Дневник моего исчезновения

Я открываю дверь и направляю внутрь луч фонарика.

Еще один холодный подвал без окон, чуть меньше предыдущего.

Всю стену занимает большой морозильник, такой же, как у нас в доме, с открывающейся кверху крышкой. Папа в таком держит оленину и лосятину.

Туда можно при желании целую косулю положить.

Пол весь в больших бурых пятнах, и я не хочу даже думать об их происхождении.

Цепочка из темных пятен ведет к холодильнику.

Я подхожу ближе, кладу руку на ручку. Морозильник бурчит, словно пытается мне что-то сказать.

Я осторожно поднимаю крышку вверх.

Морозильник издает вздох, и меня обдает холодом. Я свечу телефоном внутрь.

Там, рядом с семейным брикетом мороженого «три вкуса», лежит человек. Мужчина в позе эмбриона.

Он покрыт инеем, но я все равно вижу светлые волосы, синий пуховик и клетчатую рубашку под ним.

Я пытаюсь не смотреть на труп, сосредотачиваю внимание на пачке мороженого с логотипом в виде улыбающегося клоуна, приподнимающего шляпу.

Но это не помогает.

Тошнота подступает к горлу. Телефон выпадает у меня из рук, я выпускаю крышку, которая с глухим стуком возвращается на место прежде, чем я успеваю ее ухватить.

Комната кружится у меня перед глазами, тошнота рвется наружу, но мозг продолжает работать, проверять теории и гипотезы, хотя тело уже готово броситься бежать.

Я вспоминаю, что писали о П. газеты:

«На момент исчезновения был одет в клетчатую красно-белую фланелевую рубашку и синий пуховик марки „Sail Racing“».

Мужчина в морозильнике – Петер.

Я поднимаю телефон с пола и сую в карман. Потом пячусь назад из комнаты в проходную. Держусь руками за бетонную стену, опускаюсь на корточки и ползу вверх по лестнице, как собака.

У меня в голове одна мысль: как можно быстрее выбраться отсюда. Здесь произошло что-то намного более ужасное, чем я себе представлял. Под полом самого обычного дома в богом забытой дыре, где один день похож на другой и никогда ничего не происходит.

Каждая ступенька кажется мне горой, и я покоряю их одну за другой. Я бьюсь коленками, обдираю ногти, но не чувствую боли. Все мои органы чувств парализовало страхом.

Добравшись до середины лестницы, я поднимаюсь на ноги. Пол мокрый и скользкий, от мыслей о трупе в холодильнике трясутся коленки. И в тот момент, когда я думаю, что уже близок к выходу, я на чем-то поскальзываюсь.

Уже летя вниз, понимаю, что это были перчатка или коробочка от снюса.

Я ударяюсь затылком об пол. Боль резкая и острая, но она быстро уходит, сменяясь ощущением невесомости, как будто я парю в воздухе.

Темнота вокруг вспыхивает ослепительным белым светом.

Я прихожу в себя от ощущения, что у меня болит все туловище. Не знаю, сколько я пролежал на бетонном полу, но все тело онемело от холода и неподвижности. Я неуклюже сажусь и хватаюсь руками за голову. На затылке огромная шишка размером с мячик для пинг-понга, но крови нет.

Я проверяю мобильный. Он мертв. Стекло треснуло.

Медленно поднимаюсь и иду вверх по лестнице, стараясь не наступить на перчатку. Узкая полоска света приближается и растет. Уже когда я собираюсь толкнуть дверь, я замечаю свет в кухне. Гляжу в щелку, стараясь не дышать. Хватаюсь за бетонную стену и присматриваюсь.

В свете люстры я вижу в паре метров от себя чьи-то мускулистые ноги.

Малин

Проснувшись, я понимаю, что моя жизнь радикально изменилась. Что я переступила границу и оказалась в чужой стране, из которой уже никогда не вернусь. Все, что я думала о своей жизни и своем будущем, оказалось ложью – ложью, которую я сама построила из представлений о том, что вдали от Урмберга я буду счастлива.

Я переворачиваюсь на бок и смотрю на Андреаса.

Он спит на спине, закинув руки за голову, как ребенок. Дышит глубоко и бесшумно.

Чертов Андреас.

Если бы не он, я бы со всем справилась.

Вышла бы за Макса, переехала бы жить в Стокгольм. Оставила Урмберг позади и не думала бы об этой дыре, пока воспоминания не поблекли бы, как старые поляроидные снимки в мамином альбоме. Превратились бы в веселые истории для ужина в гостях – из тех, на которые мы ходили с Максом.

Нет, я выросла в Урмберге. Вы не слышали об Урмберге? Нет, в этом нет ничего удивительного, это маленькое и ничем не примечательное место, но природа там…

Я трогаю его за плечо и чувствую, как жесткие волоски щекочут кожу.

Это он все испортил.

Но тогда почему мне так хорошо? Почему у меня такое ощущение, словно я нашла что-то, что долго, сама того не зная, искала?

Андреас хмыкает, поворачивается на другой бок… Его запах… поразительно знакомый и одновременно новый – безумно привлекательный и безумно опасный.

Запах Кенни.

От этого запаха я бежала… этот запах пыталась забыть. Запах страсти, утраты контроля, темных лесов, кирпичной фабрики, заброшенного завода…

Это приземистая фигурка матери перед плитой, тупое выражение лица Магнуса, тянущего Зорро за поводок.

Это даже немного комично, что все теперь летит ко всем чертям.