Проходив некоторое время кругом площади, он указал нам кратчайшую и наиболее безопасную дорогу. Под наблюдением полкового адъютанта (самого автора) и в сопровождении саперов он идет впереди батальона. Он направляется к маленькой деревянной избушке и дает нам понять, что через нее можно попасть в безопасное место.
Саперы работают, гренадеры и офицеры помогают им, и через дым и пламя мы достигаем узенького и извилистого переулка, в котором большая часть лачуг уже сгорела. Это странное место является для нас тем не менее единственным выходом из этого вулкана. Мы идем по черепицам и обломкам; земля жжет наши подошвы. Барабанщики бьют одной рукой в барабан, а другой держат друг друга за платье, чтобы не сбиться с пути. Полковник Морони, батальонный командир Бастида, капитан Дальштейн, Росси, Феррати, лейтенанты Гвидотти, Монфрини, Баклье да и все вообще офицеры ободряют солдат во время этого опасного перехода. А мы, все следуя за саперами и нашим проводником, подходим, наконец, к какой-то стене; в несколько минут ее разрушают; и вот мы на большом поле, на берегу Москвы-реки!
Последнее слабое препятствие, я говорю о стене, разрушенное после пятичасовой борьбы с ужасной стихией, — и мы спасены. С какой радостью вздохнули мы полной грудью на свежем и чистом воздухе. Было два часа утра; собирался дождь.
Только что батальон построился на этом лугу, как некоторые закричали, что судьба нам благоприятствует, так как они увидели приближающихся казаков. Побежали в указанном направлении, но полковой адъютант, посланный посмотреть, в чем дело, увидал только толпу несчастных, бродивших без пристанища. Испуганные нашим неожиданным появлением, они кинулись бежать в беспорядке, с криками и плачем.
Мы нагнали некоторых и хотели ободрить их; но они так перепугались, что пришлось оставить их в покое.
Мы направились к нашему кварталу, но его уже не было. В наше отсутствие он целиком сгорел. Зато мы получили приказ отправиться в Петровский дворец, вокруг которого мы под проливным дождем расположились биваком.
И как требовать от солдата, привыкшего обходиться без всяких удобств и считать победу своим провидением, как требовать от него, чтобы он не проматывал безрассудно добычу, которой у него по горло?
Я не могу здесь удержаться, чтобы не изобразить странный вид нашего лагеря в данный момент. Среди обработанных, размокших от дождя полей виднеются не скромные бивачные огни, а настоящие праздничные костры, на которых горят картины и роскошная мебель. Кругом, на изящных стульях, на обитых шелком диванах, сидят покрытые грязью и черные от дыма офицеры и солдаты. По земле, в грязи, разбросаны там и сям кашемировые шали, дорогие сибирские меха, персидская парча; дальше, вокруг кастрюлек, стоят серебряные блюда и чашки.
Большинство солдат, одни для шутки, другие для за шиты от дождя, переменили свою изношенную одежду на найденную в Москве. Один нарядился казаком, другой башкиром, третий китайцем, у того на голове персидский чепец, этот надел женское платье, а товарищ его рядом нарядился попом; в то же время искусные и неумелые руки играют на роялях, флейтах, скрипках, гитарах, производя большей частью самые нестройные звуки. Настоящий карнавал!
Сильный дождь, идущий несколько дней, ярость ветра и пожара.
За последние дни было только несколько отдельных и незначительных пожаров.
Итак, мы среди дымящихся обломков, грозящих падением стен и наполовину уничтоженных деревьев. Многочисленные столбы с надписями издали кажутся одинокими колоннами или памятниками на обширном кладбище. Смрад подымается от этой груды пепла и пропитывает нашу одежду.