Рассказ мальчика звучит невероятно. Но я понятия не имею, что случилось с Петером. Что угодно могло случиться, даже преступление.
Но убийство?
Нет, это невозможно. Я бы не могла забыть такое. Хоть что-то должно было отложиться в памяти? Не могло же такое происшествие пройти бесследно.
Я смотрю на женщину с глазами-пуговками.
Зачем она привела меня на гору? Может, в словах мальчика есть правда?
Женщина медленно кивает.
– Ханне, – нежно, словно обращаясь к ребенку, говорит она. – Вы же сама слышите, как нелепо это звучит.
Женщина тянет меня за одну руку, мальчик – за другую.
Я топчусь между ними в снегу.
Мы все ближе и ближе к краю уступа.
Малин
Целый час мы идем по следам в снегу к захоронению. Расстояние небольшое, но приходится идти по глубокому снегу и перелезать через упавшие деревья и валуны. Каждый шаг дается с трудом, ноги горят от напряжения.
Перед нами поляна. Бело-голубая оградительная лента, обвязанная вокруг деревьев, покачивается на ветру. Вся поляна утоптана.
– Непонятно, куда они пошли дальше, – говорит Андреас. – Здесь слишком натоптано. И снег быстро засыпает следы.
Я смотрю на следы ног полицейских, криминалистов и любопытствующих. Отряхиваю снег с одного из камней в захоронении и присаживаюсь. Моим ногам нужен отдых.
– Как думаешь, куда они пошли?
Я говорю «они», потому что мы с Андреасом сразу поняли, что Ханне в лесу не одна. В снегу были следы по меньшей мере двух, а может, и более человек.
Андреас подходит ко мне, опирается руками о колени и оглядывается. Изо рта вырываются облачка пара, щеки красные от мороза. Кристаллики льда застыли в щетине на подбородке.
– Понятия не имею, – выдыхает он.
Мне холодно. Пока мы шли, я не чувствовала холода, но теперь вся дрожу. Кожа под пуховиком в холодном поту, камень, на котором я сижу, просто ледяной.
Змеиная гора возвышается над нами, как темный великан. Где-то раздается хруст ветки, наверно, под копытом косули или лося.
И как всегда, оказываясь здесь, я думаю о скелете, который мы нашли. И о всех тех летних вечерах, когда мы с друзьями распивали тут пиво и ждали ребенка-призрака, который так никогда нам и не явился. О друзьях, разъехавшихся кто куда – в Стокгольм, Катринехольм, Эребру.
О Кенни, который отправился в совсем другой долгий путь.
Урмберг полон несбыточных надежд и сбежавших людей.
Перед глазами возникает мама.
Почему она осталась? Почему не уехала, как остальные? То, что Маргарета и Магнус остались, я еще могу понять – они больше никуда не вписываются. Они слишком странные. Но мама могла бы найти хорошую жизнь в Стокгольме.
Вместо того, чтобы гнить здесь, в Урмберге.
Из леса слышится шум.
– Где это? – спрашиваю я, вглядываясь в просвет между заснеженными деревьями.
В лесу тихо. Никого не видно – ни людей, ни животных.
Андреас пожимает плечами.
– Может, косуля.
То, что произошло между нами этой ночью, мы не обсуждали. Я не знаю, что он чувствует и, главным образом, что я сама чувствую. Только в одном я сейчас уверена – свадьбы с Максом не будет. Странно, но мне ни капельки не грустно.
Возвращение в Урмберг все изменило.
Здесь столько воспоминаний, здесь все напоминает мне о том, какой жизни я всегда боялась. Но при этом Урмберг заставил меня посмотреть на Макса по-другому. И чем дольше я здесь, тем сильнее осознание, что я не хочу выходить за него замуж.
Я не знаю, хочу ли переезжать в Стокгольм. Это слишком далеко от мамы. А за последние недели я поняла, что хочу быть рядом с ней.
А решение учиться на юриста – зачем мне вообще все это? Мне нравится моя работа в полиции.
Я поднимаюсь, и в этот момент звонит телефон. Стянув варежку, роюсь в кармане. Руки окоченели от холода. Мне с трудом удается взять трубку.
Это Манфред.
– Вы нашли Ханне?
– Нет, следы шли к захоронению, как мы и думали. Но дальше мы потеряли след. Тут слишком натоптано. И опять идет снег.
– Ладно. Кто-то звонил в полицию и заявил, что у захоронения планируется убийство.
– Что? Сейчас?
– Да, совсем недавно.
– Кто звонил?
– Звонок был анонимный, но коллега сказала, что голос детский. Может, это шутка. Но мы все равно в пути. Так что держитесь начеку.
– Хорошо, но тут все тихо.
– Ладно. До скорого.
Голос у Манфреда рассеянный, словно мысли его где-то далеко.
– Да, еще кое-что, – добавляет он. – То украшение, которое было у Ханне, медальон Азры, с локоном волос внутри.
– Да?
– Ты его трогала? Локон, я имею в виду.
Я задумываюсь. Вспоминаю, как мы с Андреасом сидели в машине перед домом Берит. Как медальон лежал открытый, как золотая устрица, в руке Андреаса и как я провела пальцем по темному локону.
– Да, – отвечаю я. – Трогала. Хотела узнать, что это.
Я поворачиваюсь к Андреасу, он одними губами спрашивает: «В чем дело?», и я знаком велю ему подождать.
– А когда мы нашли Азру, у тебя брали пробу на ДНК?
– Да, а что?
– Потом обсудим. Мне позвонили криминалисты, они спрашивали… Объясню при встрече. Что-то пошло не так.
– Хорошо. Мы ждем у захоронения.
– Хорошо. Увидимся через четверть часа.