Дневник нарколога

– Ты бы так днем вкалывал, шланг гофрированный. Только и знаешь, что отлынивать.

– Гнус, если бы не мы, ты бы до Америки докопал.

– А Бессонов говорит, что ты нерадивый. Ничего подобного, нужно только мотивацию найти.

– Какой же ты Генерал, – плюнул в яму Композитор, – ты крыса и гнида редкостная. Недаром тебя Гнусом прозвали.

– Ты-ы-ы-ы, – раздался плачущий голос из окопа, – ты, Гейне, мои продукты украл. Я зна-а-а-аю.

– А хотя бы и так. Ты с нами западло поступаешь – и мы аналогично.

– А я вот на тебя заявление в милицию напишу, и тебя посадят, – голос Гнуса стал набирать мстительную твердость, – сначала из комсомола и института исключат, а потом посадят. Пять лет дадут, как пить дать. Статья сто четырнадцатая, кража.

Ночь сразу перестала быть томной. Ребята невольно отступили от края ямы с замурованным Гусельниковым. На месте остался один Гейне.

– Ты мне угрожаешь? – Андрюха ногой сбросил торф на голову Гусельникова.

– Угрожаю, – подтвердил свои намеренья Гнус, – я все связи отца подниму, ни перед чем не остановлюсь, но в тюрягу тебя закатаю.

– Я в тюрьму не хочу, – задумчиво протянул Гейне и опять сыпанул торф в яму.

– А придется. Придется срок помотать, – задребезжал Гусельников.

– Ты думаешь, ты в окопе? – проронил Гейне. – Не-е-ет, ты в могиле.

– Я тебя в каземате сгною, я тебя…

Гейне сапогом захватил огромное количество торфа и сбросил на Гнуса. Тот закашлялся, видимо, взвесь попала ему в рот. Квартирьеры беспомощно переглянулись, быть соучастником убийства никому не улыбалось.

– Андрюх, хорош, – Стотс наступил на сапог Композитору, – это уже не шутки.

– И вас всех заложу, – откашлялся и загнусил из шурфа Гусельников, – и как Стотс в костер патроны кидал, и как Зеленый анекдоты про Брежнева рассказывал, и как Бессонов квасил. У меня на всех на вас компромат имеется. Попомните меня…

– Вот ублюдок, – Гейне высвободил ногу и сбросил на Гнуса новую порцию почвы, – нужно его живьем закопать.

– Офонарел? – несколько квартирьеров попытались оттеснить Композитора от ямы.

– Я в тюрьму не сяду, – отбивался Гейне, не забывая сбрасывать землю с бруствера на Гусельникова, – он и на вас накапает.

– Не накапает, – Зеленый попытался взять ситуацию под контроль. – Гнус, если мы тебя вытащим, ты нас сдашь? Или не сдашь?

– Сдам, – торжественно пообещал Гусельников, – всех заложу. Вытаскивайте быстрей. У вас кишка тонка меня засыпать.

– Неужели? Говоришь, кишка тонка? – у Гейне внезапно сел голос. – А земелькой не угостишься?

Он стал сбрасывать двумя ногами почву в шурф, и через тридцать секунд Гнус взмолился.

– Андрюша, ты что? Я же пошутил. Ни на кого я не накапаю. Честное слово. Вытащите меня. Пожалуйста, – впервые настоящий ужас обуял окопника.

Гейне заглянул вниз. Гусельников судорожно барахтался в торфяной пыли, снаружи осталась одна голова с раззявленным ртом.

– Посмотри на небо, Гнус. Видишь ты его в последний раз, – Гейне сыпанул еще одну порцию грунта, и Гусельникова засыпало с головой.

Все невольно взглянули на ночное небо. Теперь луна напоминала жопу в потемках, звезды – шипы колючей проволоки, а окружающий ландшафт стал разительно похож на окрестности Колымы.

– Хватит базарить, – Гаврош подошел к яме, – я знаю, что делать. Нужно его вытащить.

– Он нас заложит, – покачал головой Гейне, – ему нельзя верить. Если мы его вытащим, нам не сдобровать.

– Тебе несдобровать и Зеленому, – уточнил чей-то голос, – остальные ни при чем. Мы не хотим, чтобы нас смыло в унитаз вместе с вами. Мы на мокруху не подписывались.

– Один за всех и все за одного, – напомнил Гейне.

– У меня с собой полковое знамя и фотоаппарат со вспышкой, – показал на свой рюкзак Гаврош, – он помочится на знамя, а мы сделаем снимок. Это будет страховка. Вытаскивайте его скорей, пока он не задохнулся.

Квартирьеры облегченно перевели дух и принялись откапывать Гнуса. Гусельников был обвалян в торфяной муке, как шницель. Панировка сыпалась с него струями, и он напоминал разрушенный замок из песка.

– Родненькие. Спасибо, родненькие, – надсадно кашлял и рыдал заживо погребенный.

Перед ним расстелили знамя, а Зеленый схватился за фотоаппарат.

– Мочись на знамя, Иуда, – Розенбаум отвесил Гусельникову пендаль.

– Не могу, – затрясся Гнус, – не получается.

– Не трынди, – авторитетно заметил Гаврош, – здоровые почки выдают свежую порцию мочи через каждые пятнадцать минут. А у тебя почки, как у кабана.

– Не могу.

– Ты издеваешься над нами? – Стотс засучил рукава. – В яму его.

– Сейчас, сейчас, – Гнус начал делать свое преступное деяние.

– Улыбочку, – Зеленый с разных ракурсов стал фотографировать писающего мальчика Гусельникова, – сейчас вылетит птичка. И не одна.

– Закончил? – деликатно поинтересовался Гейне. – А теперь бери стяг в руки, тебе его стирать.

– Варвар ты, Гнус, – расхохотался Зеленый, – я только политические анекдоты рассказывал, а ты на самое святое покусился. Вредитель.

Квартирьеры высоко оценили находчивость Гавроша.

– Надо же, дальновидный какой. И фотик взял, и знамя прихватил.

– Молодчага, Гаврош. Как это ты сообразил, чтобы он на знамя отлил?