Дневник натурщицы

Мы приехали на Бельфорскую улицу (она кстати находится недалеко от меня), поднялись по бесконечной лестнице, и, наконец, оказались на месте. «Странное чувство, когда отпираешь чужую квартиру, не правда-ли? – сказал скульптор, – однажды мне уже приходилось выламывать дверь, эту историю я расскажу вам на обратном пути».

Маленькая, темная прихожая, в которой стояло пара ящиков да несколько проволочных вешалок для одежды. Первая маленькая комната со скошенным потолком была, очевидно, и мастерской, и гостиной, и столовой. Перед одним окном стояла наклонная рама, обтянутая шелковой бумагой, под ней стол, на котором, на тоненькой подушке, лежала черная пластинка с красными линиями. Скульптор, казалось, совершенно забыл о нашем поручении и цели нашего прихода, он немедленно подошел к раме с бумагой и долго и серьезно смотрел на нее. Теперь я увидела, что это была пластинка, покрытая черной краской и там, где острием инструмента была снята краска, виднелась красная медь. Скульптор показал затем на одно место и, не говоря ни слова, обвел его пальцем в воздухе. Я часто встречала этот жест у художников, когда им что-нибудь очень нравится, но они не желают говорить об этом. Я не поняла сразу поняла, что он хотел этим сказать. Через минуту он сказал: «вот, для этой фигуры он хотел еще раз позвать натурщицу и это чуть не стоило двух человеческих жизней!»

Он отошел от работы, но предварительно заметил, как аккуратно и опрятно сложены все инструменты; приятно смотреть! Затем, он рассмеялся и указал пальцем на плющ, растущий в горшке, стоявшем у окна, длинной линией обвивавший пол комнаты и доходящий до самого дивана. Он смеялся над тем, что на каждом четвертом листке стояла дата, так что можно было приблизительно вычислить сколько времени растение находилось у гравера: между первым и последним листком был промежуток около 6-ти лет. Мы еще многое посмотрели бы, но ведь, мы приехали за кое-чем другим. Рядом с комнатой, в которой мы находились, была еще ужасно маленькая темная каморка; Там стояли две узенькие кровати, между ними кухонная табуретка с фарфоровым подсвечником и будильником за 2 марки, сбоку во всю стену висел кусок дешевой материи – это был платяной шкаф! Большого выбора в нем, впрочем, не было: пара брюк с большим множеством заплат, жилет, пиджак, пара старых башмаков и фуражка-этого было достаточно для мужа; для жены я нашла кофту и юбку, пару старых башмаков на резинке, которых уже никто больше не носит и немного белья в довольно пустом, но новеньком комоде. Второй шляпы найти мне не удалось.

Я не хотела бы быть замужем чтобы жить такой жизнью. Ведь у нас, в сравнении с ними была настоящая роскошь. Я взяла еще полотняную скатерть, завернула все в нее, и мы отправились.

«Не примут ли нас за грабителей?» Однако, мы счастливо дошли до нашей кареты.

«Если я не получу скоро заказа, или не продам что-нибудь, то я обанкрочусь – сказал скульптор, – столько денег я и за два года не истратил бы на извозчиков». Некоторое время, затем, он сидел молча и дымил своей сигарой. Затем он опять начал: «как немного по сути надо человеку для счастья. Я думаю, что бедняга плющ доставлял нашему другу больше радости, чем что-нибудь еще. Не следовало бы смеяться над этим, или же если уж и смеяться, то предложить несчастному взамен что-нибудь получше»…