Дневник невестки

Какой академический! Уйдешь в академ – и будешь учиться до пенсии. Нет, девушки, учебу я не бросила. Мне жутко повезло: мы с Антоном занимались в разные смены и с сыном сидели по очереди. Антон уходил к восьми и возвращался в два. В это время я была уже на старте, у меня начиналась первая пара. Мой факультет был рядом, за три минуты я успевала добежать из учебного корпуса в свою комнату, чтобы на перерыве покормить ребенка. Грудью, грудью, чем же еще… Мой сын ел по учебному расписанию, через каждую пару, раз в полтора часа. Я отдавала его Антону и неслась обратно на лекции, мне нужно было хорошо учиться, потому что троечникам стипендия не полагалась.

Одна невестка оказалась очень честной. Она решила вопрос наследства прямым и жестким способом. У ее свекрови все дочки вышли замуж в далекие края, и невестка осталась одна ухаживать за больной свекровью. И вот прошли поминки, и начались вопросики: «А что мы будем делать с маминым домиком? Она же половину завещала невестке…» Тогда невестка взяла и продала домишко по дешевке, а сумму разделила поровну между всеми желающими. Наследники получили копейки, домик ушел с молотка, зато вопрос закрыли, из-за денег не поругался никто.

Через полгода, как и предупреждала меня свекровь, я протянула ноги. Свалилась с температурой, с тяжелым кашлем, но с приятной легкостью на душе. Совесть моя была чиста, я же не просто так на кровати валяюсь, меня сразил недуг – причина уважительная.

Мной овладел чудесный сон, явились бредовые фантазии. «А хорошо бы мотануть на море», – подумала я. Антон мне вызвал «Скорую», и к нам пришла молодая докторша с зеленым чемоданчиком.

Она смотрела по сторонам с опаской. Я не могла понять, а что уж так ее пугает в нашей комнатухе? Наверно, синтетический палас. Отвратительная дерюга грязно-синего цвета, я выбросила его при первой же возможности, но тогда не могла, должен же где-то ползать ребенок.

Докторша достала эту штуку, которой слушают больных. Я задрала промокшую рубашку.

– Тяжелый кашель, хрипы, – определила она и сразу предложила: – Стационар, обследование.

– Нет, не могу, – я испугалась, – у меня ребенок.

– А кто вас заставлял рожать так рано?

Мне показалось, что докторша обиделась. Ей было где-то тридцать с небольшим, но обручального кольца на пальце не имелось. Наверное, ей было интересно поговорить на эту тему, поэтому она и задавала странные вопросы.

– Вас что, насильно, что ли, гнали замуж?

– Нет, нас не гнали, – я прохрипела, – мы сами захотели.

– Иммунитет ослаблен… Чего ж вы дотянули до бронхита?

Я улыбнулась. В двадцать лет болеть не страшно. Я знала, что на третий день воскресну, других вариантов у меня нет.

Какое обследование? Какие лекарства? Соседка Аллочка мне притащила кружку меда, Антон купил в аптеке пачку чая из ромашки и для повышения эффективности народного средства сказал, что в понедельник у него защита. Намек я поняла, замужним девушкам больше недели болеть не рекомендуется. Я выздоровела даже раньше, в воскресенье наступило улучшение. С чудесным исцелением, как обычно, помогла моя родная мама.

Она приехала и снова начала активно удивляться:

– Опять у вас жрать нечего! Как ни открою холодильник – шаром покати!

Мать смоталась в магазин, приволокла печенки, уж не помню, свиной или говяжьей, и кинулась ее тушить у нас в предбаннике на плитке.

– Гемоглобин! – Она кричала. – Гемоглобин ни к черту у тебя! Думай о себе, дура!

Пока шипело и воняло на сковородке, мать сунула нос в нашу душевую и там обнаружила ведро. Это было мое любимое зеленое двенадцатилитровое ведро, на нем я любила сидеть на балконе. Оно оказалось доверху забито грязными ползунками. Памперсов, к вашему сведению, у бедных провинциальных студентов в девяносто восьмом еще не было.

А я и знать не знала ни про какие ползунки! Все три дня моей болезни хозяйством заведовал Антон. В это время очень некстати у нас отключили горячую воду, и он решил не возиться в холодной, а просто швырял испачканное бельишко в ведро. Это был именно тот вид грязи, который не позволяет отправить вещи сразу же в машинку, какашки нужно вытряхнуть, штаны прополоскать и только потом класть с чистой совестью в барабан. Короче, накопилось двенадцать литров. И мать моя еще раз безмерно удивилась.

– Ты для меня этот подарок приготовил? – она спросила зятя. – Или для нее?

Она вышла в комнату и указала пальцем на мою кровать.

– Ты посмотри! Она же мертвая лежит! А ты не можешь постирать за сыном грязные штаны! Конечно! Ручки пачкать ни к чему! Пусть служанка за тобой разгребает!