Дневник. На Поместный Собор. 1917–1918

После молебна все отправились в студенческую столовую и поздравили студентов с праздником. Затем в ректорской квартире чаевничали и беседовали с профессорами и гостями. В половине второго начался акт. Актовую речь читал профессор Академии и университета Μ. М. Богословский*. Речь была юбилейного характера — о Славяно-греко-латинской академии* как родоначальнице нынешней Академии. Выходит поэтому, что Московская Академия основана не в 1814 году, а в 1685 году. Речь была интересна и содержательна. Затем было прочитано извлечение из отчета*. Акт закончился в начале четвертого; а затем была трапеза с семьями профессоров. По обыкновению были речи*. Произнес и я речь о всегдашней моей связи с Академиею. Встали мы от стола в начале шестого. И еще долго продолжалась бы трапеза, если бы не обратная поездка в Москву на поезде в шесть часов вечера. Нигде не был, так как почти все время то за молитвою, то за другими праздничными занятиями. Только и удалось мне внизу лестницы митрополичьих покоев повидаться несколько минут с преосвященным Никоном*, который, по его словам, умирает и не может даже подняться вверх по лестнице. И действительно, лицо его отекшее, и он производит болезненное впечатление. Впрочем, он давно уже умирает, но в борьбе со смертию выходит победителем. Может быть, и теперь будет то же. Дай Бог!

В шесть вечера выехали в том же вагоне и в той же компании и в восемь возвратились. Поездку совершил с большим душевным утешением. Но это утешение парализуется новым несчастьем на войне. Немцы начали свои операции в Балтийском море и сразу одержали крупный успех, заняв острова Эзель и Даго. Все это готовит печальную участь Финскому заливу, Петрограду, Новгороду и т. д. Пропали мы, благодаря тем узкопартийным доктринерам, которые уже более полугола, имея в руках власть, производят нелепые опыты над государством и народом. Позже они и дадут ответ перед нелицеприятным судом истории. Но нам — современникам — от этого не легче…

Понедельник. 2-е октября. Утром с десяти до двух был на заседании своего Правового отдела. Сегодня мы вчерне окончили рассмотрение представленного Предсоборным советом проекта. Предстоит еще второе чтение и обсуждение декларации. Вечером с пяти до половины десятого было пленарное заседание по вопросу об издательстве и о печатном соборном осведомительном органе*. Собрание это закончилось скандалом по адресу профессора Титлинова, как редактора «Церковно-общественного вестника». История захвата его бывшим обером Львовым и незаконная передача его Академии известна, — о чем я в свое время писал. Протест прежнего состава Синода против этого[167] и был ближайшею причиною нашего разгона. Об этой истории я и поведал ныне Собору[168]. Я не имел в виду говорить. Но меня предупредили архиепископ Сергий и митрополит Тихон, которые несколько, говоря по-светски, попикировались. Преосвященный Сергий доложил, что митрополит Тихон отказался от своего протеста на Синодском протоколе, а митрополит Тихон отрицал. Тогда я и вынужден был выступить и изложить беспристрастно историю этого позорнейшего дела, как памятника грубого насилия над Синодом последнего обер-прокурора. Выслушана была моя речь с большим вниманием и подогрела настроение, и раньше враждебное к титлиновской редакции. Да, — забыл сказать, — что, излагая историю узурпирования «Церковно-общественного вестника», я заявил о поданном после — составом прежнего Синода — протесте. И предложил составу нынешнего Синода вопрос: каковы же результаты нашего протеста.

После наших кратких речей стали говорить многие члены Собора, и все против вредного направления этого «синодального» органа, руководимого профессором Титлиновым — членом Собора. А тут еще Титлинов тенденциозно освещал деятельность Собора и недавно напечатал в «Русском Слове» статью о патриаршестве в том смысле, что приверженцы патриаршества — это контрреволюционеры, т. е. в сущности написан донос. С этой стороны — как доносчика и дрянца — и обрисовал его один из членов Собора Бич-Лубенский. По личному вопросу — ввиду этого — выступил Титлинов. Когда он начал, что за подобные речи или отвечают физическим насилием, или… то поднялся страшный шум всего Собора, с криком — «долой, вон, провокатор», так что для прекращения этого скандала* запели молитву* и собрание окончилось. Собор в это время напоминал настоящий митинг. Все были в возбужденном состоянии. Домой я поехал на «конке» с митрополитом Макарием. Меня удивило спокойствие его. «Что же? — отвечал он на мое смущение. Ведь были и разбойничьи Соборы!» За ужином преосвященные Сергий и Платон высказали мне неудовольствие за мое выступление, якобы я дискредитировал настоящий состав Синода. Я отрицал свою вину в этом отношении.