Дневник москвича. Том 1. 1917-1920

31 дек. 1918/13 января 1919. Распределяли чрезвычайный налог на квартирантов нашего дома. Приказано собрать с нас, т. е. с 80-ти обитателей этого дома, 222.800 р., причем предупредили, что те «трудящиеся», которые получают заработка менее 1.500 р. в мес., которые не имеют деньгами или ценностями более 5.000 р., — налогу не подлежат. Следовательно, большинство нас от раскладки такой громадной суммы освобождено, но где же все-таки взять ее, когда власть приказывает всю наложенную сумму распределить «без остатка»? Пришлось показать его на «мертвых душ», т. е. на бывшего домовладельца, живущего где-то в Кирсанове и, может быть, окончательно уже разоренного местными совдепами и ЧК, ни много ни мало — 133 тыс., затем указали на одного еврея, недели две тому назад уехавшего в Варшаву, — 50.000 р. и на чеха, также уехавшего из Москвы, — 20.000 р. Решили заочно, что они занимались спекуляцией и в состоянии будут справиться с такими обложениями. Только как будут получать с них эти суммы? На наличных жильцов дома наложили всего лишь 19.800 р. (нашлись все-таки две «живых души», особенно не споривших с таким обкладом). Вероятно, наше распределение будет опротестовано, как и во многих других домах. Видимо, 10 млрд. не собрать. В газетах пишут, что этот налог вызывает уже массу неприятностей; крестьянство, например, восстает против него всеми имеющимися у него физическими силами.

Нейдет дело и с всеобщей трудовой повинностью насчет очищения Москвы от снега. Приятно ли, кому ни на есть, в праздник, в день отдыха заниматься такой тяжелой работой? По этому поводу понедельническая «Газета печатников» (с уклоном от советских известий вправо) шутит так: «Предлагаем снег в городах и на линиях железных дорог принять на учет: установлено, что все товары, принятые на учет, немедленно тают.»

Окончился «старый» 1918 год. Новый «старый» год официально, конечно, не празднуется, все присутствия и торговли будут открыты по-будничному, а Церковь справляет новолетие по-прежнему, т. е. 14-го января нового стиля. Правоверные «буржуи» тоже старообрядствуют, и весь сегодняшний день с тоскою вспоминали как бывало встречался новый год, и многие из них еще справят его «по-старому» в полном смысле этого слова, т. е. с хорошей выпивкой и обильной закуской. Лично я, со своей семьей, ничем не отличил сегодняшнего дня от вчерашнего и от завтрашнего. «Керенок» не только лишних, но и вообще «собственных» давно уже не имею, несмотря на всю скудость жизни (пища: конина, черный хлеб и картофель; выпивка: чай с сахаром вприкуску). Но, вероятно, минувший год, если доживу до будущего 1920 года, будет позднее вспоминаться очень сносным годом, потому что нет ни с какой стороны надежд на улучшение жизни для нас, для всех, всех…

Когда-то на этих страницах, или в письмах на войну сыну, я говорил, что самый значительный, самый разнесчастный или самый счастливый год будет 1917, а на деле ни он, ни 1918 таковым еще не были. Может быть, и 1919 будет годом в общем страшно неприятным, но не проклятым по своему трагизму. Дай Боже, хоть так! На хорошее безусловно нельзя рассчитывать: теперь видно, что эта заварившаяся с 1914 года каша не сварится еще много лет. Сколь значителен всевозможными кровавыми событиями истекший 1918 год, но о нем едва ли отметят в хронологии издания 1940 года, хотя бы так же кратко, как в хронологии 1848 года отмечен 550-й год от Рождества Христова: «Открытие свойства шпанских мух». Что, собственно, отмечать в 1918 году: революции? войны? новые республики? декреты? — но их так много, как шпанских мух, и они будут еще сыпаться на нас, сирых, убогих, Богом забытых (или, вернее, забывших Бога), и в 1919 году, как из рога изобилия.

В семье моей конец года все же ознаменовался Божиею милостию, за что я благодарю Создателя всей душой: сын мой, хотя и честный служака на советской службе, но был с сентября месяца в качестве следователя всероссийской Чрезвычайной комиссии, и это меня очень угнетало. Боялся, что он кого обидит и что его обидят, но, слава Богу, все обошлось благополучно; видно, что был он судьею милостивым и справедливым, и вот вчера или сегодня уволен с этой службы. Стало как-то легче… На этой каторжной службе его здоровье очень пошатнулось. Надо отдохнуть, поправиться и устроиться на службе более подходящей к его мирной, незлобивой и безобидной личности.

Итак, начнем с Божиею помощью 1919 год! Да будет всем лучше!

Девятнадцатый год