Дневник Натальи

Я стала трясти ее за плечи: «Говори, какую травку, говори сейчас!» Она меня оттолкнула. Я ударила ее по щеке. Она схватилась за щеку, и глаза ее стали ярко-розовыми. Так же бывало у Феликса, когда он выходил из себя. Она оттолкнула меня еще раз, сильнее. Тогда я вцепилась и выдрала у нее кусок воротника. Она бросилась в коридор и оттуда на меня плюнула! Она, кстати, часто плевалась, когда была маленькой, я хорошо помню, потому что из-за этих плевков нас с Феликсом вызывали в школу. В четвертом классе Феликс сводил ее к психотерапевту, и тот дал справку, что у нее невроз.

Я побежала за ней, она закричала: «Не смей!»

Тогда я упала перед ней на колени. Не знаю, как это произошло, что со мной случилось — почему я упала на колени перед ней, девчонкой, мерзавкой, только что поднявшей на меня руку?

Кажется, она дико испугалась. Она не бросилась меня поднимать, но прижалась затылком к зеркалу и смотрела на меня с ужасом. А я стояла на коленях и говорить уже не могла, задыхалась.

Это была сцена! Слава Богу, ее никто никогда не увидит, слава Богу — это останется между нами.

— Мама, если ты не встанешь, — сказала она, — я вызову «Скорую» из психбольницы. Они тебя заберут.

— Вызывай, — прошептала я и встала. — Еще что?

— Ничего, — звонко ответила она. — Мы так больше жить не можем.

— Какую травку? — спросила я. — Скажи правду, и я уйду. Какую ты куришь травку?

— Господи, — сморщилась она, — да никакую! В Голландии марихуану продают в аптеках! Если мы один раз, в шутку, покурили с ребятами, это значит, что мы наркоманы?

— Значит, да, — сказала я. — Значит, с вами все кончено.

— Господи, дичь какая! — пробормотала она. — Судишь о вещах, в которых ты ничего не понимаешь!

— Что мне понимать? — закричала я. — Ты не знаешь, что принят закон против наркомании? Ты не знаешь, что наркоманов сажают в тюрьмы, что их ссылают? Ты не знаешь, идиотка, чем это кончается? Ты думаешь, что из тюрьмы возвращаются?

Она зажала уши ладонями.

— Я найду на тебя управу, — прорыдала я и, кажется (совсем глупо!), погрозила ей кулаком. — Ты у меня попрыгаешь!

— Ой, Боже мой! — захохотала она. Щека, которую я ударила, была ярко-малиновой. — Ой, как страшно! Да я тебя завтра упеку в сумасшедший дом! Ты — хулиганка и шизофреничка! Не зря папа ушел! Намучился!

20 мая . Мне нужно искать работу. Деньги кончатся — чем я буду кормить Тролля? Феликс не появляется, с Нюрой мы не разговариваем. Сегодня мне показалось, что кто-то шарил у меня на столе, пока я была в магазине. Интересно, кто и зачем? Нужно проверить, не ошибаюсь ли я.

22 мая . Я не ошиблась. Проверить, что у меня на столе был гость, оказалось проще простого. Cтарый испытанный метод: взяла волосок и положила его на одиннадцатую страницу. Потом засунула книгу с волоском под несколько других толстых книг. Вечером открыла: волосок оказался на шестой! Теперь нужно выяснить самое главное: кто этот гость и зачем ему мои книги?

23 мая. Слава Богу, это не Нюра. Более того, это не Ян. Это тот тип, который был на их вечеринке. Один из сиамских. Нюра сидела у него на коленях, и он ее целовал. Он к ним заходит. Я подслушала телефонный разговор, в котором Нюра сказала кому-то, что Сеня (это он!) живет между Израилем и Бронксом. Я думаю, что за ним и его братом стоит крупная мафия. Просто уверена. Что-то очень страшное, темное. Я ведь ничего не знаю о жизни своей дочери. Откуда, например, у Яна деньги на ростбифы, марихуану и тряпки? Он подарил Нюре кожаные брюки. Ужасные, вульгарные, но, наверное, очень дорогие. Сидят как перчатки. А Ян ведь не из самых богатых. Это ясно, иначе не стали бы они у меня ютиться, сняли бы квартиру, и дело с концом! Сиамские гораздо богаче, так я думаю. Сеня ни разу не приехал к нам на метро, все время на машине. Мне с шестого этажа не разобрать, какая марка, но судя по всему — хорошая. Что за бизнес у него в Израиле и Бронксе?

Как мне пробиться через этот ужас?

24 мая. Снился отвратительный сон. Как будто у меня начались месячные (а у меня их уже года четыре как нет!), и я плыву на пароходе вместе со своей служанкой. Да, со служанкой, может быть, даже с горбатой Тоней, которая меня вырастила. Хотя никто и никогда не применял к ней слова «служанка». Говорили только «няня» или «домработница». Короче, я плыла на пароходе, и вдруг из меня хлынуло. Я испугалась и показала свои пропитанные кровью трусы этой самой служанке, лица которой не помню. И она говорит мне: «Будет встреча. Увидишь родного». И языком пробует мою кровь на вкус.

Я проснулась с криком!

Боюсь открыть глаза и кричу, а потом чувствую — Тролль лижет мне руку.

Как она страшно сказала: «Увидишь родного». Что такое есть в этих словах, от чего мне опять хочется кричать? Кто этот — родной?