастик на компьютере. Про девушку, в которую вселился демон после того, как она переспала с парнем, одержимым духами. И теперь ей нужно переспать с кем-нибудь еще, чтобы избавиться от этого демона.

– Мне кажется, они в США боятся заниматься сексом, – заявляет Сага с таким видом, словно ей все известно о сексе и о США тоже.

– Хм, – мычу я и роюсь в пакете с конфетами в сахарной обсыпке.

Сага купила их, чтобы утешить меня после истории с Эйфелевой башней. Безумно трогательный жест.

Я думаю о Винсенте, Мухаммеде и Альбине. Вспоминаю усталый взгляд Альбина, когда он пожал плечами и растоптал Эйфелеву башню своей мокрой кроссовкой. Несколько мгновений – и недели работы насмарку.

Мы вместе с Сагой собрали то, что осталось от башни. Пирамиде Саги повезло больше. Ей удалось закрепить обратно спички, пострадавшие от падения, и поделка стала как прежняя.

Но Эйфелеву башню спасти не удалось. Она превратилась в плоский металлический блин, по которому невозможно было определить, что это было раньше.

Я все равно взял ее в школу. Сдал учительнице и объяснил, что случилось. У Эвы, нашей учительницы, шея пошла красными пятнами, когда она услышала от нас с Сагой, что сделал Альбин. Она поговорит с директором сразу после урока, сказала она.

Может, она и поговорила, но это ничего не меняет.

Башня разрушена. Винсент с Альбином и Мухаммедом так и останутся тупыми говнюками.

Последнее сказала Сага, которой нравится называть Винсента тупым говнюком, когда тот не слышит.

Папа говорит, что Винсент и его кореша со временем успокоятся, повзрослеют и станут как все нормальные люди. Еще он говорит, что Винсента стоит пожалеть, потому что он трудный подросток. Такое со многими случается в пубертатный период. Организм стремительно растет, и мозг за ним не поспевает.

Папа говорит, это пацанское дело.

«Винсент в плену у своего тела, – думаю я. – В плену мышц, прыщей и всего остального».

Еще одна причина не становиться мужчиной.

Сага смотрит на меня.

– Сколько баллов из десяти ты ему дашь? – спрашивает она, кивая на ноутбук.

Я смотрю на экран, на котором одержимая демонами девушка несется через лес с открытым ртом.

– Может, восемь. Фильм неплохой. А ты?

– Все девять! – восклицает Сага и наклоняется к экрану.

В груди разливается тепло, и сердце пропускает удар, когда ее рука касается моей. Я кожей чувствую тонкий пушок у нее на руке.

Я думал об этом тысячу раз. Мечтал, чтобы это повторилось. Чтобы мы снова поцеловались.

Разве не этим занимаются пары?

Эта мысль и пугает, и возбуждает одновременно. Словно стоишь на вышке для прыжков на озере, смотришь на зеркальную поверхность воды и колеблешься, хотя знаешь, что это неопасно. Тебе страшно оттого, что что-то может пойти не так.

Сага нажимает клавишу и ставит фильм на паузу. Моргает и смотрит на меня. Ее тушь немного смазалась. Румяна поблескивают в свете от экрана.

– Думаешь, у могильника водится привидение? – спрашивает она.

– Ты имеешь в виду дух ребенка?

Она кивает, облизывает губы и открывает глаза еще шире.

– Я не верю в привидения, – отвечаю я, но тут же вспоминаю бледное лицо в окне Берит. Черные дыры вместо глаз, узкую линию вместо губ.

– Я тоже. Но все это странно.

Сага проводит пальцем по клавиатуре.

– Что странно?

Она колеблется, потом все-таки решает довериться мне.

– Что они нашли там кучу трупов. Это не может быть совпадением. Два трупа в одном и том же месте. Хоть и с разницей в двадцать лет.