Ближе к вечеру доехали до тверских лесов. Квартирьеры выскреблись из машины и на собственной шкуре ошутили, что такое май под Калинином. Холод в лесу стоял собачий, сверху летела какая-то крупа, кое-где еще виднелись островки снега, а под ногами хлюпала ледяная жижа. Кроссовки и кеды сразу промокли и стали забирать остатки тепла из студенческих душ.
– Что ж так холодно-то! – не попадая зуб на зуб, взвыл Зеленый. – Я совсем залубенел. Вроде рядом с Москвой, а такая холодрыга.
Гейне только посмеивался, руководя процессом натягивания палаток. Студент Лешка Гаврилов по кличке Гаврош, самый маленький и тщедушный, оступился, рухнул в лужу и промок до нитки.
– Чтоб вас всех, – заматерился Бессонов, – у тебя сменка есть?
– Какая сменка? – вытаращили на него глаза квартирьеры.
– Сменная одежда и обувь, – разгневался майор, – вы что, с Луны свалились? Что, никто в армии не служил? Детский сад, штаны на лямках. Есть сменка, спрашиваю?
– Нету-у-у, – проблеяла «золотая рота».
– У меня есть, – оповестил всех Гейне.
– Дай ему, – Бессонов кивнул на Гавроша.
– А если она мне самому понадобится, – возразил Композитор, – вы не можете отдать нам такой приказ, мы присягу еще не принимали.
– Он себе воспаление легких заработает, – растерялся Бессонов.
– Его проблемы, – развел руками Гейне.
– Я сам высохну, – клацая зубами, заверил всех Гаврош.
Майор принялся расстегивать свой бушлат.
– Не надо, товарищ майор, – Композитор пошел за сухой одеждой, – я только хотел, чтобы они убедились – шутки кончились. Да, други мои, привыкайте к армейским тяготам и лишениям.
Гейне принес осмеянные валенки с галошами, потрепанную шинель, шапку-ушанку, и Гаврош на время стал самым счастливым человеком в лесу.
– А чего ты сразу ему сменку не дал? – выступил Стотс.
– Сразу не интересно. Ведь то, что сейчас произошло, – это не что иное, как этап воспитательного процесса.
– Служилый? В каком звании был демобилизован из вооруженных сил? – Бессонов с уважением посмотрел на Гейне.
– В звании сержанта.
– Сразу видно. Товарищ сержант.
– Я.
– Вечером зайдете ко мне в палатку для решения тактических задач.
– Есть.
Майор покопался в снаряжении и отыскал красное знамя полка.
– Товарищи студенты, вот вам святыня. Храните его пуще глаза, если полк теряет знамя, его расформировывают.
Квартирьеры грелись возле костра и вспоминали о былом.
– Блин, я только вчера по Сретенке с Веркой гулял, – раскис Зеленый, – только вчера в кафе сидел.
– Лучше б я сейчас экзамены сдавал, – помечтал Гоша Гусельников, рыхлый, неприятный парень по кличке Гнус.
– И не говори, – поддержали остальные, – мы тут к утру совсем задубеем.
– А Гейне с Бессоновым сейчас пьянствуют, – наябедничал Гнус, – у майора с собой два ящика водки. Сам видел.
Композитор вышел из командирской палатки, покачиваясь и неся в руках два ватника: свой и майора.
– От нашего стола вашему столу. Грейтесь по очереди или в палатке ими накройтесь.
– Чего там майор? – поинтересовался Стотс.
– Обалденный мужик. Только бухает много, – вздохнул Гейне и пошлепал назад в палатку.
На следующее утро всем кагалом поехали в воинскую часть за обмундированием. Местный полковник сразу стал брать на характер и орать, что форму и сапоги положено давать студентам через неделю. А то, что они не взяли теплых вещей и нормальной обуви, говорит о москвичах лучше всяких слов.
– Значит, не дашь? – У Бессонова задергалась левая щека.
– Не дам, – уперся полкан, – не положено. И по какому праву вы, товарищ майор, тыкаете старшему по званию.
– Значит, не дашь? Ветерану боевых действий под Джелалабадом, дважды контуженному боевому офицеру не выдашь несколько комплектов обмундирования, и я поморожу пацанов ни за что ни про что.
Майор уже не говорил, а булькал. Казалось, что сейчас у него хлынет горлом кровища и заляпает полковнику фуражку и мундир.
Полкан драпанул в каптерку и начал вставлять пистон прапорщику, чтобы тот скорее выдал армейскую форму и сапоги «залетным студентам». Через каждое слово его трескотни слышалось: «припадошный», «контуженный» и «эти афганцы уже достали». Бессонов еще разок дернул щекой и пошел курить. Из каптерки сразу вылетел полковник и покрутил пальцем у виска.
– А майор-то ваш того, фить-фить. На всю голову больной.
– Это он не от контузии, – поделился секретом Зеленый, – это он от безнаказанности. У него тесть в Генштабе. Наш майор, даром, что только майор, всю военную кафедру в институте строит: и полковников, и генералов. Слова ему поперек не скажи.
– Тесть в Генштабе? – замер полковник.
– Ну, – шмыгнул носом Зеленый, – нам бы форму получше, а то приедет комиссия из Москвы, а мы в обносках.
Полковник с криком: «Отставить! Новую форму выдавай!» – опять усвистал в подсобку.
– Лихо ты его развел, – Стотс хлопнул Зеленого ладонь в ладонь, – потребуй, чтобы он нам офицерские сапоги выдал.
– Хватит с вас и солдатских, – Гейне пресек самодеятельность однополчан, – скромнее нужно, товарищи студенты, скромнее.
– Скромность украшает только женщин, – заметил Зеленый, – вольноопределяющимся она ни к чему.
– Пора давать клятву, – решил Гейне.